Голос в моей голове - Ольга Дэв

Союз Тридцати планировал напасть на некромантов, когда у него будет надежный тыл, который не позволит врагу повернуть обратно в свою страну. А это было возможно только в том случае, когда к власти придет уже не принц, а король Раниор, и соберет возле себя надежную верхушку с сильной армией. Вилевра надеялась, что Владыка некромантов не предпримет ничего до тех пор, пока Раниор не уладит свои проблемы.

…Громкий стук в дверь раздался, когда Вилевра уже приняла ванну, надела халат и сидела возле туалетного столика, расчесывая волосы. Служанки не было — она ушла за какими‑то заколками для будущей прически королевы. Вилевра нерешительно посмотрела на дверь. К приему посетителей она была совершенно не готова — с распущенными волосами она всегда казалась себе слишком юной и беспомощной, а для репутации холодной и бесстрастной королевы это было неприемлемо.

Стук повторился.

— Да? — громко спросила она.

Видимо, тот, кто стоял за дверью, принял это короткое слово за разрешение войти. Дверь распахнулась, и в комнату стремительно влетел принц Раниор.

— Ваше Величество, — раздраженно начал он, даже не увидев королеву возле столика. — Я понимаю, что ваши люди в первую очередь верны вам, но какое пра…

Принц осекся, увидев, наконец, ту, в чью комнату он так бесцеремонно ввалился. Про себя он тихо выругался — сидящая на пуфике молодая девушка была похожа на бесстрастную королеву Нерро как небо на землю. Раскрасневшееся после ванны миловидное лицо в обрамлении светлых распущенных волос, алые полные губы и голубые глаза. И только напряженно выпрямленная спина напоминала об ее происхождении. Ну, ничего себе! Вот тебе и холодная стерва.

— Что вы себе позволяете? — Вилевра постаралась взять себя в руки, успокаивая себя тем, что ничего страшного в том, что в ее спальне мужчина, нет. Да — да, все в порядке. Однако, жест, которым она отбросила назад волосы, показался ей чересчур нервным.

— Прошу прощения, — коротко извинился Раниор, но отступать не собирался. Слишком зол он был, когда направлялся сюда. И то, в каком виде он застал причину своей злости, отнюдь не помешает ему продолжить разговор. — Дело не терпит отлагательств. Ваше Величество, вы хотите завоевать Бэрон? Или же я не ослышался, и вы отдали ваших людей в мое полное пользование?!

— Что вы хотите этим сказать, Раниор? — холодно осведомилась Вилевра. От нервозности не осталось и следа. Как он смеет обвинять ее практически в предательстве?

— Только то, что меня не пускают к собственному отцу! Ваши люди сказали, что я могу посетить его только после вашего королевского позволения!

— Не кричите на меня, — не меняя тона, попросила королева, хотя принц и не думал кричать, только немного повысил голос. — Возможно, они немного не так истолковали мой приказ. Ничего подобного я им не говорила.

— О, это утешает, — с сарказмом произнес принц. — И почему же они не так его истолковали? Вы попросили их докладывать о том, когда я, наконец, явлюсь убивать своего горячо любимого отца?!

— А вы собирались совершить именно это? — напрямик спросила Вилевра.

— Он будет казнен, — теперь уже Раниор говорил с прохладцей в голосе, и короткими отрывистыми фразами продолжил: — На главной площади. Как предатель страны. Я не собирался вершить самосуд. Еще раз простите меня за вторжение. Надеюсь, вы уладите возникшее недоразумение в самое ближайшее время. Увидимся за ужином. Разрешите откланяться.

Попрощавшись таким образом с Вилеврой, Раниор напоследок коротко кивнул ей и вышел, прикрыв за собой дверь. С губ королевы сорвалось грубое ругательство, которое никак не подходило ей по статусу. Она приложила ладони к пылающим щекам и посмотрела в зеркало. Почему именно с этим человеком она совершает одну ошибку за другой?! …

Глава 26

Взгляд в прошлое

В камере для смертников царил абсолютный мрак. Только по сопению и шебуршанию недалеко от меня, можно было различить других некромантов в этом тесном пространстве. Я вздохнул и закрыл глаза. Ничего не изменилось. Об удобстве смертников никто не беспокоился. Всех пятерых должны были казнить со дня на день. В их числе оказался и я.

Вчера. Только вчера все было нормально. Я закончил обучение у Мастера, и он тут же решил дать мне ученика. Но, почему‑то не пятилетнего мальчишку, а вполне взрослого четырнадцатилетнего пацана. Объяснил, что он один из неудавшихся экспериментов, сын одного из некромантов, о котором другим лучше не говорить. Владыке в особенности. Ему было некогда заканчивать его обучение, вот поэтому он и спихнул на меня 'пропавший товар', как он его назвал. Я только усмехался. У Мастера было своеобразное чувство юмора. Впрочем, как и у всех некромантов.

Все пошло не так, когда Мастер заявил, что у моего ученика сегодня по плану ломка. Тьма! Я все еще очень хорошо помню свою. Тогда через твое тело пропускают всю силу Некритты, скопившуюся в святилище. Это больно. Это невообразимо больно. Но именно этот момент решает, станет ли ученик некромантом или нет. Многие умирали. Да я сам едва выжил! И вот сегодня он предлагает мне провести подобный ритуал для другого?! Я согласился. Другого выхода просто не было.

Я приковал несопротивлявшегося мальчишку к алтарю, начертил на его груди необходимые руны и открыл хранилище силы. Сначала он вздрогнул. Потом мелко затрясся. Но когда этот тощий поганец заорал, у меня чуть не лопнули перепонки. Я закрыл уши руками. Но он продолжал орать. Тьма! То чувство… Я годами пытался от него избавиться. Не мог смотреть на то, как кто‑то страдает. Хотелось избавить его от этого. Убить. Положить конец страданиям. И когда ученик начал умолять о смерти, я достал кинжал и воткнул ему в сердце. Но хранилище все еще оставалось открытым. Свободная сила рванула в меня. Однако, я был к ней привычен. Не было больно как тогда, несколько лет назад. Наоборот, я испытал чувство эйфории и всемогущества.

А когда ворвавшиеся Смотрящие бросились на меня, я только дико захохотал и кривым ритуальным ножом убил первого из них. Второго ранил. Хотел добить, но тут вмешался Мастер. Парой слов он обрубил источник моей силы, и я, как подкошенный, рухнул на каменный пол.

Очнулся уже здесь, в камере для смертников. Нащупал на щеке свежий ожог от клейма, пальцами посчитал количество листиков и похолодел. Три. Это боль. Пытки. Да, я боюсь боли, но признаться в этом кому‑то…

Скрипнула железная дверь. Смертники насторожились. Открывшаяся дверь означала две вещи: или привели новенького, или сейчас заберут одного из нас. Дверь открылась наполовину и замерла. Никто не вошел. Я заметил, как клейменые, к которым уже можно причислять и себя, удивленно переглянулись между собой. Однако, никто так и не двинулся с места. Я посмотрел на них, на дверь. Сплюнул, поднялся и пошел к выходу. Все, что можно, я уже потерял. Могу рисковать, сколько мне будет угодно.