История Рима (с иллюстрациями) - Сергей Ковалёв

Весной 200 г. на Балканский полуостров было направлено римское по­сольство из трех человек с целью привлечь к антимакедонской коалиции греческие государства и предъявить Филиппу такие требования, которые он заведомо не мог бы выполнить. Последнее было необходимо сенату, чтобы создать перелом в римском общественном мнении, явно враждеб­ном войне.

Первую задачу решить почти не удалось. Хотя послы горячо агитиро­вали в Греции за войну с Филиппом, выставляя римлян в качестве освобо­дителей Эллады, однако греческие общины держались выжидательно и не давали никаких обязательств. Только Афины, у которых возник острый конфликт с Филиппом, объявили ему войну, да и то не по настоянию рим­лян, а по предложению Аттала.

Один из римских послов прибыл к Филиппу, который в этот момент был занят осадой г. Абидоса на азиатском берегу Геллеспонта. Царю был предъявлен ультиматум прекратить всякие враждебные действия против греков, вернуть Египту его владения, а все спорные вопросы между Маке­донией, Пергамом и Родосом передать на решение третейского суда. Фи­липп отказался выполнить эти требования, и постановлением римских комиций ему была объявлена война[180]. Характерно для мирных настроений народной массы, что при первом голосовании центурии отклонили пред­ложение, и только по настоянию консула вторичное голосование дало положительный результат[181]. Осенью два римских легиона, набранных из добровольцев, ветеранов Второй Пунической войны, под начальством кон­сула Публия Сульпиция Гальбы переправились в Аполлонию и начали войну нападением на иллирийские владения Филиппа. Одновременно от­крылись военные действия у Афин.

Тем временем римское посольство продолжало свою дипломатическую миссию. Оставалось убедить Антиоха сохранить нейтралитет во время войны Рима с Македонией. Царю дали понять, что римляне предоставля­ют ему свободу действий по отношению к Египту. Хотя Антиох не дал определенного ответа, но фактически оставался нейтральным на всем про­тяжении Македонской войны. Этот факт весьма показателен для Антиоха в частности и для политики эллинистических монархий в их взаимоотно­шениях с Римом вообще. Ни разу на протяжении своих войн на Востоке римляне не встречали единого фронта эллинистических государств. Про­тиворечия между последними были настолько велики, что мешали образо­ванию единой антиримской коалиции, которая одна только могла бы их спасти. В частности, Антиох, боясь усиления Филиппа, предоставил свое­го союзника его собственной судьбе, предпочитая под шумок забрать си­рийские владения Египта. За такую близорукую политику Антиох очень скоро был наказан.

Первые два года Македонской войны прошли без решающих успехов. Однако скоро к войне присоединились этоляне. Дарданы и иллирияне с самого начала были римскими союзниками. Родосский и пергамский фло­ты действовали вместе с римским в Эгейском море и у побережья Маке­донии.

Летом 199 г. Публий Сульпиций через Иллирию вторгся в Север­ную Македонию Филипп избегал решительного сражения, боясь чис­ленного превосходства противника. К осени римляне вернулись на свою иллирийскую базу, не добившись серьезных успехов. Это дало возможность Филиппу бросить все силы против дарданов, напавших на Македонию с севера, и этолян, вторгшихся в Фессалию.

В кампанию следующего, 198 г. римское командование предполагало из Иллирии проникнуть в Грецию и соединиться с этолянами. Но Филипп занял сильные позиции в горных проходах, ведущих в Эпир и Фессалию. Римляне в бездействии стояли против него лагерем.

Оживление наступило только с появлением на театре военных действий консула 198 г. Тита Квинкция Фламинина с большими подкреплениями. Это был молодой еще человек лет 30, энергичный, способный и крайне честолюбивый. Он принадлежал к сципионовскому кругу, был горячим поклонником греческой культуры и мечтал стать освободителем Греции от ига Македонии. Если к этому добавить, что Фламинин обладал боль­шими дипломатическими способностями, то его назначение на Балкан­ский полуостров будет вполне понятным.

Вскоре после прибытия Фламинина была сделана попытка начать мир­ные переговоры. Римский консул поставил первым условием очищение Македонией всех греческих территорий. Филипп, конечно, отказал, тем более что он чувствовал себя очень твердо на своих неприступных пози­циях. Однако Фламинину с помощью местных проводников удалось обой­ти македонские позиции. Филипп отступил в Фессалию, к Темпейскому проходу. Римляне последовали за ним и соединились со своими гречески­ми союзниками. Союзный флот подошел к Коринфу, главному оплоту ма­кедонского могущества в Греции. Ахейский союз, правда, под сильным давлением, разорвал отношения с Филиппом и присоединился к его про­тивникам.

