Смертельно безмолвна - Эшли Дьюал

— Хватит, прекрати! — Я грубым движением вынимаю нож из плеча девушки. Бросаю его в сторону, а затем хватаюсь оцепеневшими руками за ее худощавые плечи и с размаху впечатываю ее в бетонную стену; голова Ариадны неуклюже валится в бок, но девушка не перестает улыбаться. Смеется, захлебываясь кровью, и сипло дышит.

— Ты не сделаешь мне так же больно, как я тебе.

— Сделаю.

— Нет. Больше нет. — Неожиданно в коридоре поднимается ветер. И я понимаю, что у Ариадны вновь появились способности. Выйти из круга Ари не сможет. Но зато спокойно превратит меня в груду пыли одним взмахом руки. — О, твоя мамочка прямо сейчас стоит у тебя за спиной. И знаешь, что она делает?

— Нет, замолчи, я сказал, закрой рот.

— Она плачет, — смеется Ари, — она рыдает в три ручья, потому что ее сынок убийца и монстр. Чудовище, у которого нет сердца! Где твое сердце, Мэтт? Что ты натворил?

— Ты врешь, ты все врешь! Моя мать…

— …поворачивается к тебе спиной и, какая жалость, уходит. — Малахитовые глаза Ари прожигают во мне дыру, прожигают меня насквозь, и я трясусь, будто сумасшедший. — Ты обладаешь удивительной способностью, Мэттью. Все люди, которые находятся рядом, все они страдают. О да, ты только подумай! — Ее лицо оказывается совсем близко. — Мать, все мы знаем ее историю — умерла. Отец. Брат. Девушка. Друг, которому еще и двенадцати не исполнилось. Я — дочь смерти. Но ты, кажется, сама смерть, Мэттью Нортон.

— Зачем ты это делаешь? — Словно зверь рычу я и подаюсь вперед. — Зачем? Что тебе от меня нужно, что я такого сделал? Кто теперь тебя спасет, Ари? Кто?

— Меня не надо спасать.

— Никто в тебя так не верил, так тебя не ждал. Что ты сделала? Что ты натворила!

— Тебя никогда не было рядом. — Внезапно шепчет она, поджав губы, а я морщусь.

— Я всегда был с тобой.

— Нет.

— Я был. Я не мог иначе.

Неожиданно Ариадна выворачивается из-под моей руки и хватается пальцами за мое горло.

Она впечатывает меня в стену, а я растягиваю губы в ядовитой ухмылке:

— Ну давай. Сделай это.

— Закрой рот.

— Или что?

— Я разорву тебя на части.

— Разрывай.

— Что ты сказал? — Ее пальцы впиваются в горло, и я буквально ощущаю, как вены на шее вспыхивают, надуваются от невыносимой боли, но я не сдаюсь. Она сжимает сильнее, а я лишь ближе приближаюсь к ее лицу. К ее глазам. К ее огненным локонам.

— Разрывай, — повторяю я сквозь стиснутые зубы, — сделай это. Сделай!

Девушка застывает, испепеляя меня ядовитым взглядом. Ее голова кренится в бок, и теперь Ариадна осматривает меня и изучает, будто взвешивает варианты. А я не двигаюсь. Тяжело дышу, смотрю на нее и просто жду. Что она предпримет? Что сделает? Я ощущаю, как в голове пульсируют колючие шары, сгустки напряжения, но мне не больно. Меня уже ничего не трогает, ничего не прорывается внутрь. Она все уничтожила. Уничтожила меня, мои чувства, мою волю.

Я ничего не потеряю, если сейчас навсегда закрою глаза.

— Ты хочешь умереть?

— Почему бы и нет? — Ее лицо так близко. Девушка настороженно глядит в мои глаза, а я изучаю знакомые черты и вдыхаю знакомый запах. — Однажды ты сказала, что смерти должны бояться те, кто жив. А мертвым смерть не страшна.

— Ты еще жив.

