Хранители времени - Янина Жураковская

Упырь в одиночестве шагает впереди. Он мрачен и угрюм — божья весть жжет, покоя не дает. Что-что, а божью весть, я всегда признаю: батя и покойный дед луны не могли прожить без доброй угрозы. Вдохновенья и смиренья упырю всыпали с лихвой, и веет от него такой безнадёгой, что мне почти его…

Нет. Совсем нет. Ни капельки.

— Идио, вот ты Тёмный, — громкий, вкусный хруст печеньем справа: у Джен всегда есть, что поесть. — Растолкуй, почему кое-кто…

— …ведет себя как придурок, — подхватывают слева.

Я помалкиваю, догадываясь, что ответ "Потому что придурок" их не устроит.

— Вроде бы извинился, признал, что был неправ, и снова-здорова! Я Тёмный, страшный, злой вампир, хлещу кровищу, как кефир… Понятно, к фэстерам у него счёт с Беломорканал, но мы-то при чем? Из тех м<процарапано когтем> ведьмаки, как из пьяного дояра машинист насосной станции для закачки рабочего агента в пласт!

Мы с Тироном натужно кашляем. Шагающий впереди вампир наступает сам себе на ногу и едва не падает. А вот не подслушивай!

— Это раз, — как ни в чем не бывало, продолжает Дженайна. — Два — не любишь ведьмаков, зачем гнобишь чародея? За компанию? Поневоле напрашивается вопрос…

— За что упырь не любит Хранителей? — подсказываю я.

Дженайна кивает. И делает то, чего я никак не ждал — протягивает мне печенье. Надкусанное, но всё же. В Диком лесу, наверное, все вурдалаки передохли.

— А вы не находите, что это некрасиво, обсуждать присутствующих у них за спиной? — не оборачиваясь, цедит вампир.

— Нет, если присутствующие последние десять минут только рычат и хамят, — возражает Тирон. — Так за что вампир не любит Хранителей? Мы же тебе ничего не сделали… или сделали?

— Это был вопрос, Зима, — уточняет его сестра.

Я невольно принюхиваюсь и… Что?! Если б я был человеком, подумал бы, что мерещится, но я, батюшки мои зверушки, <затёрто>ов семург! Я чую! Творец, куда ты смотришь? Упыри не знают мук совести. Они думают лишь о себе. Расхаживают с видом Сгиньте-Хранители-Это-И-К-Тебе-Относится-Перевёртыш или изобретают гнусные планы по избавлению от долга, но не трясутся, боясь привязаться к врагам, и не страдают, понимая, что Уже к ним привязались! Бедный Зимка…

Я… я только что назвал… Я сошёл с ума. И это чувство, стеснившее грудь, будто мне… сукин кот, жалко этого… гада…

Творец, я знаю, ты ушёл на отдых и вручил власть над миром демону Ы.

— Не сделали… — через силу выдавливает вампир. — Ещё. И очень бы хотелось… чтобы и не сделали.

— Чтоб меня черти уне… — Тирон прикусывает язык.

— Зима, прости, если мы подумали о тебе плохо, — хлопает глазами Джен. — Это же не… пророчество?

Как тролли не считают землеописание за науку, так и семурги презирают разные видения-привидения, которые только и могут, что жизнь портить и мозги сушить. А упыри, похоже, верят. Впрочем, им скажи, что завтра конец света — обвяжутся саваном и на погост поползут. Идиоты. Вот бате сколько раз обещали, мол, придут лис с цветком, оставят от замка камешки да крошки. И где сейчас те проро<ки?..>

<Дыра в пергаменте, несколько строк размазано>

- <А вы разве н>е хотите узнать, о чем это проро…

— Нет! — дружно рявкаем мы.

Вампир медленно оборачивается. Глаза — блюдца, рот — руна «ольс».

