Черные Мантии - Поль Феваль

В 1821 году Приятель-Тулонец был уже взрослым молодым человеком, красавчиком, нагловатым и дерзким, не знавший удержу в развлечениях, особенно когда дело касалось женщин. Подвиги его оставались безнаказанными, тем более что в окрестностях Сартэна знали о них гораздо меньше, чем вы, авторы драмы, перед которыми мне пришлось приоткрыть карты. Политические идеи, завершившиеся революцией 1830 года, пробуждались по всей Европе, воцарившийся в Италии дух конспирации проник и в этот глухой уголок. Многие полагали, что Отец-Благодетель исполняет некую тайную миссию, возложенную на него карбонариями, догадка эта подкреплялась ненавистью его к Себастьену Рени, графу Боццо, хранившему верность Бурбонам.

Себастьен Рени скончался в своем замке в 1821 году, супруга его, женщина набожная и неизлечимо больная, тоже находилась при смерти. Их юная дочь Джованна Мария, ангельски чистая и прелестная, воспитывалась в монастыре бернардинок близ Сартэна под бдительным оком своей тетки, настоятельницы обители. Девушка покинула монастырь, чтобы посвятить себя заботам об умирающей матери. Ей было около шестнадцати лет, и она предназначалась в супруги своему кузену из Бастии, занимавшему видное положение среди местной знати.

Однажды вечером, когда Джованна Мария возвращалась из церкви, неподалеку от монастырских развалин на нее напал подросший Дон-Жуан, Приятель-Тулонец, для которого не существовало ничего святого. За девушку вступился местный паренек, чеканщик из оружейной мастерской, задав жестокую трепку ее обидчику. Джованна Мария не забыла своего спасителя, Приятель-Тулонец запомнил его на всю жизнь.

Кланяйтесь, господа драматурги! На сцену вышли ваши протагонисты. Молодого чеканщика из Сартэна звали Андре Мэйнотт, нежный ангел Джованна Мария – ваша таинственная графиня Олимпия Вердье.

XXI

СЕКРЕТ ДРАМЫ

Глаза господина Брюно сверкнули: казалось, зрачки его, холодные и жесткие, точно камень, высекли две искры при звуке этого имени: Джованна Мария. Морис, слушавший с опущенными глазами, искал в этом запутанном рассказе не сюжетных ходов для своей драмы, а подлинных фактов, способных прояснить некоторые загадки окружавшей жизни. Нахмуренные брови придавали его лицу взрослое и мужественное выражение. Нельзя сказать, что он понял все, но он многое угадал, и рассказчик, чувствуя напряженный интерес юноши, обращался преимущественно к нему. Этьен, храня верность драме, составлял сценарий. С алчным волнение заглядывал он в темные закоулки этой необычайной истории, стараясь запомнить как можно больше деталей. Над всеми неясностями возвышался грандиозный силуэт Черной Мантии. Сцена в застенке, устроенном под руинами монастыря, так и стояла перед его глазами. Туда попадет актриса, неплохо бы сделать ее роль подлиннее. Но черт возьми! Само дело Мэйнотта в окружении столь драматических дебрей потянет на три или четыре картины!

Господин Брюно продолжал:

– Должен вам сказать, пока не забыл, что в Лондоне за убийство Джона Мейсона был отправлен на виселицу виновный, чья-то голова скатилась в корзину за исчезновение берлинского банкира, в Вене и Петербурге злодеи тоже были наказаны эшафотом. Черная Мантия и Закон расквитались. Точный счет укрепляет дружбу.

Что касается Андре Мэйнотта, то он был круглым сиротой. Ни его развитие, ни его амбиции не выходили за пределы занимаемого им скромного положения, однако встреча с Джованной Марией вдохнула в него новую душу – он полюбил… Тем хуже и тем лучше, мои молодые друзья, если в этом слове для вас заключено все…

– Ваш голос дрожит, когда вы его произносите, – с глубоким сочувствием заметил Морис.