Положение македонского царя стала крайне трудным. Зимой 198/97 г. начались новые переговоры о мире, но теперь ситуация была еще менее благоприятна для Македонии. Естественно, что союзники не поступились ни одним из своих прежних требований, и переговоры закончились без всяких результатов.

Тем временем изоляция Филиппа росла: против него выступили даже спартанский тиран Набис и Беотия, старый друг Македонии. У Филиппа оставался последний выход: рискнуть генеральным сражением. К этому стремился и Фламинин, боявшийся, что из Рима прибудет его преемник. Филипп собрал все резервы, какие у него еще оставались, зачисляя в вой­ска даже 16-летних мальчиков. В июне 197 г. в Фессалии на холмах, носив­ших название Киноскефалы (Собачьи головы), произошла последняя бит­ва Второй Македонской войны. Силы противников были почти равны: около 26 тыс. человек на каждой стороне. Характер местности не дал возможно­сти использовать боевые качества фаланги. Филипп потерпел полное по­ражение, потеряв более половины своих войск. Он отступил в Македонию и отправил послов к Фламинину для переговоров.

Римский главнокомандующий не склонен был затягивать войну: Ан­тиох с армией и флотом в это время появился в Малой Азии, и Фламинин опасался, что сирийский царь идет на помощь Филиппу. Поэтому он принял македонские предложения. С Филиппом заключили перемирие на 4 месяца под условием уплаты 200 талантов и выдачи заложников. Текст мирного договора был окончательно утвержден в Риме, а его про­ведение в жизнь поручили сенатской комиссии из 10 человек вместе с Фламинином.

Филипп должен был отказаться от всех завоеваний, очистить Грецию, выдать военный флот, за исключением нескольких судов, вернуть плен­ных и перебежчиков и заплатить 1 тыс. талантов контрибуции: половину — немедленно, а остальную сумму — равными взносами в течение 10 лет. Относительная умеренность договора 196 г. показывает благоразумие и предусмотрительность сената, который не хотел ожесточать Филиппа, стремясь использовать его как союзника в неизбежной войне с Антиохом.

Эллинистическая эпоха всегда была богата колоритными личностя­ми. Одной из них был Филипп V — царь Македонии с 221 по 179 гг. — достойный противник римлян на Востоке. Теодор Моммзен дает яр­кую характерстику македонскому царю: «Филипп не был тем чело­веком, какой был в то время нужен для Македонии, но он не был и полным ничтожеством. Это был настоящий царь и в лучшем, и в худшем смысле этого слова. Основной присущей ему чертой было стремление к неограниченной и нераздельной власти; он гордился своей порфирой, но гордился и имел право гордиться не ею одною. Он выказывал не только храбрость солдата и сметливость полковод­ца, но и высокий ум в управлении государственными делами всякий раз, как была задета честь Македонии. Щедро одаренный и здравым смыслом, и остроумием, он располагал к себе всякого, кого хотел, и особенно самых даровитых и образованных людей, как, например, Фламинина и Сципиона; он был приятным собеседником за кубком вина и был опасен для женщин не одним только высоким саном. Но вместе с тем это был один из самых кичливых и самых нечестивых людей, каких породил его наглый век. Он имел обыкновение гово­рить, что никого не боится, кроме богов, но давал повод думать, что это были те же боги, которым постоянно приносил жертвы началь­ник его флота Дикеарх, — Безбожие (Asebeia) и Беззаконие (Paranomia). Для него не была священной жизнь его советников и тех, кто помогал ему приводить в исполнение его замыслы, а свою злобу на афинян и Аттала он удовлетворил уничтожением замечательных памятников и знаменитых произведений искусства; ему приписывает­ся политическое правило, что умертвивший отца должен умертвить и его сыновей. Он, быть может, и не находил наслаждения в жестокос­ти, но был совершенно равнодушен к чужой жизни и к чужим страда­ниям, и в его непреклонном и черством сердце не было места для той непоследовательности, которая одна только делает людей терпимы­ми. Он так решительно и так резко объявлял во всеуслышание, что неограниченного монарха не могут связывать никакие обещания и никакие требования нравственности, что именно этим создал для сво­их замыслов самые непреодолимые препятствия. Ему нельзя отказать ни в проницательности, ни в энергии, но с этими качествами стран­ным образом соединялись нерешительность и беспечность; это объяс­няется отчасти тем, что он был призван к неограниченной власти, ког­да ему было только 17 лет, и что его неистовые выходки против всяко­го, кто препятствовал его самовластию возражениями или неприят­ными советами, оттолкнули от него всех самостоятельных советни­ков» (Моммзен Т. История Рима. Т. I. М., 1936. С. 655—656).