Не будите спящих джиннов - Василий Головачёв

— Освоился? — прилетел откуда-то издалека голос Селима. — Как впечатления?

— Нормально, разве что иной диапазон цветопередачи, — отозвался Артем с запозданием. — И формы скал иные…

— Ничего удивительного, система обозрения чедома не рассчитана на трехмерное человеческое зрение, ее создавали существа с восприятием нецелочисленной мерности.

— Мне в школе говорили, что биологические формы жизни возникают только в трехмерном пространстве…

— Черви не являются биологической формой жизни, мой друг. Это энерго-кристаллические существа.

Артем попытался «оглянуться», и равнина перед глазами послушно сдвинулась, поехала «вокруг головы». Стала видна «антенна контроля мерности», превратившаяся в сросток удивительных прозрачно-серебристых паутинок-капель.

— Красиво!..

— Согласен, мне тоже нравится. Все-таки эстетика творений Червей не намного отличается от нашей при соответствующей коррекции восприятия, ты не находишь? Впрочем, это все не имеет отношения к делу. Поехали.

— Куда?

— Куда глаза глядят, — пошутил Селим, добавил — Я примерно знаю, где располагается угаагский музей ксенокультур. Сначала летим туда. Потом отправимся на поиски наших сородичей. Я почему-то уверен, что они здесь.

Мне бы вашу уверенность, подумал Артем, но вслух ничего не сказал.

Пейзаж сдвинулся. Впечатление было такое, будто люди не лежали бок о бок в тесном «желудке» кабины чедома, а сидели в удобных креслах на открытой платформе, парящей над удивительным ступенчато-пирамидальным ландшафтом.

Скорость движения скачком возросла, хотя тело не почувствовало рывка ускорения, да и в ушах не засвистел ветер от быстрого полета.

Еще один скачок скорости. Пейзаж по бокам чедома превратился в текучие серые полосы. Затем аппарат поднялся выше, и равнина под ногами путешественников поплыла медленней, даль распахнулась, чаша «планетопузыря» стала ощущаться сильнее. Показался скособоченный «кактус» одинокого энергоприемника, ушел назад. Чедом начал подниматься в светящееся сиреневое небо и поднимался до тех пор, пока не оказался в сияющей пустоте без конца и края, повис без движения — по ощущениям седоков, стал растворяться в этом сиянии.

— Мы не заблудимся? — поинтересовался Артем безразличным голосом.

— Все под контролем, — откликнулся Селим. — Чедом понял мои намерения и летит кратчайшим курсом.

«Движение без движения» длилось несколько минут. Потом в сиреневом мареве впереди возникло размытое сизое пятно, похожее на рисунок акварелью, медленно расползлось в стороны и превратилось в гигантскую чашу «планетопузыря» с четким рисунком пирамидальных барханов, русел и «кактусов». Не замедляя хода, чедом продолжал мчаться вниз, как стрела, выпущенная из лука, двигаясь со скоростью не менее двух-трех километров в секунду.

Артем невольно сжался, ожидая удара о дно чаши и неминуемой гибели. Но Селим молчал, и это означало, что беспокоиться ни о чем не надо. Полковник знал возможности угаагского робота.

Приблизилась круглая впадина с центральной горкой, похожая на след падения метеорита. Чедом миновал горку, оказавшуюся огромным «кактусом» приемника энергии, и вонзился в твердое дно кратера.

Однако ни удара, ни встряски Артем не почувствовал. Вообще ничего не почувствовал! Словно полет негуманского аппарата был всего лишь иллюзией, хорошо сделанным объемным видеофильмом.

Свет в глазах сменился багровой полутьмой со множеством штрихпунктирных линий, проносившихся мимо. Только по ним и можно было судить о движении чедома, продолжавшего углубляться в недра верхнего слоя «планетопузыря».

Штрихи и линии замедлили верчение, превратились в твердые зерна, жилы и петлистые образования, оказавшиеся линиями слоев горных пород. Мелькнул и исчез более светлый шнур, похожий на червоточину в яблоке. Впрочем, это и был след червя, только не яблочного, а угаагского.

Чедом повернул, вошел в другой такой же приблизившийся след и очутился внутри круглого в сечении тоннеля диаметром в шесть-семь метров, с оплывшими гладкими стенами, светящимися в мрачном фиолетово-вишневом диапазоне. Дальше он продвигался медленнее, то и дело останавливаясь, как бы принюхиваясь к чему-то, ныряя в стены тоннеля и возвращаясь обратно. Хотя, вполне возможно, он просто переходил из тоннеля в тоннель.

— Хочешь увидеть город Червей? — спросил Селим.

