Дети капитана Гранта - Жюль Верн

– Очевидно, так, дорогой лорд. Но еще и потом понадобятся годы, чтобы маори отвыкли от мяса своих соплеменников, которое они предпочитают всякому другому, ибо не скоро сыновьям перестанет нравиться то, что нравилось отцам. Если верить дикарям, мясо новозеландцев похоже на свинину, но более ароматно. До мяса же европейцев они не очень охочи, потому что белые добавляют в пищу соль, и это придает их мясу особый привкус, который гурманам не по нраву.

– Они разборчивы! – сказал майор. – Ну а как они едят это мясо – и белых и чернокожих – сырым или жареным?

– Да зачем вам это нужно знать, мистер Мак-Наббс? – воскликнул Роберт.

– А как же, мой мальчик! – серьезным тоном ответил майор. – Ведь если мне придется кончить свои дни в пасти у людоеда, я предпочитаю быть зажаренным.

– Почему?

– Для уверенности в том, что меня не съедят живым.

– Да, но зато вас станут поджаривать живым, майор! – озадачил его географ.

– Действительно, выбор не из легких, – ответил майор.

– Как бы то ни было, узнайте, к вашему удовольствию, Мак-Наббс, что новозеландцы употребляют человеческое мясо только в жареном или копченом виде. Это люди благовоспитанные, знатоки кулинарного искусства. Но мне отвратительна сама мысль быть съеденным! Окончить жизнь в желудке дикаря! Тьфу!

– Словом, из всего этого ясно, что не следует попадать им в руки, – заключил Джон Манглс. – Будем все же надеяться, что когда-нибудь христианство уничтожит эти чудовищные обычаи.

– Да, остается только надеяться, – ответил Паганель, – но, поверьте, дикарь, раз отведавший человеческого мяса, не так легко откажется от него. Судите сами по двум примерам.

– Каким же, Паганель? – спросил Гленарван.

– О первом сообщается в записках иезуитского миссионерского общества в Бразилии. Как-то раз один португальский миссионер повстречал больную старуху-бразилианку. Ей оставалось жить считанные дни. Иезуит открыл ей истины христианства, и старуха приняла их, не прекословя. Оделив ее пищей духовной, иезуит подумал и о телесной пище и предложил кающейся грешнице несколько европейских блюд. «Ох, – простонала в ответ старуха, – мой желудок не принимает никакой пищи. Вот только одного мне хотелось бы поесть, но этого никто мне здесь не достанет». – «Что же это?» – спросил иезуит. «Ах, сынок, это детская ручка! Я бы, кажется, с удовольствием обсосала косточки!»

– Неужели это так вкусно? – спросил Роберт.

– Вторая история ответит на твой вопрос, мой мальчик, – продолжал Паганель. – Один миссионер говорил в упрек людоеду, что есть человеческое мясо отвратительно и противно божеским законам. «Да, должно быть, и невкусно!» – прибавил он. «О, отец мой! – ответил дикарь, с вожделением поглядывая на миссионера. – Скажите, что не велит бог, но не говорите, что это невкусно! Если бы вы попробовали!..»

Глава седьмая

высадка на землю, от которой лучше было бы держаться подальше

Все, что говорил Паганель, было бесспорно. Несомненно, новозеландцы жестоки, и высаживаться на их побережье опасно. Но будь эта опасность в сто раз большей, все же приходилось идти ей навстречу. Джон Манглс сознавал всю необходимость безотлагательно покинуть судно, обреченное на скорую гибель. Выбирая из двух опасностей – одной неизбежной, а другой только вероятной, – колебаться не приходилось. Трудно было рассчитывать на то, что путешественников может подобрать какое-нибудь судно: «Маккуори» был в стороне от пути судов, идущих в Новую Зеландию. Они обычно проходят или севернее, в Окленд, или южнее, в Нью-Плимут. А бриг застрял как раз между этими двумя пунктами, против пустынных берегов Те-Ика-а-Мауи. А это опасные, редко посещаемые берега. Суда избегают их, и если ветер заносит их сюда, они стараются как можно скорее уйти из этих мест.

– Когда мы двинемся? – спросил Гленарван.

– Завтра в десять часов, – ответил Джон Манглс, – в это время начнется прилив, и он понесет нас к берегу.

Сооружение плота было закончено на следующий день, 5 февраля, к восьми часам утра. Джон Манглс приложил все усилия, чтобы оборудовать его как можно лучше. Марс, на котором перевозили якоря, конечно, не мог доставить на берег людей и съестные припасы. Нужно было более солидное сооружение, способное выдержать плавание в девять миль. Такой плот можно было построить только из мачт.

