Мираж - Сохейр Хашогги

— Я благодарен тебе за заботу. Так кто этот человек?

— Малик Бадир.

Довольно долгое шипение пленки. Потом Тамер вновь заговорил.

— Я всегда думал, что это он.

— Правда?

Даже в записи можно было почувствовать искренность удивления Али. Абдалла еле сдержал смех: он-то прекрасно понимал, что происходило в резиденции племянника. Али придумал версию про Малика, надеясь склонить Тамера к действию, а тот сам очертя голову рванулся в драку. На допросах Абдалла не раз наблюдал такое поведение у обвиняемых.

— Да. Но теперь я знаю точно. Еще раз благодарю тебя.

— Не следует благодарить за то, что продиктовано долгом уважения и дружбы. Но я надеюсь, что ты понял мое предупреждение. Бадир теперь гражданин мира, и я прошу тебя не… навлечь позор на королевство.

— Я знаю только один способ разрубить этот узел, а что на уме у тебя?

— Так-так. Ты зришь в суть проблемы. Лично я думаю, что следует привлечь кого-нибудь, нанять, ну… хорошо заплатить. Прости, если это покажется тебе бестактным, но я слышал, что у тебя есть кое-какие связи на Корсике.

— У меня множество деловых контактов в разных частях мира.

— Конечно, конечно, еще раз прошу меня простить. Понимаю, что вмешиваюсь в сугубо личное дело. Но я иду на это только ради аль-Ремаля. И из этих соображений я готов заплатить любые деньги, чтобы… уладить дело с… посредником.

— Я ценю твою заботу, но она мне не потребуется. Я сам обо всем позабочусь.

— Поступай, как считаешь нужным, разумеется, ты свободен в выборе. Но если расходы покажутся тебе чрезмерными, не стесняйся обратиться ко мне за помощью. Кстати, я навел кое-какие справки, и это поможет тебе сэкономить время и силы на поиски нужного нам человека. Например, я знаю, что в данное время года Бадир живет с женой на юге Франции, и дважды в неделю они бывают в бистро, расположенном вблизи городка, где расположена их вилла. Его машину легко узнать — я дам тебе подробное описание, — а движение на дороге не слишком оживленное. Если там случится авария… Это, конечно позор, — акт возмездия во имя справедливости должен быть публичным, но я уже говорил: надо подумать и о престиже страны.

— Я все понял и еще раз от всего сердца благодарю тебя, Али Рашад. Я никогда не забуду твоего участия.

Абдалла выключил магнитофон. Всесильный министр легко мог себе представить, как все произошло: убийца входит в доверие к шоферу грузовика, поит его допьяна, потом направляет тяжелую машину на «мерседес», сворачивает шею пьяному шоферу и спокойно покидает место происшествия.

Делом жизни Абдаллы Рашада были тайны, иногда он раскрывал их, иногда долго хранил.

Этот секрет, помимо Абдаллы, знали еще по крайней мере три человека: смерть Женевьевы Бадир была следствием не несчастного случая, а тщательно спланированного убийства. Абдалла придержал эту тайну в интересах аль-Ремаля, но все может в одночасье измениться. Король на смертном одре, и трон наследует брат Али — Ахмад.

Практичностью Ахмад не уступал самому Абдалле, но был настолько рассудочен, насколько импульсивен был Али. Ахмад не испытывал к Малику Бадиру ни любви, ни ненависти. Он просто считал мультимиллиардера весьма полезным для королевства человеком. Возможно, Ахмаду стоит шепнуть о враждебности, которую испытывает к Малику Али, и сказать, что она, эта враждебность, подвергает опасности жизнь полезного для аль-Ремаля человека.

Ахмад будет очень признателен за такого рода информацию.

Что касается Али, то с ним тоже не следует порывать, по крайней мере до тех пор, пока Абдаллу не принудят употребить власть. Все, что теперь следовало сделать Абдалле, это обнародовать тайну местонахождения Амиры и Карима Рашад.

Карим

— Американцам не понять арабов. Их политика на Среднем Востоке — это политика банкротов. А их самоуверенность в вопросе, что лучше для нас, арабов, одновременно и лицемерна, и разрушительна. Все их так называемые мирные инициативы в лучшем случае будут иметь лишь временный эффект.

«Боже мой!» — подумала Дженна. Она никогда в жизни не слышала таких высокопарных речей, особенно в своем доме и от девочки-подростка.

Девочка была дочерью известного бостонского профессора и не менее известного египетского романиста Насера Хамида, и звали ее Жаклин. Жаклин Хамид была одноклассницей и близкой подругой Карима. Сын сидел рядом и жадно ловил каждое ее слово.

Вот и сейчас он согласно кивает головой, глаза его сияют от восторга и восхищения.

— Все так и есть. Даже ты не можешь этого отрицать, мама.

Это был уже откровенный вызов.

Как ответить? Дженна была не только решительно не согласна с Жаклин, но и находила подругу сына напыщенной, не терпящей возражений, невыносимой девицей. Но открыто высказать свое мнение — значит оттолкнуть сына, который, без сомнения, очарован и пленен маленькой темноволосой красавицей, ее кораллово-красными губами и пронзительными черными глазами.

— Я слушала лекции вашего отца о египетском феминизме, — сказала Дженна, оставив пока без внимания вопрос Карима. — В них много интересных сведений и фактов. Но я не понимаю, почему он не бьет тревогу по поводу возрождения в Каире обычая носить чадру, даже среди студенток университета.

— Возможно, вы не вполне представляете себе современное социально-религиозное движение в Египте, — чопорно ответила Жаклин. — Вы долго живете в этой стране, а Карим рассказывал, что воспитывались вы в Европе. Так что вы человек прозападной ориентации. Вы утратили свое египетское самосознание.

Дженна была шокирована. Хотя она знала, что Карим почти все свое свободное время проводит у Хамидов и постоянно цитирует то отца, то дочь, Дженна не была готова к дискуссии с Жаклин: аргументов под рукой у нее не оказалось.

Приняв молчание Дженны за согласие с ее замечанием, Жаклин пустилась в рассуждения о целесообразности арабских обычаев вообще и ношения чадры в частности.

— В консервативных странах, как, например, в аль-Ремале, у женщин такой высокий уровень защиты и уважения, который и не снится западным женщинам. Все, чего добился феминизм в Европе, это превращение женщин во второсортных мужчин. Я не уверена, что мне это нравится.

Дженна почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах. Как же глупы бывают молодые люди и как опасны, особенно когда воображают, будто знают ответы на все вопросы. Неужели эта суперпривилегированная девушка не понимает, как она счастлива? Не понимает, какое это блаженство — иметь право открыть рот и сказать то, что тебе заблагорассудится? Она просто не представляет, что за подобное вольнодумство она могла бы быть наказана, а то и убита в тех самых консервативных странах, которые вызывают у нее такое восхищение.