— Конечно, хочу, — ответил Артем. — Но ведь это невозможно.

— Система «зрения» у чедома имеет свои особенности. Попробуй попросить его подстроиться к твоей рецепторной кожной сети с прямым выходом на глазной нерв.

— Он понимает наш язык?

— Он реагирует на мысли и чувства.

Артем сосредоточился на желании увидеть систему ходов Червей изнутри, некоторое время боролся с потоком мешающих мыслей, перестал отвлекаться, и чедом наконец понял его.

Фиолетово-вишневые оттенки бегущих мимо стен тоннеля сдвинулись в коричнево-медовый диапазон. Стены перестали быть плотными, превратились в кисейно-прозрачные слои желе. Волна прозрачности прянула во все стороны, протаивая в глубины подземной страны Угаага, и Артем в коричневой прозрачной тьме увидел сложнейший конгломерат пересекающихся более светлых жил — ходов, проложенных Червями. Этот конгломерат, похожий на два пересекающихся мотка ниток или скорее на ажурные крылья бабочки, к которому приближался чедом, и был угаагским городом.

— Боже мой! — прошептал Артем.

— Получилось? — тотчас же отозвался фон Хорст.

— Я даже представить не мог… что червоточины могут образовывать такой сложный узор…

— Эта фигура называется аттрактором Лоренца. Есть города и посложней этого, с выходами в «тупики» и на «чердаки» следующей за третьим «половинки» измерения. Хотя даже я не могу себе это представить наглядно.

В центре «мотков ниток» протаяла многолучевая полость, стала увеличиваться. Очевидно, это была центральная «площадь» города Червей, играющая особую роль.

— Ксеномузей, — сказал Селим, угадав ход мыслей Артема. — Сейчас мы наконец сможем сменить одежонку и обзавестись оружием. Вот чего я не обещаю, так это пропитания. Едва ли Черви вывозили с открытых миров пищу в качестве экспонатов для своего музея.

Чедом пронизал с полсотни встретившихся на пути тоннелей и более объемных полостей — «зданий» города и выбрался на край центральной «площади», затканной хрустально-прозрачными арками, дугами, фермами, мостами и вантовидными конструкциями.

— Вылезаем, — сказал Селим, сбрасывая с себя «шлем» обзора и управления.

Один за другим они выбрались из кабины аппарата на поверхность огромной пещеры, освещенной прожилками текучего пламени в толще стен, и Артем не поверил глазам: никаких арок, мостов и прочих ажурных конструкций видно не было! Пещера казалась пустой, точнее, она была заполнена какими-то предметами, висящими в воздухе без всяких опор. Однако стоило Артему сделать шаг, как он чувствительно приложился лбом обо что-то твердое.

— Осторожнее, слепой, — проворчал Селим. — Здесь кругом полно стеллажей.

— Я ничего не вижу. — Артем потрогал рукой невидимое препятствие, твердое, шероховатое и холодное как лед.

— Эти стеллажи сделаны не из определенного материала, а из полевых композиций, поэтому человеческому глазу они недоступны. Стой здесь, я сам поищу нужные нам вещи.

Фон Хорст огляделся и вдруг быстро и ловко полез вверх, перебирая руками и ногами, как паук, по невидимой лестнице, хотя со стороны это выглядело так, будто он цеплялся за воздух. Через несколько минут Селим углубился в лабиринт предметов самых разных форм и размеров, поднялся над «площадью» на полсотни метров, изредка задерживаясь возле экспонатов музея.

Артем от нечего делать начал рассматривать ближайшие к нему экспонаты, мало похожие на изделия рук человеческих.

Гигантский желто-зеленый пупырчатый «овощ», похожий на бородавчатую тыкву.

Три черных «ежа», соединенные кольцом из серебра.

Потерявшая форму серая «фетровая шляпа» диаметром в три метра.

Клубок «змей» с десятком стеклянных шариков в зубах.

Огромная «зубная щетка» с красиво изогнутой рукоятью.

Лишь один экспонат, висящий чуть в стороне, напоминал некую машину вроде земного флайта. Заинтересовавшись, Артем направился к ней, шаря впереди руками, чтобы не стукнуться о невидимые опоры и несущие фермы «стеллажей».

Сигаровидная машина с необычными вздутиями на корме (или, может быть, на носу) действительно оказалась летательным аппаратом, увенчанным прозрачным колпаком кабины. Только конструировали ее не люди. Существа, близкие по виду к человеку, но не люди. Одно из них сидело в кабине, похожее на земное насекомое — богомола и на человека одновременно. Оно было одето в скафандр со множеством зеркальных блях, нашивок, кнопок и «молний» и смотрело перед собой остановившимся навеки взглядом.