– Я тоже человек, – ответил нормандец, изо всех сил стараясь подавить волнение, – я тоже страдал… Андре Мэйнотт забросил свою мастерскую, сердце рвалось из его груди, дни и ночи бродил он вокруг сумрачных стен, укрывших его сокровище.

– А Джованна Мария знала об этом?

Они знают про нас все, те, что любимы нами! В тот самый" вечер, когда умерла мать Джованны, Приятель-Тулонец вознамерился похитить девушку. Андре не знал об этом коварном замысле, но был охвачен непонятной тревогой. Вместо того чтобы вернуться домой, он беспокойно прохаживался по опушке миртовой рощи. Уже стемнело, и шумы вокруг затихли,) когда за стеной на тропинке послышались легкие шаги и детский голосок окликнул Андре по имени.

– Я здесь, малышка, – ответил Андре, узнавший Фаншетту, внучку Отца-Благодетеля. Про эту девчонку говорили, что она станет богаче, чем королева: дед в ней души не чаял. Фаншетта перемахнула через ограду, приземлившись у ног Андре, и, тяжело дыша, объявила:

– Темноты я нисколечко не боюсь, но секретарь моего дедушки настоящий бандит. Если он меня поймает, убьет!

Она сделала знак, призывавший к молчанию, и настороженно вслушивалась в темноту. Вокруг не раздавалось ни шороха. Андре спросил:

– С какой стати Тулонцу тебя ловить?

– С такой, что меня послала к тебе Джованна.

– Джованна! – воскликнул Андре, чувствуя, как ноги у него подгибаются.

– Ага, ты дрожишь, – заметила девочка, – Джованна тоже дрожала, когда говорила о тебе. Слушай, что я скажу: Приятель-Тулонец очень плохой, я его ненавижу, а мама с папой его боятся, а ведь они дети самого Хозяина. Нынче вечером я слонялась по коридору, что ведет в комнату покойницы. Ты видел покойников? Я никогда не видела и хотела взглянуть. Тулонец тоже не спал, я слышала, как он говорил горничной: «Ты получишь десять наполеондоров…» Он ей вывернул руку, и она заплакала. Еще он сказал: «Лошади будут ждать на полпути к развалинам…» Горничная ответила: «Но ведь в комнате рядом с мертвой находится священник…» А Тулонец засмеялся и говорит: «Мы заткнем ему глаза и уши дукатами…» А потом сказал: «Завтра она вернется в монастырь и будет поздно, все надо сделать сегодняшней ночью».

Андре словно окаменел.

– Ты что, ничего не понял? – заволновалась девочка, глаза ее, поблескивающие в темноте, умные и глубокие, казались совсем взрослыми.

– Понял, – ответил Андре. – Я понял все.

– Тогда, – продолжила свой рассказ маленькая Фаншетта, – горничная согласилась, и Тулонец ее поцеловал… Ах да! Я чуть не забыла сказать самое главное: десять наполеондоров он даст за то, что горничная опоит Джованну сонным зельем. Они решили ее украсть в два часа ночи, когда перестанет светить луна… Знаешь ты, что говорят люди, которые приходят к дедушке просить денег?

– Не знаю.

Чтобы их пропустили, они спрашивают: «Будет ли завтра день?» Я сто раз слышала собственными ушами. Ты скажешь эти слова и тебя пропустят, даже если дверь будет закрыта. Я боюсь чего-нибудь позабыть в спешке, мне уже пора возвращаться… Так вот, как только Тулонец с горничной из коридора ушли, я побежала к Джованне, чтобы ее предупредить. Покойницу я не увидела, она вся закрыта белой тканью, а поверху лежит большой черный крест… Джованна очень красивая, я тоже буду красивой, когда вырасту. Я ей про все рассказала, она побледнела страшно и стала призывать Бога, Деву Марию и тебя. Я ей говорю: «Я знаю этого парня и знаю, где он бывает по вечерам». Тогда она послала меня к тебе и велела кое-что передать.