— Откуда ты знаешь.

Ариадна порывисто приближается к моему лицу и застывает, вглядываясь зелеными глазами внутрь моих глаз. Словно два зверя, мы смотрим друг на друга и не шевелимся. Я держал ее за горло мгновение назад, теперь за горло меня держит она. Но, как в замкнутом круге, мы пытаемся избавиться друг от друга и не можем.

— Скоро будет открыт ящик Пандоры, — шепчет Ариадна, — и ты умрешь.

— Зачем ждать?

— Ты должен увидеть, как мир сгорает в агонии.

— Но почему? — Мое лицо перекашивается от недоумения. — Почему именно я?

— Потому что мой мир рушился каждый раз, когда ты отворачивался от меня. Теперь я хочу разрушить твой мир.

— Но ты тоже живешь в этом мире, Ариадна.

— Этот мир никогда не принимал меня. Если ему не нужна я, он не нужен мне.

— Так все дело в злости.

— Я не умею злиться.

— Я так не думаю. — Я пытаюсь вырваться из оков девушки, но она вновь отталкивает назад.

И я неуклюже цепляюсь пальцами за рукав ее платья, разорвав ткань от запястья до середины локтя. Ариадна недовольно наклоняет голову.

— Довольно, — низким голосом бросает она, — сотри пентаграмму.

Это приказ. Принуждение. Однако оно не срабатывает. Я приподнимаю уголки губ и слежу за тем, как лицо ведьмы искажает гримаса недоумения и злости.

— Я сказала, — повторяет она, притянув меня к себе, — сотри пентаграмму.

— Нет.

— Что ты сказал?

— Хочешь, чтобы я стал твоей собачонкой? — Я поднимаю руку и впиваюсь пальцами в острый подбородок девушки. Она ждет ответа, а я шепчу. — Катись к черту.

В изумрудных глазах Ари вспыхивает ярость. Она приближается ко мне так близко, что я могу разглядеть каждую рыжую крапинку на ее радужке. А потом мы замираем. Нас пронзает странное осознание того, что наши лица находятся в миллиметрах друг от друга.

— Сотри пентаграмму, — едва слышно повторяет Ариадна, и ветер врезается в нас, как будто мы два переплетенных дерева посреди пустыни, — сделай это, прямо сейчас.

— Нет.

Ее взгляд проникает куда-то внутрь моей головы. Я чувствую, что расстояние между нами становится все меньше и меньше, что ветер свистит все громче и звонче, и я смотрю в ее малахитовые глаза и вдруг ощущаю легкое прикосновение ее губ к моим. Тут же мы в недоумении отстраняемся. Я едва не прохожу сквозь стену, а Ари отступает назад, шумно и горячо выдохнув. Мы ничего не понимаем. Я должен убить ее. Я должен, должен.

Но потом что-то меняется. Я делаю шаг вперед, притягиваю девушку за талию к себе и врезаюсь в ее губы пылким поцелуем. Я понятия не имею, что творю, понятия не имею, куда улетучивается здравый смысл, логика, истина. Я яростно откидываю Ариадну к стене и вновь целую, заключив в руках ее миниатюрное лицо, а она хватается пальцами за ворот моей рубашки, будто боится свалиться навзничь, будто не может устоять на ногах.

Занавески срываются с петель. За окном полыхает молния. Грохот проносится такой неистовый, что он отдается у меня в груди, у меня между висков! Но я не выпускаю из рук Ариадну, я не могу, не могу. Стена покрывается трещинами за ее спиной, на нас сыпется и крошится пыль, а мы не обращаем внимания, потому что превращаемся в животных.

Я разрываю рукав ее платья с диким рыком и припадаю губами к ее оголенной шее и плечу, к ее тонкой ключице. Ари откидывает назад голову. И я слышу, как с ее губ слетает мое имя. В этот момент я верю, что сжимаю в неистовых объятиях призрака, сжимаю того человека, которого уже давным-давно нет в живых.