Долгий путь в лабиринте - Александр Насибов

- Групп, не известных советской контрразведке, - вставила Саша. Они могут сильно навредить, прежде чем их выявят. В этом главный смысл операции. Как видите, мы только защищаемся. Вот, теперь вы знаете все.

Агамиров посмотрел на часы, встал.

- Думаю, на сегодня достаточно, - сказал он. - Подруги познакомились, поглядели друг другу в глаза.

- Мне понравилась моя старая подруга, - сказала Эрика и улыбнулась. Она тоже встала, протянула руку Сизовой: - Можете положиться на меня... Как вас зовут?

- Эстер, - сказала Саша.

- Это ваше настоящее имя?

- Не задавайте мне таких вопросов, - мягко сказала Саша. - Пока вы не должны знать больше, чем необходимо для дела... Вам полностью доверяют. Но таков порядок. И не сердитесь на меня, хорошо?

- Это вам следовало бы рассердиться на женщину, пристающую с глупыми вопросами, - сказала Эрика. - Я понимаю: для вас самые трудные испытания, быть может, еще впереди... И если так, буду молить Бога, чтобы все окончилось благополучно.

У Саши больно кольнуло сердце. С момента, когда она приземлилась на парашюте, ее не покидала мысль об Энрико. То, что она на Родине, это всего лишь передышка. Ей еще предстоит вернуться на Запад - иначе Энрико не выкарабкаться.

Агамиров сказал:

- Завтра парашютистка должна приехать в Баку и встретиться с подругой. Полдень - удобное время?

- Для меня - да, - сказала Эрика.

- О том, что агент переброшен через границу, известно не только нам, - продолжал Агамиров. - Поэтому за домом Эрики Хоссбах могут наблюдать, чтобы зафиксировать приход агента. Вот я и подумал: будет лучше, если встреча подруг произойдет "на людях". Скажем, Эрика возвращается из магазина, а возле дома к ней подходит Эстер. Тогда наблюдатель получил бы возможность убедиться, что они узнали друг друга, рады встрече.

- Мне нравится, - сказала Саша. - Так и решим.

Агамиров проводил Эрику к машине и вернулся.

- Придется вам переночевать здесь, - сказал он. - Завтра Хоссбах покажет ваше постоянное жилье. Мы решили вопрос и о вашей работе: ведь заброшенному сюда агенту полагалось бы легализоваться. Вот вы и поступите на службу. Есть несколько вариантов, выберете, какой понравится.

- Муж Эрики посвящен во все это?

- Он очень способный инженер. И хороший человек. Все понял правильно. Мы сразу нашли общий язык.

- Его зовут Назарли?

- Да, Искандер Назарли. Кстати, знает немецкий. А Эрика свободно говорит по-азербайджански... Но в контакт с Назарли войдете не сразу. Так будет естественнее. В группу мы подберем еще несколько человек. Все - наши работники.

- А тот немец... Пиффль? Мне показалось странным, что Тилле ни разу не упомянул о нем.

- Ничего странного. Тилле уже год как установил связь с этим человеком.

- Та же цель?

- Да. Естественно, мы не мешаем их контактам. Пиффль все делает как надо. С нашей помощью создал "диверсионную группу".

- Ну а практические дела? Ведь одних разговоров недостаточно.

- Мы разработали крупную "акцию" на одном заводе. Пиффль запросил согласие Берлина на проведение диверсии. И знаете, какой пришел ответ?

- Отказ?

- Похвалили за активность, но сказали, чтобы с акциями не торопился.

- Выжидают начала войны, чтобы удар оказался особенно чувствительным. Ударит Пиффль, ударит группа Альфы... Война, немцы рвутся через границу, а в глубоком советском тылу взрываются важнейшие нефтяные объекты... Неплохо задумано! Ведь и мне категорически запрещено предпринимать какие-либо действия без особой команды... Вообще оперативная обстановка сложная?

- Кроме немцев большую активность проявляют англичане. Используется территория Ирана и Турции. Они имеют в этих странах хорошие возможности...

- Представляю, как вам достается!

- О себе вы, конечно, не думаете. Совершили длительную прогулку по заграницам, вернулись отдохнувшая, бодрая... Ну ладно, я ухожу. Кстати, ванна в порядке, полотенце, мыло - все готово. На кухне - чай, сахар, кое-какая еда. Я вернусь вечером. Вместе поужинаем, если не возражаете.

- У меня просьба, - сказала Саша. Она улыбнулась: - Мечтаю сходить в кино...

Она ждала, что Агамиров ответит отказом. А он взглянул на нее и сказал, что все устроит.

ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА

21 июня 1941 года Гвидо Эссен работал, во второй смене. Вахта выдалась трудная - то и дело разлаживался большой карусельный автомат. Наладчик только к концу смены справился со строптивым агрегатом. Он порядком устал и, придя домой, тотчас уснул.

