Помни Рубена. Перпетуя, или Привычка к несчастью - Монго Бети

С того дня, смущенно признавалась Анна-Мария, Перпетуя стала избегать ее, решительно уклоняясь от всяких откровенных разговоров: то ли потому, что Анна-Мария отказалась понять ее, го ли потому, что молодая женщина сочла себя теперь достаточно зрелой и решила сама распоряжаться своей судьбой. А потом события начали развиваться с такой головокружительной быстротой, что Анне-Марии некогда было выяснять, в чем причина отчуждения Перпетуи.

Эссола подумал, что идея неукоснительного подчинения мужу, которую проповедовала Анна-Мария, не случайно вызвала такую реакцию у Перпетуи, очевидно, она была разочарована, а может быть, и глубоко уязвлена, так как в глубине души по-прежнему мечтала о равенстве и сохранении достоинства.

Но как же тогда объяснить тот факт, что, проявив такое отвращение к полицейскому, Перпетуя в конце концов вступила в связь с этим человеком? Да, да, Перпетуя все-таки стала любовницей М’Барг Онаны и принимала его на супружеском ложе, рядом с невинной колыбелью Ванделина. Может быть, после того, как ее принудили к этому, молодой женщине до такой степени стало все противно, что она решила больше не сопротивляться и смириться со всей этой гнусностью, подобно многим слабым душам, хотя сама была не из их числа? А может быть, ее убедили трезвые, хоть и мерзкие, аргументы мужа? Или, может быть, на нее оказывали какое-то давление, угрожали ей, и она просто не осмелилась сказать об этом Анне-Марии? А возможно, ее в конце концов покорили страсть и сказочная щедрость комиссара, его предупредительность, его ласки — весь этот волшебный блеск, перед которым не устояла добродетель молодой женщины, воспитанной в скромности и целомудрии? А может быть (так думала Анна-Мария, хотя и не смела утверждать это с полной определенностью), ее толкнула на это жалость или что-то вроде материнской привязанности к недалекому мужу, которому ей хотелось обеспечить положение и доставить радость, за что, как она полагала, он будет признателен ей всю жизнь? Или Перпетуя рассчитывала таким путем облегчить участь сосланного брата? Не исключена возможность, что несколько причин заставили ее решиться на этот шаг.

«Как трудно понять жизнь другого человека», — думал Эссола. Среди множества предположений он не мог окончательно остановиться ни на одном — как будто любви к брату было мало, чтобы заставить Перпетую окунуться в океан грязи, ведь она так хотела подать хоть какую-то надежду узнику, в этом был смысл ее самоотречения, ибо она знала, что пути назад нет. Иначе невозможно понять, как Перпетуя могла столь долгое время сносить скотство комиссара!

Случалось, полицейский всю ночь не оставлял Перпетую в покое, и ее стоны будили Ванделина. Думая, что мать обижают, ребенок начинал так горько плакать, что ей надо было утешать и успокаивать его. Пришлось укладывать его спать в крохотной гостиной, но тогда мальчика мучили кошмары.

Какое бы событие ни происходило в Зомботауне, оно сразу же становилось известно всем, поэтому, несмотря на все предосторожности комиссара, не желавшего компрометировать Эдуарда, его связь с Перпетуей ни для кого не осталась тайной. И Эссолу неотступно преследовала все та же навязчивая мысль: как могла его сестра вынесет и все это? Ведь ей не раз доводилось слышать и злые насмешки, и прозрачные намеки даже от друзей Жан-Дюпона, которые до той поры очень тепло относились к ней, но теперь усмотрели в ее поведении возврат к варварским обычаям, с которыми давно уже распростились даже в деревнях, где такого рода отношения считались непристойными. Как могла Перпетуя так долго терпеть все это?

Бывший узник лагеря Мундонго не в силах был понять того упорства, с каким Перпетуя стремилась изменить его судьбу, хотя из рассказов Анны-Марии со всей очевидностью понял, что сестра прилагала к этому все усилия. У Эссолы не было никаких сомнений в том, что полицейский обманывал ее, как не было сомнений и в том, что Перпетуя не подозревала об обмане и до последнего своего дня верила, что ее старания достигнут желаемого результата. Ей и в голову не приходило, что ни ее письма, ни ее посылки не доходят до узника, ее ввело в заблуждение то, что полицейский выполнил первую часть своих обещаний — единственное, что было ему под силу: Эдуард вскоре с блеском прошел по конкурсу на должность полицейского чиновника по гражданским делам. Экзаменационные темы он узнавал за два дня до экзаменов, так что спокойно мог заранее к ним подготовиться и оказался в числе первой пятерки.

