Назад, в пионерское лето - Денис Георгиевич Кащеев

Выписанный из изолятора на вторые сутки после гибели Юли, сразу до корпуса я не дошел: на полпути меня перехватила старший педагог лагеря Светлана (кажется, постаревшая за эти дни лет на десять) и препроводила в пионерскую комнату, где со мной, вроде как, снова хотели побеседовать. Ну, надо — так надо…

В пионерской меня ждал всего один человек.

— Здравствуй, Андрей! — приветливо кивнул он мне из-за председательского стола.

Я узнал деда Трефиловой.

— Здравствуйте, Кирилл Альбертович! — не сдержал кривоватой усмешки.

На ловца и зверь бежит!

Под впечатлением «видения у дуба» сперва я собирался всеми способами избегать любых контактов с этим человеком, но после истории с Юлей — лишь чудом не ставшей «историей со мной» — передумал. Теперь выйти на старика через Ингу значилось одним из первых пунктов моего нового плана: согласно тому, что я видел, пребывая в отключке, ее дед, во-первых, способен мне поверить, а во-вторых — имеет ресурсы помочь! Главное: подсказать ему верный выбор исполнителей, иначе все закончится печально — двумя выстрелами в упор из «Макарова» под величавое «Не думай о секундах свысока…»

— Ты меня знаешь? — похоже, удивился Кирилл Альбертович.

— Вы — дедушка Инги, — кивнул я.

— Она обо мне рассказывала?

— Не то чтобы…

— Оставьте нас, пожалуйста! — повернулся старик к Светлане, все еще стоявшей на пороге.

— Допрос несовершеннолетнего должен осуществляться в присутствии педагога, — твердо заявила та.

— А это не допрос, и я — лицо неофициальное, — развел руками Кирилл Альбертович. — Мы с молодым человеком просто побеседуем… о будущем.

Любопытная формулировка — даже если акцент на последнем слове мне и померещился!

— И тем не менее… — начала было Светлана.

— Извольте выполнять! — в голосе «неофициального лица» звякнуло железо, и, помявшись еще пару секунд для порядка, старший педагог таки вышла вон. — Присаживайся, — кивнул мне Кирилл Альбертович на крайний стул.

Так я и сделал.

— Как самочувствие? — поинтересовался затем мой собеседник.

— Спасибо, вроде, хорошо, — неопределенно повел я руками.

— Это хорошо, что хорошо, — улыбнулся старик. — С головой шутки плохи…

— Моя хотя бы осталась цела, — зачем-то обронил я.

— Да, бедная девочка… — вздохнул Кирилл Альбертович. — Не подскажешь мне, за что тебя хотели убить? — спросил он вдруг.

— Меня? — простодушно захлопал я глазами.

— Тебя, тебя. Это же дураку ясно: Семшовой просто фантастически не повезло. Жертвой убийцы должен был стать ты — и не прикидывайся, будто сам этого не понимаешь!

— Ну… — протянул я.

Четкой линии поведения для общения с дедом Трефиловой я выработать не успел: полагал, что время на это у меня еще будет. С другой стороны, наше сотрудничество с Кириллом Альбертовичем, вроде как, предопределено — значит, может, и не стоит изобретать чего-то особенного? Просто тупо плыть по течению?

— Так за что? — повторил между тем свой вопрос старик. — Случайно не за это? — на стол передо мной лег смятый обрывок бумаги, исписанный моим кривым почерком.

Ха! Многое объясняется.

— Где вы это взяли? — именно такой вопрос показался мне сейчас наиболее естественным — плыть по течению, да.

— Лучше ответь, что это? — прищурился на меня Кирилл Альбертович.

— Там же написано, — кивнул я на заголовок. — «Хроника будущего».

— Коротковата что-то хроника.

— Зато даты актуальные. Вы же их уже наверняка проверили? Все совпало?

— Документ попал ко мне в руки шестнадцатого числа, — помедлив, сообщил мне собеседник. Ага, 16-го был родительский день! Значит, бумагу ему отдала Инга, где-то ее, очевидно, подобравшая. Логично. — То есть лично я смог подтвердить только одно совпадение — насчет числа семнадцатого.

Машинально я скосил глаза на обрывок на столе, хотя и так помнил, что там значится под названной датой: «17 июня все остальные заложники высажены в Бейруте, Ливан».

— Подождите до двадцать третьего, — развел я руками. — Когда упадет Боинг «Эйр Индиа».

— А он упадет?

— Должен.

— Так я, собственно, и собирался сделать — еще немного подождать, — снова помедлив, проговорил старик. — Но гибель Юли Семшовой вынудила меня приехать раньше. Итак, Андрей, что все это значит? — пристально воззрился он на меня.

— А сами вы что думаете? — вернул я мяч — или лучше сказать, шарик — скажем, IDEALCZECHOSLOVAKIA — на его сторону.

— У меня есть три версии, — вопреки моему ожиданию, не стал отмалчиваться Кирилл Альбертович. — Первая — это все же мистификация, розыгрыш. Две первые даты вписаны по факту — хотя не могу пока понять, откуда автору стало известно о происшествии в Эрмитаже. Семнадцатое — простой расчет, отчасти — удачное совпадение: то, что пассажиров отпустят — и где это будет сделано — можно было и предугадать, с некоторой долей вероятности. Двадцать третье в этом случае — просто выдумка.

— Послезавтра это перестанет быть неясным, — заметил я.

— Верно. И есть у этой версии еще один минус: в мистификации непременно должен быть задействован человек, которому я доверяю, практически как себе. Он мог ошибиться, но намеренно обманывать меня нипочем не стал бы.

— Речь об Инге? — уточнил я.

— Не важно, — мотнул седой головой мой собеседник. — Версия вторая: это чья-то хорошо подготовленная операция. Правда, не очень понятны ее цели — особенно в сравнении с гипотетическими возможностями организаторов: втереть ко мне в доверие тринадцатилетнего школьника? И этим занимаются те, кто может разом отправить на захват лайнера палестинцев, послать в Эрмитаж психа-литовца и уронить в море индийский самолет? Из пушки по воробьям стрелять эффективнее!

— Совершенно согласен, — хмыкнул я.

— Ну и третий вариант, — продолжил старик. — Я действительно имею дело с экстрасенсом, способным предвидеть будущее. Либо даже с эмиссаром из этого самого будущего — что, конечно, сомнительнее… Удивительно, конечно, но как советовал великий сыщик Шерлок Холмс: отбросьте все невозможное, а то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался. Я прав? — подался вперед Кирилл Альбертович.

— Ну, в общем, да, — поколебавшись напоследок, кивнул я.

— Ясновидец или посланец? — быстро спросил мой собеседник.

— Посланец, — не стал уже скрывать я.

— С какой целью?

—