Миры Роберта Хайнлайна. Книга 20 - Роберт Хайнлайн

– Пальцы сотворены раньше вилок.

– А плоские черви – раньше людей. Но это не значит, что черви лучше.

Пройдите туда, Вуди, и выключите Гершвина.

Он хрюкнул и сделал, как она сказала. Гершвин умолк. Хэйзел и я последовали за Лазарусом, и тут зазвучала новая музыка: трубы и барабаны взорвались маршем, не слышанным мною с того самого черного дня, когда я потерял ногу… и свою команду… и свою честь. Это был марш «Идут ребята Кэмпбелла»…

Он сводил меня с ума. Я ощутил мощный адреналиновый толчок, который всегда предшествовал боевой атаке. Я был настолько ошеломлен, что некоторое время не мог взять себя в руки и лишь уповал на то, что никто в данный момент не заговорит со мной.

Хэйзел сжала мне локоть, но ничего не сказала. Кажется, моя милая давно уже научилась читать мои мысли и ощущать мои эмоции. Я машинально шел вперед, держась прямо и сильнее опираясь на трость. В ту минуту я не мог ничего воспринять в интерьере корабля. Потом трубы умолкли, и я вновь обрел дыхание.

За нами шла Хильда. Думаю, это она заставила убрать марш-салют и заменила его новой музыкой, светлой, воздушной, словно творимой серебряными колокольчиками, а может, и челестой. Хэйзел сказала, что мелодия называется «Иезавель», но я ее не знал.

Апартаменты Лазаруса оказались настолько богатыми, что я подумал: а каково же тогда убранство флагманской кабины «коммодора» Хильды? Хэйзел устроилась в отведенной ей каюте с таким видом, словно она ей принадлежала всегда. Но я там не задержался: на переборке замигал сигнал, и Лазарус ввел меня в конференц-зал, в котором разместилось несколько человек (хотя свободно могла бы проводить заседания и любая крупная корпорация).

Огромный круглый стол, мягко обитые кресла; для каждого блокнот, авторучка, ледяная вода, терминал с принтером, дисплей, панель управления и наушники. Должен добавить, что я увидел в действии лишь малую часть всей этой роскошной дребедени, ибо Дора делала ее совершенно ненужной: будучи сама идеальным секретарем для каждого из заседавших, не говоря уже о том, что обеспечивала весь сервис на корабле, включая даже функции освежителя!

(Не видя ее воочию, я все же не мог избавиться от ощущения, что имею дело с живой девушкой по имени Дора, хотя ни одно живое существо не способно так заботиться обо всем на свете, как это делала она!) – Присядьте где вам удобнее, – сказал Лазарус. – Здесь субординация не соблюдается. И не колеблясь задавайте вопросы, высказывайте свое мнение. Если сваляете дурака, никому не придет в голову вас осудить, зато потом и сами не захотите попасть впросак. Вы знакомы с Либ? – Он показал на вторую «земляничную блондинку», двойника Дийти.

– Нас друг другу пока не представили.

– Тогда прошу познакомиться: доктор Элизабет Эндрью Джексон Либби Лонг… полковник Ричард Колин Эймс Кэмпбелл.

– Польщен знакомством, доктор Лонг. Она меня поцеловала. Я этого, конечно же, ждал, имея богатый двухдневный опыт общения на Тертиусе. Единственный способ избежать дружеских лобзаний – просто отпрянуть, но не лучше ли научиться спокойно им радоваться? Так я и сделал. Доктор Элизабет Лонг выглядела очень привлекательно, была не слишком обременена одеждой, хорошо пахла и… стояла очень близко от меня, задержавшись на три секунды дольше необходимого и похлопывая меня по щеке.

– У Хэйзел совсем неплохой вкус, – отметила она. – Я рада, что она ввела вас в семью.