Он был разбужен в восьмом часу утра - непрерывно дребезжал звонок, барабанили в дверь. Он отпер и увидел соседа по этажу заводского табельщика. Известный на весь дом чистюля и хлыщ, табельщик был сейчас неузнаваем.

- Заперлись! - кричал он, заправляя подол сорочки в наспех надетые брюки. - Заперлись, не выходите!.. А ведь вы блоклейтор!

- Что случилось? - строго сказал Эссен. - В каком вы виде?

- Война! - заорал сосед.

Эссен тупо смотрел на него.

- Боже, да он и впрямь ничего не знает! - Табельщик справился наконец с рубахой и брюками и теперь ловил рукой свисавшие сзади подтяжки. - Вы что, с луны свалились? Ведь на нас напали!

- Кто?

- Русские, кто же еще!.. Они столько времени готовили свой удар. Но фюрер был начеку, опередил их... Да включите же радио!

Эссен пошел в комнату. Сосед опередил его, повернул ручку приемника.

За время, пока прогревались лампы, он успел сообщить, что уже выступил по радио доктор Геббельс. Вот его доподлинные слова: большевики готовили немцам удар в спину, фюреру ничего не оставалось, кроме как двинуть войска на Россию. Тем самым он спас германскую нацию.

Радио зашипело, комнату заполнил звучный мужской голос. Эссен услышал: "...немецкие самолеты бомбили города Могилев, Львов, Ровно, Гродно".

Диктор умолк. Вероятно, это был самый конец сводки военного командования.

Эссен достал из гардероба костюм, стал одеваться.

- Куда вы? - спросил табельщик.

- Не знаю... - Увидев озадаченную физиономию соседа, Эссен пояснил: - Надо пойти за указаниями.

...Он вышел на улицу, двинулся к центру. Только здесь спохватился, что забыл дома темные очки.

У него не было никакой цели. Он шел механически, погруженный в тяжелые раздумья. Конечно, война не была неожиданностью. Последние месяцы немецкие газеты из номера в номер печатали сообщения о "военной угрозе с востока", "приготовлениях к войне Советского Союза", жаловались, что "все это омрачает сотрудничество с русскими". Это была наглая дезинформация. Но она делала свое дело: обыватель привыкал к мысли, что войны не миновать.

И все же наперекор фактам, логике развития событий у старика теплилась надежда, что, быть может, все обойдется...

Не обошлось!

Эссен не смог бы сказать точно, сколько времени он шел, какие улицы миновал. В конце концов оказался на Лиценбургерштрассе. Здесь скопилось много людей. Зеваки во все глаза разглядывали большое здание, оцепленное полицией и эсэсовцами. Один из солдат вскарабкался на плечи своих коллег и сорвал красный флаг, вывешенный над входом. В этом доме помещалось торговое представительство СССР.

Между тем полицейские уже ворвались в здание. Вскоре из окон полетели бумаги, папки с делами, картотеки.

- Смотрите! - закричал кто-то рядом с Эссеном.

Несколько рук показывало на верхний этаж: там из распахнутого окна валил дым. Серые клубы быстро густели. Вскоре дым затянул окно, пополз к крыше.

Полицейский офицер прокричал команду, новая группа шуцманов ринулась в дом. На несколько секунд на улице стало тихо, и тогда все услышали доносившиеся из дома глухие, размеренные удары: где-то взламывали дверь...

Вскоре в задымленном окне показалась голова человека в каске. Несколько минут спустя полицейские выволокли на улицу мужчину в изорванном костюме. Руки его были черны от копоти, лицо окровавлено.

Обыватели ринулись к нему.

- Предатель! - кричали они. - Грязный бандит! Вот кто поджег дом! В тюрьму его!

Полицейские успели втолкнуть человека в машину. Офицер размахивал палашом, отгоняя толпу от автомобиля.

Зеваки вынуждены были вернуться на тротуар. Их обступили, забросали вопросами. Вскоре все уже знали: сотрудник торгпредства заперся в своем кабинете, снабженном железной дверью, и сжигал какие-то бумаги.

Полиция продолжала бесчинствовать. Теперь из окон здания выбрасывали не только бумаги, но и мебель. На улицу выводили новые группы советских граждан, заталкивали в грузовики.

Эссен стоял, опершись на трость, не в силах оторваться от страшного зрелища.

Он не сразу почувствовал, что плачет.

А когда спохватился, было поздно.

Мужчина в сером берете и полотняном пыльнике профессионально оглядел старика, на щеках которого блестели слезы. Пошел следом, когда тот тронулся в обратный путь.

Вскоре агент полиции безопасности - зипо установил адрес и личность старика. Он плюнул с досады. Надо же: заподозрил "образцового рабочего", функционера НСДАП!.. Мало ли по какой причине у человека вдруг выступили слезы? Скажем, соринка попала под веко. Могло быть и так, что у бедняги вообще неладно с глазами. Ведь старик, а у таких всегда находятся болячки и хвори...