Остановка на Медленном Году (сборник) - Фредерик Пол

И так далее. До бесконечности. А потом внезапно все кончилось. Без малейшей паузы доктор Роза Мак-Кьюн стала диктовать ему письменный тест, который оказался еще скучнее и длиннее, а ему приходилось обнаженным все это время стоять на уставших ногах.

— Конечно, — сказал Деккер отцу, вернувшись в меблированную комнату, которую они сняли на время экзаменов, — они пытались меня отвлечь, я это знаю. Заставляли меня раздеться, да еще стоять без браслетов.

— Они придираются к марсианам, — ответил отец, — придется тебе к этому привыкнуть.

— Привыкну. Впрочем, я уже привык. Во всяком случае, я думаю, что теперь могу большую часть времени обходиться без браслетов. И еще, все это очень забавно. Скажем, вопросы теста: «Когда вы в последний раз говорили с Господом Богом?» Или «Ваш кал плотный и темный?» По крайней мере, у них есть чувство юмора.

— Все психологические тесты странные. Психология — вообще довольно забавная наука, — сказал отец и замолчал, откашливаясь.

Прочистив горло, он вновь наполнил свой стакан, и добавил:

— Главное — ты прошел.

— Этого я еще не знаю наверняка. Она ничего не сказала.

— Если она не сказала, что ты провалился, значит, ты прошел, ты ведь — марсианин, естественно, ты умеешь справляться со стрессом.

Болдон Де Во встал, прохромал к крохотному холодильнику, чтобы добыть из него еще несколько кубиков льда. Деккер осознал, что выглядит он еще более слабым и больным, чем когда бы то ни было. Этот климат был ему вреден.

— Сколько ты собираешься здесь оставаться? — спросил он.

— Пока ты не поступишь в академию. А теперь послушай, я нанял для тебя преподавателя. Зовут его Маркус Хэгленд. Он сам прошел все курсы, но прежде чем он успел получить назначение, его под каким-то предлогом выгнали. Тебе придется продолжать занятия, Дек.

— Я знаю.

— Я знаю, что ты знаешь, — сказал отец, вновь усаживаясь в кресло. — Ты когда-нибудь слышал, как марсиане называют это место?

— Я даже не знал, что здесь есть марсиане?

— Смышленых нет, они давно уже покинули Денвер, но те, что остались, зовут это место «Болотным городом». Таков он и есть, холодный, сырой и жалкий. В мое время в академии я ненавидел его, и еще больше ненавижу сейчас. Слава богу, что, по крайней мере, нет снега.

— А я был бы не против посмотреть на снег, — сказал Деккер.

Отец кивнул.

— Я тоже когда-то так думал, — сказал он, — когда впервые сюда приехал, — он помолчал, взглянул на сына и улыбнулся. — Дек, помнишь, что я подарил тебе перед отъездом? Маленького набитого зверя?

— Я зову его Храбрым Мишкой, — ответил Деккер, внезапно почувствовав себя неуютно: он не привык к сентиментальным воспоминаниям своего давно потерянного отца.

— Не думаю, что он у тебя сохранился, — сказал отец, почти тоскливо.

— Но я сохранил, хотя здесь его нет. Но я никому его не отдал.

Отец кивнул. Деккер не мог бы сказать, доволен старик или нет. Отец отхлебнул из стакана, а потом сказал:

— Что касается этих марсиан в Денвере. Они не принесут нам ничего хорошего, Дек, и у нас нет времени на визиты. Маркус появится здесь рано утром, и тогда все, что ты сможешь себе позволить с данного момента и до экзамена, — это заниматься.

Как выяснилось, это было чистой правдой. Наставник прибыл и пробыл у них весь день, и весь день ушел на занятия. Деккер не был уверен, нравится ли ему этот наставник. Маркус Хэгланд, конечно, был марсианином, но необычно мрачным, иногда даже враждебным. Его терзал кашель, почти такой же жестокий, как Болдона Де Во, и когда Деккер воспользовался паузой, Чтобы спросить его, почему он остался в Денвере, тот в ответ только сказал:

— Все изменится.

— Изменится как? — спросил Деккер, но Маркус лишь покачал головой.

— Единственно возможным образом, — ответил он. — А теперь, давай вернемся к нашим кривым траекторий. При первой приблизительной оценке ты можешь игнорировать все, кроме крупных планет на расстоянии сотни миллионов километров или около того от твоей траектории и само Солнце, но потом, когда тебе понадобится расписать детали корректировочных взрывов…

И так далее, и так далее. После первых нескольких дней Деккер уже стал удивляться, действительно ли за стенами меблированной комнаты существует какой-то город. Сама комната была не намного меньше их квартиры в Найроби, но пахло здесь хуже, и к тому же было холоднее.

Холод был определенным преимуществом. Деккер так и не смог привыкнуть к кенийской жаре. Другим большим плюсом было то, что если Деккер выползал на запасной выход и как можно дальше перегибался через ржавые перила, он мог разглядеть далекую гору, как шапкой накрытую комплексом зданий, штаб-квартиры проекта Оорт. Самих зданий он, естественно, различить не мог, просто случайный отблеск окна, когда солнце падало в стекло под определенным углом. Но штаб-квартира была рядом. Именно там он проходил психологический тест, именно туда он попадет — если сдаст экзамен.

На этом он каждый раз заставлял себя вернуться к своему экрану и занятиям. Как бы он ни был занят, у Деккера хватало времени, чтобы заметить, что отец не только больше кашляет, но и тяжело пьет. Наблюдения эти не носили личного характера, поскольку в комнате, которую он делил с сыном, Болдон Де Во пил на удивление мало. Так что он уходил сам по себе — «Так чтобы я не отрывал тебя от работы» — и возвращался, кашляя И пошатываясь.

Единственное, что было хорошего в данной ситуации, было то, что нрав его чуть смягчился, смягчился настолько, чтобы возвращаясь домой окруженный запахом самого дешевого, какого ему удавалось найти ликера, соглашался разговаривать с сыном.

Деккеру это нравилось. Ему нравилось слушать рассказы отца об Оорте — не о наркотиках и несчастном случае, но о чувстве товарищества, нужности своего дела, возбуждении.

— Иногда мне кажется, что тебе хотелось бы вернуться, — сказал Деккер.

Отец уставился на него в упор

— Черт побери, мальчик, какой смысл в пустых желаниях?

Но потом он смягчился.

— Если бы я чего-нибудь и пожелал, то мне бы хотелось, чтобы ты был бы уже в академии, так чтобы я мог убраться отсюда и вернуться в Кению. Быть может, познакомлюсь с твоими расфуфыренными друзьями мао-мао и получу приглашение на их ферму.

Деккер впервые услышал, как его отец употребляет термин «мао-мао».

— Я не знал, что ты знаешь о мао-мао, — сказал он.

— Как можно жить в Найроби и не знать об этом? Большинство никогда больше не упоминает о мао-мао. Им не хочется никому напоминать, что их предки напропалую насиловали маленьких девочек и резали младенцев. Но их нельзя за это винить. Это было очень давно. Вся планета была тогда иной. Все тогда вели здесь войны, и некоторые из них были гораздо хуже того, что творили мао-мао.