Вильсон и Мюльреди принялись за работу. Они перерубили такелаж, и грот-мачта с треском упала под ударами топора на правый борт. «Маккуори» без мачт стал похож на понтон.

Нижняя часть мачты, грот-стеньга и грот-брам-стеньга были распилены и разъединены. Теперь главные части плота уже были спущены на воду. Их присоединили к обломкам фок-мачты. Все эти длинные шесты крепко-накрепко связали канатами, а между ними Джон Манглс распорядился укрепить полдюжины пустых бочек – они должны были приподнять плот над водой.

На этом прочном фундаменте Вильсон сделал из решетчатых люков нечто вроде пола. Благодаря этому вода могла прокатываться по плоту, не задерживаясь на нем. К тому же крепко привязанные вокруг плота пустые бочки из-под воды образовали как бы борт для защиты от больших волн.

В то утро Джон Манглс, увидев, что дует попутный ветер, распорядился установить посередине плота грот-брам-рей вместо мачты. Его укрепили вантами и подняли на него парус. У задней части плота было установлено большое весло с широкой лопастью – для управления.

Столь тщательно и обдуманно построенный плот должен был выдержать удары волн. Но если ветер изменится, возможно ли будет управлять плотом, достигнет ли он берега? Этого никто не знал.

В девять часов на плот погрузили столько провизии, что ее хватило бы до самого Окленда, ибо в этом бесплодном краю нельзя было рассчитывать достать что-либо съестное.

Из припасов, купленных Олбинетом для путешествия на «Маккуори», осталось лишь некоторое количество мясных консервов. Этого, конечно, было мало. Пришлось взять и запасы грубой пищи с брига: морские сухари далеко не лучшего качества и два бочонка соленой рыбы. Стюарда это очень огорчило.

Продукты поместили в герметически закупоренные, непроницаемые для морской воды ящики, которые спустили на плот и прикрепили к основанию мачты толстыми найтовами. Ружья и боевые припасы уложили в безопасное сухое место. К счастью, путешественники были хорошо вооружены карабинами и револьверами.

Погрузили и небольшой якорь на тот случай, если не удастся добраться до берега за один прилив и придется в ожидании следующего стоять на якоре в море.

В десять часов начался прилив. Дул слабый северо-западный ветер. По морю шла легкая зыбь.

– Все готово? – спросил Джон Манглс.

– Все готово, капитан, – ответил Вильсон.

– На посадку! – крикнул Джон Манглс.

Леди Элен и Мери Грант спустились на плот по грубой веревочной лестнице и сели около мачты на ящики со съестными припасами. Их спутники разместились вокруг них. Вильсон взялся за руль. Джон Манглс стал у паруса. Мюльреди перерубил канат, которым плот был привязан к бригу. Поставили парус, и плот, движимый силой прилива и ветра, двинулся к берегу.

До него было девять миль. Расстояние незначительное, на шлюпке с хорошими гребцами его можно было пройти в каких-нибудь три часа. На плоту, конечно, это должно было занять больше времени. Правда, если бы ветер продержался, можно было бы доплыть за один прилив. Но если он спадет, то отлив повлечет плот обратно в море, и тогда придется бросить якорь и дожидаться следующего прилива. Положение было не из легких, и это очень беспокоило Джона Манглса.

Но все же он верил в успех. Ветер свежел. Так как прилив начался в десять часов, то необходимо было добраться до берега не позже трех часов дня, иначе придется бросить якорь, или отлив унесет плот.

Вначале все шло хорошо. Черные верхушки рифов и желтые песчаные мели мало-помалу исчезали под волнами усиливавшегося прилива. Нужно было напряженное внимание и большое искусство, чтобы избегать этих прячущихся под водой скал и править плотом, который плохо слушался руля и легко уклонялся в сторону.

В двенадцать часов плот был еще в пяти милях от земли. Погода была ясной, и уже можно было разглядеть рельеф берега. На северо-востоке вырисовывалась гора странного вида. Ее очертания были похожи на запрокинутую голову кривляющейся обезьяны. То была гора Пиронгиа высотой в две тысячи пятьсот футов, расположенная, судя по карте, у тридцать восьмой параллели.

В половине первого Паганель обратил внимание своих спутников на то, что все подводные скалы исчезли под волнами.

– Кроме одной, – отозвалась леди Элен.

– Какой? – спросил Паганель.

– Вон той, – ответила леди Элен, показывая на черную точку в миле от плота.

– Верно, – согласился географ, – постараемся же точно определить положение этой скалы, чтобы не наткнуться на нее: ведь прилив скоро скроет ее.