Семь цветов страсти - Людмила Бояджиева

— А скорее всего, искателей наследства, — пробормотал Майкл, глядя перед собой невидящими глазами, словно и впрямь увидел призрак.. — Заметь, нас обоих толкали к Башне… Нас хотели убить и лишь на минуту просчитались во времени. Я ведь думал, что мы уже на небесах… Представь: сумасшедший музыкант, весь натянутый, как струна, вот-вот готовая лопнуть… Измученный, смятенный, полный видений и образов — уже нереальных, уже потусторонних, бредовых, но всегда — насквозь просвечивающих тобой… И белая фигура, выросшая из темноты… Уф… — Зажмурившись, Майкл замотал головой, отгоняя воспоминания.

Оба посмотрели на полученные в ту страшную ночь письма.

— Мне кажется, эти листки могли бы заинтересовать следователя.

— Лучше поскорее все забыть. Давай избавимся от этой чертовщины. — Дикси бросила в огонь письма Герхардта и Клавдии.

Когда кочерга разметала оставшуюся от бумаг горсточку пепла, им действительно стало легче.

Однажды Дикси рассказала Майклу о Чаке и Але, а также о том, как отчаявшись прорваться в «большое кино» снималась в весьма откровенных фильмах. Вот только о «фирме» умолчала. Этот эпизод остался единственной запертой дверью ее прошлого — той, ненужной, чужой, в сущности, жизни, что прошла без Майкла.

— Ты любил совсем другую женщину, музыкант. — Рассказав о наркотиках и связи с Ларри, Дикси не могла смотреть в глаза Майклу.

Они сидели у реки на скамеечке Клавдии, наблюдая, как шныряет в камнях выводок бойких утят.

— Я люблю и всегда любил тебя. — Твердо проговорил Майкл. — Ты же не виновата, что все время искала меня, а я никогда не мог найтись. И сам потерялся. В семье я был совсем другой — плохонький, в общем-то, человечек… Наверно, Наташа достойна лучшего.

— И ты тоже, Майкл. Ух, как хотелось бы сейчас отмыться от всего — от глупостей, легкомыслия, злости, тщеславия, грязи… Забыть о Чаке и Але, о гнусных фильмах Эльзы Ли…

— Ни в коем случае, Дикси! Пойми — ты нужна мне именно такая. С твоими метаниями, радостями, ошибками, победами. Ты — это ты.

— Ты и вправду не ревнуешь к моему прошлому?

— Да я содрогаюсь от ужаса! От страха за тебя и от стыда, что не мог догадаться, услышать призыв о помощи. Ведь твоя попытка с флакончиком снотворного… Жуть!.. Мы могли никогда не встретиться. — Он посмотрел на сжавшуюся Дикси так, словно видел ее после долгой разлуки. — Иди ко мне и перестань бояться… Грязь это совсем другое, Дикси… Как тебе объяснить? Нравственное чувство — это что-то вроде музыкального слуха. Фальшь есть фальшь. Что бы ты не играла — Бетховена или детскую песенку… Ты не способна совершить гнусность — у тебя безошибочное чутье к подлинности, Дикси… Тебя можно обмануть, но заставить совершить нечто противоречащее твоей совести невозможно.

По спине Дикси пробежали мурашки — на секунду ей показалось, что Майкл узнал о ее контракте. Но он обнял ее и прижал к груди:

— Эх, одно только нестерпимо жаль — ведь мы могли бы встретиться раньше…

— Ну, хотя бы всего на полгода, Микки!

3

Октябрь близился к концу, а значит, истекал срок злополучного контракта. Дикси считала дни: неужели провидение простило ее, сохранив страшную ошибку в тайне?

Как-то поздно вечером, воспользовавшись минутной отлучкой Майкла, взявшегося собственноручно приготовить поздний ужин, Дикси набрала номер Сола.

— Привет, ты где? — прохрипел он с видимым усилием. — Меня совсем залечили. Плюс ко всему — жуткое воспаления легких. Грозят упрятать в больницу.