— Не хо…тите? Но поче… ах, да, — он пожимает плечами. — Я и забыл с кем говорю. Одно слово — Хранители… ну, и ты с ними, пёс.

— Сейчас опять Тьму со Светом приплетёт, — шепчет Дженайна.

— Свет и Тьма… лед и пламя… гроза и покой… им друг друга никак не понять, — словно для себя говорит вампир. — Могут встретиться, несколько песен про<петь и без боли расста>ться опять…

Мы таращимся ему в спину.

— Чего?!

— У него было тяжелое детство, — поясняет Джен.

— И люлька дырявая, — кивает Тирон.

— Он часто грыз погремушки.

— Раскрашенные свинцовыми красками?

— Похоже на то.

Вот <чт>о "зл<ой язык сирен>ий" девкам дает, а?

Пергамент третий.

Есть он, <Всебл>агой и Всесущий, что стоит выше всех богов. Каждый, в ком теплится крупица разума, почитает его. Две руки у него: тьма и свет, и Свет — левая рука тьмы, а Тьма — правая рука све<та><пергамент надорван, руны затёрты> <и бе>з одной нет другого. Кто-то молится Творцу без поминанья рук его, иные славят Предвечный Свет и кладут требы Матери Тьме. Свет и Тьма щедро делятся с <несколько слов неразборчиво> спрашивают немало.

Тьма — не есть зло, а Свет — добро. Они просто есть.

Тьма предлага<ет свобо>ду. Свободу от правил, приличий, долгов и связей. Ты ник<ому ниче>го не должен, шепчет она. Твоя судьба в твоих руках. Бери, что хочешь. Делай, что хо<чешь>. Но вот беда, всем хочется разного… И нет ничего хуже, чем получить то, что просил.

Светлых призывает долг. "Во имя!" и "За!" малюют они на своих знамёнах. Не будь равнодушен, вещает Свет. Не откажи в помощию не отведи глаз. Ты должен!.. Светлые не лгут — просто не говорят всей правды. Плетельщики словесных кружев, мастера намёков, люби<тели вы>гребать орехи из огня чужими руками.

И так уж повелось, что Светлые и Тёмные <затёрто> недолюбливают друг друга. Мы считаем их твердолобыми пустобрёхами, они нас — лживыми себялюбцами, и если уж говорить честно — верно и то и другое. Не знаю, что лучше, их «должание» или наше «хотение», но твёрдо знаю другое: пути, коими бродит их лукавая мысль, мне не понять и через сотню лет. А вот упырюгу понимаю даже слишком хорошо, потому так и хочу его <конец пергамента зверски пожёван и нечитабелен>.

Пергамент четвёртый.

<Край пергамента, возможно, обгрызен> дубрава <затёрто> шелестит листвой, весело щебечут пти<цы> <затёрто>. <По мо>ему скромному разумению, сейчас мы возле Крючка — места, где Пустоземский тракт резко заворачивает на закат, огибая знаменитые Мухосранские топи. Из них, если верить землеописаниям, год от года упорно лезет жить и нежить, поражая смердов разнообразием. На размножение эти твари, похоже, тратят всё свободное время. Развратные такие твари.

Дорога в версте от нас, не дальше, но вампир идёт <несколько строк затёрто>.

- <Неразборчиво> <где т>ы её встретил? Рассказывай! — требует Джен. — Только честно: во время священного крестового46 по<хода против немё>ртвых или наоборот, ритуального распития юных дев в ночь летнего солнцестояния?

— Держи свою фантазию в узде, а лучше — в ошейнике шипами внутрь, — цедит упырь. — Митраша училась в Мокрянской школе <целит>елей. Там мой друг преподает анатомию и физиологию разумных рас. Я как-то зашел в гости… а он зав<лёк ме>ня на один из практикумов в качестве на<глядного п>особия. Митраша сидела на перво<м ря>ду <неразборчиво> <Гов>оря вашим языком, увидел, утонул и больше не всплыл.