Дыши (ЛП) - Эшли Кристен

— Увидев тебя в этом платье, в котором ты просидела рядом со мной весь вечер, я знал, что позже сниму его с тебя, — пробормотал он себе под нос, его рука скользнула вниз по моему животу, так что кончики пальцев могли провести по поясу моих трусиков.

Ему понравились трусики. Приятно знать, но ничего нового.

— Эй? — позвала я, и его глаза встретились с моим взглядом. — Мы ссоримся, помнишь?

Две вещи произошли одновременно. Губы Чейза оказались на расстоянии одного вдоха от моих губ, и рука Чейза скользнула мне в трусики.

Я перестала дышать.

— Готовься, детка, скоро ты узнаешь кое-что новое.

— И что же это? — ехидно спросила я (но все еще задыхаясь, что, к сожалению, свело мое ехидство на нет), опуская руки ему на плечи, готовая оттолкнуть.

— Примирительный секс, — ответил он, его пальцы в моих трусиках задвигались так, как мне нравилось, по животу резко разлилось тепло, и вместо того, чтобы оттолкнуть (frak!), я вцепилась в его пиджак.

Сопротивляясь его притяжению, я рявкнула:

— Мы еще не закончили ссориться.

— Закончили.

— Нет, не закончили.

Его средний палец сильно задел клитор, а затем проник глубоко внутрь, и это было так чертовски приятно, что я задохнулась, мои бедра дернулись, но остальное тело растаяло под ним.

Я была как в тумане, но все еще чувствовала его улыбку на своих губах, когда он пробормотал:

— О, да, закончили.

Потом он поцеловал меня, и мы закончили.

Закончили с ссорой.

Но не с другим занятием.

Секс, как я уже говорила, был потрясающим.

Примирительный секс был не от мира сего.

Повышенные эмоции не только способствовали эффектным поцелуям, но и всему остальному.

Я не думала, что кто-то из нас сдерживался во время секса. Иногда Чейз контролировал интенсивность. Редко, но могло случиться так, что я немного робела из-за наготы, но Чейз чувствовал это и никогда не настаивал.

Но после того, как вы чуть не расстались с любимым парнем, хотя его лучший друг предупреждал вас не делать этого. После его откровения, что он лишь мельком взглянул на вас и понял, что хочет провести остаток своей жизни с вами, а затем поделился с вами своими самыми глубокими, самыми темными секретами, которые были очень глубокими и пугающе темными. После этого вы ни о чем не думали.

Ни о чем.

Но с помощью друг с друга, этих эмоций и всего остального вы должны были избавиться от плохого и призвать хорошее.

И это хорошее было приятно.

Это были руки, рты, пальцы, языки, перекатывающиеся, дергающие за одежду, сбивающие обувь, отбрасывающие их, затем сжимающие, царапающие, облизывающие, сосущие, кусающие, движущиеся, задыхающиеся, стонущие, хнычущие и рычащие.

Затем Чейз взял верх и поставил меня на колени, и за две секунды до наступления моего оргазма, он вырвался из меня, лег на спину и дернул меня на себя, заставив скакать на нем. Что я и сделала, жестко, с закрытыми глазами, мои бедра двигались быстро, глубоко вдавливаясь, мои руки скользили по его груди.

Затем я оказалась на спине, Чейз двигался между моими бедрами, опираясь одной рукой о матрас, а другой — орудуя между моих ног, надавливая большим пальцем как раз там, где мне было нужно.

И, о боже, это было приятно.

Так приятно, что я снова была так близко, что это не было приятно. Это было фантастически.

Чейз вошел глубоко, врезавшись в мои бедра, и замер.

— Фэй, — прорычал он, и я повернула голову к нему и попыталась сфокусировать на нем взгляд. — Никто не войдет сюда, кроме меня, — заявил он, все глубже вдавливаясь в меня.

— Хорошо, — выдохнула я.

— Никто, Фэй.

— Хорошо, милый.

Он вышел, ворвался и снова замер.

— Никогда, Фэй.

— Никогда, Чейз.

Он вышел, ворвался, снова замер и приказал:

— Повтори еще раз.

— Никогда.

Еще один удар и вращение:

— Назови мое имя, детка.

— Чейз, — захныкала я, извиваясь под ним, будучи так чертовски близко к оргазму.