Я покраснел, как деревенщина. Никто не обратил на это внимания (надеюсь!). Лазарус продолжил церемонию:

– Либ моя супруга и партнер с двадцать первого века григорианской эры. У нас случались весьма бурные периоды совместной жизни. Она бывала и мужчиной, служа командиром в земных армиях. Но и тогда, и теперь, будучи мужчиной или женщиной, она всегда оставалась величайшим математиком из всех рожденных на свет.

Элизабет погладила его руку.

– Ерунда, Лазарус! Джейк гораздо более крупный математик, а уж быть таким геометром, как он, мне и мечтать не приходится. Он может выявить и реализовать гораздо большее количество измерений, чем нам известно. Я…

Супруг Хильды, Джекоб Бэрроуз, вошедший вслед за нами, перебил Либби:

– Чепуха, Либ! Меня тошнит от проявлений ложной скромности!

– Если вознамеритесь вырвать, милый, постарайтесь сделать это не на ковер. Джекоб, Джекоб, ни ваше, ни мое мнение, ни мнение Лазаруса не имеют значения для истины. Мы такие, какими являемся, вот и все! Но у нас сейчас полно работы. Лазарус, так что же все-таки произошло?

– Дождемся Дийти и мальчиков, чтобы не повторяться. А где Джейн Либби?

– Здесь, дядя Вуди! – отозвалась обнаженная девушка, очень похожая на…

(Ну ладно, я кончаю рассуждать о фамильном сходстве, красно-рыжих шевелюрах и прочих чертах, а также о наличии или отсутствии одежды на людях. На Тертиусе благодаря климату и обычаям одежда необязательна, и ее большей частью носят в публичных местах, реже – дома. В доме Лазаруса Лонга мужчины были все же более одеты, чем женщины, хотя жесткие правила и здесь не соблюдались.) Красно-рыжие волосы на Тертиусе были явлением обычным, тем более в семье Лонгов. Наверное, здесь сказывался эффект «племенного барана» (как выражаются айовские скотоводы). Но он шел не только от Лазаруса и не имел отношения к некоторым другим лицам, например к тем же Элизабет-Эндрю Джексон-Либби-Лонг и Дея Торис (Дийти) Бэрроуз-Картер-Лонг. По-видимому, «рыжина» в семействе Лонгов шла еще от одного источника, который я пока что не мог определить.

Люди, приверженные теории «Гильгамеша», отмечают, каким образом и куда распространяется рыжая окраска волос: из Двуречья она проникла в Рим, Ливан, Южную Ирландию, Шотландию… и даже, если быть точным, шла от Иисуса к Джефферсону, а от Барбароссы – к Генриху Восьмому.

Фамильное сходство Лонгов вряд ли могло бы так долго поддерживаться без вмешательства науки, вернее – без усилий доктора Иштар, генетика семьи. Кстати, сама Иштар была не так уж похожа на свою дочь Лэз, ибо «генетической матерью» той являлась не она, а Марин.

То, о чем я только что поведал, мне сообщили позднее, но привожу это здесь, чтобы поскорее отделаться.

Тот сонм математиков составляли: Либби Лонг, Джейк Бэрроуз, Джейн-Либби-Бэрроуз-Лонг, Дийти-Бэрроуз-Картер-Лонг, Минерва Лонг, Виверелл Лонг, Пифагорас-Либби-Картер-Лонг и Архимедас-Картер-Либби-Лонг (именуемые Питом и Арчи). Первого из них породила Дийти, второго – Либби, причем Дийти явилась «генетической матерью» каждого из них, а Либби – их «генетическим отцом». (Я лично отказываюсь вникать в подобное, пусть над этой задачкой поломают головы студенты!) Должен назвать еще одного человека, Максвелла-Бэрроуз – Бэрроуз-Лонга, и наконец сделать вывод: все эти «судьбоносные» генетические комбинации осуществлялись под строжайшим контролем Иштар и имели целью усиление математического гения без пагубных побочных эффектов. Наблюдение за работой поименованных гениев вызывало почти тот же азарт, какой испытывают зрители шахматного матча. Впрочем, здесь имелась и своя особая специфика.