Москва-Лондон - Ефим Лехерзак

и безопасности, ибо теперь, решил он, его участие во всем этом деле будет заключаться только в единоличном и жестком руководстве огромным подпольным предприятием. По расчетам выходило, что при умелом и грамотном ведении дела годовой доход от него может перевалить за полмиллиона фунтов стерлингов и вплотную приблизиться к миллиону, а в дальнейшем — ко многим. Продуманы были все детали, даже самые, казалось, незначительные. В этом, в частности, состоит главнейшее преимущество свободны и одиночества. Иначе слишком много других, отвлекающих от главной

цели забот…

И все-таки нескольких основных, главных звеньев в общей цепи создаваемой его воображением организации ему не хватало. Во-первых, нужна была более или менее гарантированная система защиты его людей от закона и его официальных слуг. Иначе наиболее активные, умелые и опытные кадры будут очень скоро выловлены и уничтожены, а новички, как правило, больше потребляют сами, чем дают прибыли в любом деле, а уж в столь специфическом — и тем более. Во-вторых, нужно было иметь своих людей не только в судах, но и в королевских коридорах власти, в банкирских конторах, в правлениях крупнейших купеческих компаний, в армейских штабах, церковных епархиях — всюду и везде, где могут быть крупные материальные ценности, которые можно и нужно было изъять при наличии своевременной и точной информации. Без таких агентов-наводчиков по-настоящему крупные дела могут стать похожими на тучи небесные: все знают и видят, что они есть, но никто не может тронуть их пальцем. На мелочовке же крупных доходов не получишь, а людей изведешь не меньше, если не больше. И наконец, необходим свой банк. Иначе разбойничьи сообщества будут таскать с собою все свои клады, что постоянно порождает кровавые междоусобицы и до минимума сокращает доходность всего дела. Все добытое, кроме самого необходимого оружия, боеприпасов, одежды

и продуктов питания, должно свозиться и сдаваться в специальные подпольные, надежно законспирированные и безупречно защищенные пункты, где согласовывается общая цена за все доставленное. Каждый главарь знает, таким образом, сколько чистых денег, заработанных его людьми, находится в банке, каков процент их роста, а уж доля каждого из них определяется просто и без всяких затей: общая работа — общий риск — равная доля добычи. Это крайне важная, если не самая главная деталь, считал Троттер: ведь сбыт награбленного всегда отвлекает разбойников от основной их деятельности, разоблачает их и в конце концов приводит не просто к большим потерям, а зачастую к полному уничтожению. Предусматривалось, что любой член шайки мог получить свою долю частями или полностью, деньгами, вещами или драгоценностями, но если при этом он вздумает выйти из игры, полагал Троттер, он должен быть уничтожен.

У разбойничьих общин, таким образом, могут скопиться крупные, весьма крупные, порою — чрезвычайно крупные накопления. Троттер полагал, что часть их должна уходить на обязательные выплаты семьям или близким осужденных работников. Он предвидел также, что в случае ликвидации той или иной общины все ее капиталы сливаются в общий котел, крышка от которого должна находиться в его руках. Только он один будет иметь право и возможность пользоваться счетами его громадного предприятия

в банке. Но это должен быть его банк по существу, а формальная вывеска должна извещать всех и каждого, что это учреждение принадлежит крупнейшему, известному всей стране банкиру или купцу…

Итак, продумано было все. До мельчайших мелочей. Так, по крайней мере, казалось ему…

Но разве можно продумать движения души, не подвластные ни разуму, ни сердцу? А кто может знать заранее ход мыслей и движение души другого человека? Великий Создатель? Но кто из смертных может постичь Его промысел?

Как бы там ни было, но все произошло совершенно не так, как предполагал Филипп Троттер.

В первую очередь, вместо непроницаемой тайны своего имени, он рас-

крыл ее первым встречным в таверне, и теперь его знают все на этом корабле, а прежде всего — Томас Грешем. Далее, что уж совершенно необъяснимо, он подробно, во всех деталях рассказал Грешему о всей своей жизни: о надругательстве над малолетней сестрой, о пиратстве, плене, побеге, о деяниях знаменитого во всей Европе разбойника Принца, о возвращении на родину, диком сведении счетов с родителями, уходе в глубокое подполье — о, это была подлинная исповедь истерзанной, обожженной, порочной и жестокой души, первый и, быть может, последний порыв человеческого сострадания

к самому себе… Ведь, в конце-то концов, человек рождается для добра

и счастья, но если судьба его складывается иначе, разве только он один виноват в этом?..

Томас Грешем неподвижно сидел на своем диване, полуприкрыв глаза. Но он, конечно же, не спал и даже не дремал. Он не только умел прекрасно говорить, но и, пожалуй, еще лучше слушать и запоминать почти дословно все услышанное, а одновременно напряженно и плодотворно думать над своими решениями и выводами по этому рискованному предприятию.

Когда Филипп Троттер закончил свой взволнованный и искренний рассказ о себе и своей необыкновенной жизни, Грешем мелкими глотками допил свое вино, положил в рот дольку апельсина, тщательно разжевал, проглотил и только после этого сказал:

— Превосходно. Благодарю вас, Филипп, за доверие и откровенность. Уверен, вы никогда не пожалеете об этом. Кроме нас двоих, о вас и вашей жизни будет знать еще только один человек — мой первый и ближайший помощник и компаньон, лучший и талантливейший юрист Англии, и вероятно, не только Англии, мой друг из тех, что дороже и ближе родного брата, Томас Одрич.

— Да, сэр, — согласился Троттер.

— Скажите, Филипп, как вы представляете себе свою роль в предложенном вами деле?

— Главы и хозяина, разумеется. Разве может быть иначе?

— И может, и будет иначе, друг мой. Надеюсь, вы понимаете, что в силу сложившихся обстоятельств вы не сможете возглавить все это дело?

Троттер обжег Грешема долгим, немигающим взглядом.

— Кажется, начинаю понимать… — глухо пробормотал он. — Кого вы имеете в виду, сэр?

Грешем безмятежно улыбнулся и сказал:

— Если мне не изменяет память, вы сами предложили мне это дело,

и я решил принять ваше предложение. Должен заметить вам, дорогой друг, что главой и хозяином всех моих предприятий, каковы бы они ни были по характеру своей деятельности, всегда являюсь я сам. Но каждым из них

с очень значительной долей самостоятельности руководит мой помощник, получающий за свою службу жалованье, равное определенному проценту от годового дохода данного дела или предприятия. Ни один из моих помощников такого рода не получает жалованья, превышающего пять процентов годового дохода. Поверьте мне, дорогой Филипп, все они уже давно составили себе весьма приличные состояния, но ведь я нахожусь лишь в самом начале своего пути. В очень недалеком будущем все мои помощники, несомненно, станут по-настоящему богатыми и очень богатыми людьми.