Keeping 13 - Хлоя Уолш

лишить ее этого. — Просто скажи мне, что тебе от меня нужно.

— Я просто хочу уйти, — всхлипнула она. — Я хочу уйти и никогда не возвращаться.

— Но ты этого не сделаешь. — Запаниковав, я приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть на меня. — Ты ведь не бросишь меня, правда?

— Я не п-подхожу тебе, — икнула она. — Ты скоро это п-поймешь.

— Чушь собачья. — Обхватив ее лицо руками, я наклонился ближе, прижимаясь своим лбом к ее. — Это чушь собачья, Шэннон, — повторил я грубым тоном, не сводя с нее глаз. — Я не хочу, чтобы ты повторяла это снова, хорошо?

Шмыгнув носом, она кивнула и крепче обняла меня за талию. — Хорошо.

Яростная волна желания защитить с ревом пробудилась внутри меня, и каждый мой инстинкт требовал, чтобы я сделал именно это; защитил ее. Сделай что-нибудь. Сделай что-нибудь…

Я бросил быстрый взгляд вокруг нас, обдумывая свой следующий шаг, прежде чем выбросить полотенце. — Пойдем, — сказал я, беря ее за руку в свою. — Пошли. — Вспомнив, что ключи Гибси все еще у меня в кармане, я повел ее к серебристому Фокусу. Шэннон молча шла рядом со мной, не задавая вопросов. Она просто следовала за мной. Это было такое неприкрытое проявление ее вопиющей уязвимости, что привело меня в ужас. Я мог бы отвезти ее куда угодно, но когда я открыл машину, она просто забралась на пассажирское сиденье, не сказав ни слова и не задав ни одного вопроса.

Тихо пошатываясь, я закрыл ее дверь и обошел машину, прежде чем занять свое место на водительском сиденье. Пристегнувшись, я откинул спинку сиденья до упора и поставил ноги на педали. Я осторожно нажал на педали, проверяя давление в ногах.

Неплохо.

Повернув ключ в замке зажигания, я завел двигатель, включил дворники и медленно выехал задним ходом с парковки, на которую этим утром поспешно заехал Гибси.

— Нас собираются арестовать? — Спросила Шэннон, нарушив молчание, пока мы ехали по длинной, заросшей лесом аллее. — За то, что забрал его машину?

— Нет, Шэн, нас не арестуют, — усмехнулся я, останавливаясь у главного входа. Включив индикатор, я перегнулся через руль и посмотрел на дорогу. — Я отправлю ему сообщение позже и дам ему знать.

— О. — Кивнув, она сложила руки на коленях. — Хорошо.

Выехав на главную дорогу, я опустил руку на рычаг переключения передач и переключился на третью, затем на четвертую, прежде чем, наконец, остановился на пятой, когда стрелка спидометра поползла вверх вместе с моим ощущением свободы.

Впервые за несколько недель почувствовав, что я контролирую ситуацию, я нажал на педаль газа и изо всех сил включил Gibsie Focus, все время жалея, что мы не в моей Audi.

В отличие от прошлого, Шэннон не жаловалась на мое вождение. Вместо этого она опустила окно и прислонилась щекой к двери, мягко улыбаясь, когда ветер дул ей в лицо.

Мы не могли вернуться в дом Шэннон, потому что, помимо того факта, что мне было запрещено переступать порог дома, я, вероятно, причинил бы серьезный физический вред ее брату, и мы не могли вернуться ко мне домой, потому что, если бы я выехал на подъездную дорожку за рулем машины, моя мать, вероятно, причинила бы серьезный физический вред мне.

Одним из лучших моментов жизни на южном побережье Ирландии было то, что вы никогда не были далеко от воды, поэтому я свернул на прибрежную дорогу, полностью отказавшись от Баллилаггина. Была половина десятого утра, и, за исключением случайного выгула собак, мы должны были немного отдохнуть.

— Ты не собираешься спросить меня, куда мы направляемся? — Спросил я, бросив быстрый косой взгляд в ее сторону, прежде чем снова сосредоточиться на узкой, изрытой выбоинами дороге передо мной.

— Нет, — тихо ответила она.

— Нет? — Я приподнял бровь. — Почему нет?

Она открыла глаза и повернулась, чтобы посмотреть на меня. — Потому что я доверяю тебе.

Ну и дерьмо.

Потянувшись, я взял ее правую руку в свою и положил себе на колени.

Несколько часов спустя мы с Шэннон совершали, должно быть, сотый круг по пляжу, и я старался не слишком думать о своем желудке. Я съел весь свой дневной запас вскоре после того, как припарковался сегодня утром — протеиновые коктейли и все такое, — и все еще умирал с голоду. Я списывал свой голод на морской воздух, потому что, черт возьми, у меня было недостаточно энергии, чтобы испытывать жажду мяса, если только попытки сохранять трезвую голову с Шэннон в непосредственной близости не представляли собой такой напряженной деятельности. Мое сердце, конечно, так и думало, поскольку оно совершало круги в моей груди, прыгая, как гребаный отбойный молоток. Или, может быть, это нервы заставляли меня проголодаться? Черт, я никогда не был нервным человеком, но, Господи, эта девушка творила странные вещи с моей внутренней системой.

Идя в ногу с Шэннон, я заставлял свои ноги двигаться, концентрируясь на том, чтобы ставить одну ногу перед другой и просто двигаться. Она никак не прокомментировала мой темп или то, как чертовски жалко я выглядел, когда неуклюже ковылял рядом с ней, разминая затекшие мышцы.

Время от времени я проверял ситуацию, слегка отстраняясь от нее или незаметно отходя на несколько футов за пределы досягаемости, притворяясь, что смотрю на что-то, чего там не было, в то время как я затаил дыхание и ждал, каким будет ее следующий шаг. Она каждый раз пугливо сокращала пространство, придвигаясь все ближе и ближе, пока не оказалась боком ко мне. Я проделал это по меньшей мере четыре раза, просто чтобы убедиться, что это было то, где она хотела быть — со мной, — потому что иногда меня пугало незнание того, что творилось у нее в голове.

Время от времени она останавливалась на пару минут, чтобы проверить ракушку на песке или притвориться, что поправляет колготки, но я знал, что это чушь собачья. Она ставила мне подножки. Она останавливалась, чтобы я мог отдохнуть.

На нас лил дождь, но Шэннон это, казалось, не беспокоило. Казалось, она была совершенно довольна тем, что находится здесь со мной.

Она тоже снова заговорила, отвечая на все глупые вопросы, которые мог придумать мой мозг, пока мы бродили бок о бок по камням и мокрому песку. Чем более случайными и бессмысленными были мои вопросы, тем больше Шэннон расслаблялась, поэтому я спрашивал ее обо всем: от ее предпочтений между Nike и Adidas до ее взглядов на теорию большого взрыва, пока она не засмеялась и не заговорила свободно. Я отбросил все дурацкие мысли и воспоминания, какие только мог, чтобы сохранить