— Кто же работает вместо тебя… с «объектом»?

— Знаешь ведь — Соломон Барсак незаменим! Здесь болтают, что твоя свадьба не состоялась, что так?

— Сол, как-нибудь я навещу тебя, надеюсь, не в больнице, и все расскажу сама. А сейчас, извини, мне надо торопиться. Будь умницей, не хандри…

«Ну, значит, все в прошлом… В чужом, безобразном прошлом», — с облегчением вздохнула Дикси, решив, что про «фирму» и Сола наконец-то можно забыть.

Майкл с улыбкой слушал магнитофонную запись его сочинений.

— Ты так растрогала меня, девочка! А этот Карно — совсем неплохой музыкант. Я бы взял его в свой оркестр.

Они часто мечтали, что Артемьев соберет виртуозов, забрав кое-кого из России, а главное, — Сашку, ставшего отличным пианистом.

Однажды «Прогулки над лунным садом» будут играть в Венской Опере. Дикси сядет в ту самую ложу, где они слушали «Травиату», а в финале ей придется подняться на сцену, чтобы забрать часть заваливших сцену букетов. Микки подтолкнет ее вперед — в свет рампы и шквал аплодисментов. Публика устроит овации, стоя выкрикивая многоголосое «браво!». Оркестр сыграет еще что-нибудь из «тетради Дикси» и вновь прогремят аплодисменты, а на усах старого капельмейстера заблестит счастливая слеза…

— Ты не знаешь, какой сегодня день? А число, месяц? — спрашивала Дикси, ожидая услышать недовольное рычание Майкла:

— Прекрати! Мы живем в другой системе координат. Когда появится солнце, выйдем на прогулку, лишь проголодаемся — потребуем еду. А Вену навестим по первому снегу — начнется деловой сезон — оформление развода, заключение контракта… Весной состоится свадьба — самая роскошная в этих краях.

— Как же мы узнаем весну?

— Очень просто. Прямо под окнами, как сообщил Рудольф, газон с крокусами. Они первые пробивают лиловыми и белыми головками снежную крышу. Вместе с ними начнем пробиваться к солнцу и мы.

— Ах, Микки, ты специально придумал такой календарь, чтобы отложить дела. Снега здесь вообще, наверно, не бывает. А значит, по-твоему, зимы… Но вот зато цветов — море. И значительно раньше, чем в Москве.

Хозяева гуляли по своим владениям, держась за руки, наряженные, как для сцены. Дикси в голубом песцовом палантине Клавдии, завещанном ей в личное пользование. Майкл — в длинной шинели стального сукна, относящейся к эпохе Австро-Венгерской империи, и будто извлеченной из театральной костюмерной. Но Майклу шинель нравилась, он уверял, что чувствует в ней себя русским поэтом Лермонтовым, убитым на дуэли в прошлом столетии.

Действительно, барон Артемьев выглядел очень романтично — поднятый воротник, обшитый по краю тускло-серебряным галуном, и длинные, как на бетховенском парике, темно-медные пряди, которыми охотно играл ветер. Майкл носил белые лайковые перчатки (тоже из замковой «костюмерной»), согревая свои тонкие, зябнущие от бездействия пальцы. Каким же неотразимым казался он «баронессе»!

Пошептавшись с Рудольфом, она получила однажды то, что хотела — новенький «Полароид» с огромным запасом кассет. Теперь можно было ловить мгновения, запасаясь картинками на будущее. Чаще всего Дикси снимала Майкла тайком, так как он продолжал считать себя отвратительно нескладным даже после появления ее фотошедевров. «Наедине с клавесином» — босой Маэстро, в накинутой на голое тело шинели сосредоточенно «принюхивается» к извлекаемым звукам крупным внимательным носом. «Пигмалион и Дикси» — склонив голову и слегка прищурив каштановые глаза, он смотрит на возлюбленную с гордым восхищением, словно только что завершил труд по «вылепливанию» лежащего перед ним в позе рембрантовской Венеры розового тела.