Отпустив мое колено, он опустился на предплечье рядом со мной. Просунул руку мне под затылок, и его пальцы сомкнулись вокруг моей шеи сзади.

Я тут же закинула ногу на его бедро и запрокинула голову. Прижавшись губами к моим губам, он прошептал:

— Ты меня любишь?

— Да, — выдохнула я.

— Навсегда?

Он не толкался сильно и глубоко. Его ритм стал более плавным, нежным, прекрасным, и я, наконец, сосредоточилась на нем, мои руки скользнули вокруг него, чтобы крепко обнять.

— Навсегда, — прошептала я.

Чейз наклонил голову и поцеловал меня, его язык скользнул мне в рот, и я кончила.

Его толчки стали быстрее, мощнее, проникая глубже, и я почувствовала, как он достигает собственного освобождения, уткнувшись лицом мне в шею и низко застонав.

Он начал скользить внутрь и наружу, и мне это тоже понравилось, прежде чем войти глубоко и остановиться, в этот момент один из его локонов привлек мое внимание. Моя рука, двигаясь по собственной воле, поднялась вверх по его спине, пальцы сомкнулись на локоне, и я слегка потянули за него, вызывая при этом легкую, счастливую дрожь.

— Судя по всему, — пробормотал он мне в шею, — я не устал.

Я закрыла глаза, отпустила его локон и обвила его бедро другой ногой, чтобы крепко обнять его всеми доступными мне средствами.

— Но, к сожалению, — продолжил он, — когда ты так сильно злишься и не ссылаешься на гиковскую хрень, ты говоришь чертовски разумные вещи.

Это означало, что я прорвалась.

Спасибо, Господи, я прорвалась к нему.

Я открыла глаза и наклонила голову так, чтобы коснуться губами местечка под его ухом, непослушные завитки щекотали мою верхнюю губу, и я прошептала:

— Чейз.

Он поднял голову, и у меня перехватило дыхание от выражения его лица, тепла, сожаления и чего-то еще, чего-то огромного, чего-то такого, что заставило сердце учащенно забиться.

— Я должен был сказать тебе раньше. Должен был доверять тебе. Должен был понять по всему, что ты мне говорила, какой ты была со мной и с Малахией, что ты справишься. Я был неправ, детка, и я облажался. Но я люблю тебя, Фэй, и защита, идущая рука об руку с любовью, — это все, что я знаю, — тихо признался он.

Моя грудь сжалась, а глаза начало щипать.

То, что я увидела в выражении его лица, было любовью.

Он любил меня.

Любил меня.

— Ты любишь меня? — прошептала я, просто чтобы подтвердить.

— Влюбился в тебя в продуктовом магазине, а ты даже не знала, что я там был.

— Наверное, — призналась я, и уголки его губ приподнялись, но это было не дразняще и мило, а странно грустно.

— Потом ты влюбилась в меня, но я этого не знал. Ты хотела меня, я хотел тебя, я слишком долго ждал того, что хотел, и прое*ал свою жизнь.

— Ты не прое*ал свою жизнь, Чейз.

— Если бы я сделал к тебе шаг, когда захотел, последние семь лет лежал бы с тобой в моей постели, и Мисти не приметила бы меня. Тай бы не…

Я сжала его всеми конечностями и резко прошептал:

— Остановись.

Он закрыл рот.

— Того, что произошло не изменить, но одно изменить можно, — это твое чувство, что весь мир лежит на твоих плечах. И еще одно, что ты понял с тех пор, как заболела твоя мама, — ты считаешь, что несешь ответственность за все вокруг и можешь это исправить, сделать лучше или, по крайней мере, смягчить падение каждого. Твой отец, когда ты рос, тоже должен был защищать тебя от этого. Но он явно этого не делал, доказав, что он худший отец не только в мире, но и в истории.

— Не хочу его оправдывать, милая, но живя тем, чем жил я, ребенка не убережешь.

— Это спорно, и ты прав, я не жила этим, но права ли я, утверждая, что он и не пытался?

Чейз выскользнул из меня, перекатил нас на бок, убрал волосы с моего лица, но продолжал держать в них пальцы, прежде чем тихо ответил:

— Ты права. Он не пытался.

Обе его руки крепко сомкнулись вокруг меня, прижимая теснее, хотя и не отпуская моих волос, но его ноги переплелись с моими, и он продолжил.