Через несколько дней после того, как были оглашены результаты конкурса, Эдуард устроил пышное празднество под огромным навесом из пальмовых веток, сооруженным во дворе. На самых почетных местах восседали Замбо, здоровье которого сильно пошатнулось, и его четыре жены, рискнувшие ради такого события покинуть свою деревню, затем следовали приверженцы клана Жан-Дюпона, все они были, конечно, тоже приглашены, хотя в связи с этим новоиспеченный чиновник национальной полиции оказался в довольно сложном положении. На празднестве присутствовали также и бывшие коллеги Эдуарда из управления финансов, с которыми ему хотелось проститься. По свидетельству Анны-Марии, которая знала об этом со слов Перпетуи, Эдуард отпраздновал свое назначение с большей пышностью, чем свадьбу. Несмотря на чрезвычайное положение в стране, гости ели, пили и танцевали весь вечер и всю ночь, так как новоиспеченный чиновник получил на это специальное разрешение местных властей. Он был поистине великолепен в своем темно-синем тергалевом костюме, сшитом недавно на заказ, и в ослепительно белой рубашке с кашемировым галстуком гранатового цвета, лицо Эдуарда прямо-таки сияло от радости, во всем его облике появилась какая-то необычная решимость, это был совсем другой человек — казалось, Эдуард обрел наконец покой, по крайней мере все так думали.

На другой же день он получил назначение в отдел, связанный с центральным комиссариатом Ойоло. После нескольких месяцев обучения, в течение которых Эдуард но утрам ходил на занятия, а после обеда рабогал в одном из отделов центрального комиссариата. ему предложили продлить испытательный срок, а затем он должен был получить более высокую должность, чем та, на которую он мог претендовать после конкурса. Перпетую скорее забавляло, чем удивляло поведение мужа, ей казалось, что за это время Эдуард перешагнул сразу несколько ступеней в своей профессии. Недостаток способностей он старался восполнить неуемной энергией, он развил бурную деятельность, прямо-таки из кожи лез и с энтузиазмом брался за любое, самое пустяковое дело, стараясь непременно довести его до конца. Руководство высоко ценило его рвение, а непосредственное начальство побаивалось, усматривая в этом угрозу для себя, сослуживцы же удивлялись, глядя на него, и считали Эдуарда не совсем нормальным.

Примерно в это же время М’Барг Онана получил давно обещанный ему пост и стал главным комиссаром Ойоло. Он тоже устроил празднество. М’Барг Онана занимал просторную виллу, расположенную в одном из самых роскошных кварталов. Перпетуя, которая тоже была приглашена вместе с мужем, растерялась, оказавшись среди всех этих сановников, черных и белых, среди увешанных медалями офицеров — это были люди один именитее другого. Впервые оказавшись в доме, где жил ее любовник, Перпетуя была поражена роскошью этого сказочного дворца. Стало быть, детское воображение не обмануло ее? Ведь именно в гаком доме она часто представляла себя живущей вместе с братом, которому его дипломы, несомненно, должны были обеспечить высокую должность.

— Можно подумать, — говорила она на другой день Анне-Марии, — можно подумать, что мы вечно мечтаем за других. В часы бессонницы или одиночества мы не устаем придумывать для себя счастливое безоблачное будущее, мы изнемогаем под тяжестью этой лихорадочной работы фантазии, она опустошает и изнуряет нас. А в один прекрасный день нам открывается ужасная истина: наши мечты воплотились в жизнь, но только не для нас, а для тех, кто и пальцем не пошевелил, чтобы осуществить эти волшебные мечты. Жена главного комиссара, толстая, тупая коротышка, наверняка и мечтать не смела о таком чудесном доме — у нее на это просто не хватило бы воображения. И что же, этот дом ей, можно сказать, упал с неба. А для некоторых, — продолжала Перпетуя, — блага, о которых они так мечтали, уже не имеют прежней цены в тот момент, когда они их достигают.

Да и в самом деле, разве эти сбывшиеся надежды прибавляют что-нибудь к заложенной в каждом из нас жажде счастья? Ведь они всего-навсего возмещают, да и то далеко не полностью, те потери, на которые жизнь обрекает человека. Взять хотя бы горести и унижения, которые довелось пережить супружеской чете до того дня, когда Эдуард получил наконец свою должность. Сколько огорчений испытали они с той поры, как он взлелеял мечту о высоком назначении, и теперь, когда мечта его сбылась, она едва ли могла возместить все эти муки, а о счастье, о полноте чувств и говорить нечего.