Город призраков - Сергей Болотников

Со временем сны прекратились, и мутный поток повседневного быта вымыл остатки старой тайны, надолго похоронив под вязким илом ненужной памяти. И так получилось, что только бег смог поднять эти захороненные окаменелости. Как глупо, как примитивно, дурацкие детские страхи! Это ведь...

— Стекла! — крикнул Васек. — Я испугался дурацких стекол!

— Я понял, — сказал юнец, — он все-таки ненормальный. К нам никто не придет.

— Из-за двух дурацких зеркал весь этот кошмар! — почти крикнул Васек, не сознавая, что разговаривает с кем-то еще, море воспоминания поглотило его. — А как он отреагирует на свое отражение?!

— Ты что-то придумал? — воскликнул Влад. — Тогда давай исполняй.

В подъезде отчетливо грохнула стальная дверь. Затопали шаги — неторопливо, но неотвратимо. Кто-то поднимался по лестнице.

— Зеркало! — тоном опытного хирурга потребовал Мельников.

Народ в комнате засуетился. Массивное зеркало без оправы сдернули со стены, поднесли к Ваську. Тот скривился, путано стал объяснять, что с зеркалом делать. Вытащили из-под волосатого стул и установили на него стекло так, что в нем отражался темный вход.

— Закройте! — крикнул Васек, и Влад поспешно накинул сдернутое с дивана цветастое покрывало. Отошел полюбоваться своим творением: обстановка в комнате напоминала декорации дешевого фокусника.

По лестнице взбирались все выше, топая так, что стекла звенели. Васек направил указательный палец в сторону двери и молвил вполголоса:

— Он!

Дивер взвел автомат и сунул еще один в руки Степану. Белоспицын нервно улыбался. Все поспешно отступили от коридора.

— Ну, если только это все не сработает... — сказал Дивер тихо и направил ствол автомата на Мельникова.

— Кто-нибудь знает молитвы? — спросил Белоспицын.

С грохотом входная дверь отворилась и звучно шмякнула по косяку. Слабый дневной свет пал на фигуру Витька. Вид его вызвал у Василия Мельникова чувство, схожее с тошнотой.

Витек улыбался. Улыбался, как манекен, которому зачем-то растянули уголки рта. Глаза отражали комнату и собравшихся шестерых людей.

— А вот на!!! — заорал Дивер и открыл огонь с пяти метров, и что-то выкрикивающий Белоспицын присоединился к нему. Все остальные звуки мигом забил грохот автоматной стрельбы, сизый дым вознесся к потолкам и резал глаза. Осколки штукатурки с треском откалывались от стен и отправлялись в свободный полет. Васек что-то орал и махал руками, но этого никто не видел. Мохнач вжался в угол и прикрыл голову лапами.

А Витек стоял, ждал, когда им надоест. И не царапинки, не пылинки не слетело с его головы, и даже поношенная, грязная униформа бомжа вовсе не пострадала.

Первыми патроны закончились у Севрюка, а секунды две спустя у Сани Белоспицына. Финальным аккордом беспорядочной стрельбы стал мощный бросок бывшего спецназовца пустым автоматом в фигуру пришельца. Деревянный приклад АКА звучно врезал Витьку по белоснежным зубам, с хрустом выбив деревянную щепу, после чего оружие брякнулось на пол.

Витек улыбался.

После мгновения подавленной тишины Василий Мельников, бывший друг и соратник незваного гостя, с воплем «Да достал!!!» ринулся вперед и сорвал ткань с зеркала, явив Витьку его собственное отражение.

Витек уставился в зеркало. Зеркало отразило Витька, глаза Витька отразили зеркало, которое отразило Витька с его глазами, которые в свою очередь отражали все то же зеркало.

Зеркальный тоннель возник вновь, но не было никого, кого он мог испугать. Улыбка Витька поблекла, глаза выпучились, и, наверное, это выглядело потешно со стороны. А разрастающиеся глазницы все отражали и отражали. Отражали отражение.

Витек завыл. Он больше не улыбался, белые зубы утратили цвет, стали желтыми и подгнившими, половина их вовсе исчезла. Серебристые глазницы выпячивались вперед, но не могли больше отразить кого-то еще, кроме себя. На другом конце комнаты Василий, наблюдая эти метаморфозы, сжал кулаки и заорал бешено:

— Мерзко, да?! Да посмотри на себя, как я на тебя нагляделся!!!

Глаза-плошки лопнули с удивительно нежным, чарующе-мелодичным звоном. Так бьется дорогой хрусталь. С последним полувоем-полувсхлипом Витек воздел руки в нелепом патетическом жесте и рухнул лицом вперед, стремясь расколоть ненавистное стекло. Не долетел.

Звон повторился, только на этот раз он не был таким нежным — просто звон бьющегося стекла. Тяжело бухнула об пол витиеватая рама, острые осколки разлетелись по ковру живописным веером. Все еще сжимая кулаки, Васек рухнул на колени и стал стучать руками об пол, не зная, что еще сделать от охватившего его чувства победы. О! Оно было необъятным, это чувство!

Перед ним лежало старое пыльное зеркало, то самое, что подстерегало свои жертвы в мусоре на городской свалке. Но теперь оно было безвредным — слепым оком, без сверкающей роговицы стекла.

А подле зеркала лежало бездыханное человеческое тело. Васек заметил его, пересек комнату и наклонился над мертвецом. Оплывшее лицо покойника было густо покрыто засохшими кровоподтеками и искажено страхом и болью.

— Витек, — сказал Мельников, беря в ладони руку напарника, — оно все-таки отпустило тебя.

Потому что тот Витек, что лежал сейчас на ковре, был просто человеком, несчастной жертвой зеркала, и, в сущности, был ни в чем не виноват. Закрытые глаза, перекошенный беззубый рот — неужели и сам Василий раньше выглядел так же?

Все так же сжимая руку мертвого Витька, Василий закрыл глаза — на смену победному торжеству пришло чувство успокоения. Отдых, наконец-то отдых!

— Его надо похоронить, как человека, — сказал Василий, ни к кому не обращаясь.

— Не знаю, как у тебя это получилось, — сказал, Саня Белоспицын тонким дрожащим голосом, — но это было круто.

А Влад Сергеев ничего не сказал — он приходил в себя.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

— Ну, — спросил Дивер, — что скажешь хорошего?

— Ничего, — ответил Мельников, — хорошего — ничего. Разве что видел я его.

— Ты уверен? Тот самый, черный, лакированный?

— Он! На заднем стекле надпись.

Дивер согласно кивнул. На этот раз все собрались в квартире Сани Белоспицына. Большая комната здесь оправдывала свое название, к тому же при полном отсутствии мебели становилась чуть ли не залом. Четыре стула и неказистые кухонные табуретки казались на этом пыльном просторе произведением концепт-арта, сделанным художником с явным уклоном в сторону минимализма. Угрюмо поблескивающие стволы в углу завершали картину жирной вороненой точкой.

— И где же?

— Наткнулся возле самого завода. Дважды он въезжал на территорию и оставался там минут тридцать, не меньше. Третий раз выехал в город и, может быть, вернулся — мне досмотреть не удалось, курьеры подъехали.