Светорада Золотая - Симона Вилар

– Это как раз то, чего я опасался. Ведь у Некраса полгорода родни. А у Михолапа к тому же еще и дружина под рукой.

– Не посмеет Михолап воинство в свои дела вмешивать – отвечала Гордоксева, поправляя на голове поспешно наброшенное покрывало. Но в голосе ее не было большой уверенности. Взглянула на сына почти умоляюще. – Асмунд, что же нам делать? Может, послать кого из детинца, чтобы княжеской властью угомонили людей?

– Помоги боги, но нам и послать особенно некого: часть на городских стенах, часть детинец должны охранять. Но княжескую власть все же стоит показать. Поэтому пусть Кудияр с парой гридней пойдет да попытается вразумить смутьянов. А не получится, пускай постарается вызвать их сюда. Ведь рассудить разгоряченных людей по смоленской Правде разумнее, чем наблюдать со стороны, как они порешат друг друга, и тем дадут повод вспыхнуть родовой мести, да еще в самом Смоленске.

– Но ведь не станут же они жечь усадьбу? – раздался друг взволнованный голосок Светорады. Мать и брат повернулись к ней, и она пояснила: – Олеся у Некраса в доме, поэтому Михолапова родня не посмеет его жечь, опасаясь за свою родичку.

Она стояла в одной рубахе, быстро заплетая перекинутую на грудь косу.

Асмунд чуть прищурился, глядя на нее:

– А что, Олеся уже вернулась к мужу? Ты ничего о том не сказывала, сестрица.

– Да куда ей от него деться, – отмахнулась от вопроса княжна, как будто Асмунд спросил что-то неразумное. – Забрал ее из Березового, и все.

– А как он узнал, что жена в отцовской усадьбе?

– Догадался! – даже топнула ногой Светорада. – Он ведь не дурак. Мог понять, где Олеся его схорониться может.

При этом Гордоксева и княжич только переглянулась. Княжна явно знала что-то такое, что было неведомо им. Ладно, рано или поздно они разберутся во всем.

Тем временем Кудияр, уже облаченный для солидности в шлем и кольчугу, с большим красным щитом и с длинным копьем, сел на коня и с двумя сопровождающими выехал из детинца. Стема тоже попросился с отцом, но Кудияр указал ему на княжну.

– Вот кого тебе оберегать надо.

Однако Светорада неожиданно сама стала гнать Стемку. Потом села на лавку за резным столбом в гриднице, замолкла, только руки ее по-прежнему нервно заплетали и расплетали косу.

Стема расхаживал по гриднице от дверей к высокому месту и обратно. Тоже волновался, насвистывал что-то. Светорада украдкой наблюдала за ним. Что, соколик, заметался? Впредь будешь знать, как играть девичьим сердцем, как очами наглыми сверкать, как делать больно… Ну что же, поглядим, кто теперь очами-то посверкает!

Вскоре пришли вести.

Отправившийся сопровождать Кудияра Митяй галопом прискакал в детинец. Крикнул, соскакивая с коня:

– Идут! Все сюда идут! Смилостивились боги, и воеводе Кудияру удалось-таки заставить смутьянов подчиниться Правде и предстать перед княжеским судом.

– Ну а из-за чего все? Почему завелись-то мужи нарочитые? – спрашивали все вокруг.

Митяй расстегнул подбородный ремень шлема, обнажил голову, потупился.

– Неладное дело, скажу я вам. Купец Некрас в порыве ревности удавил свою жену Олесю!

На миг все застыли, потрясенные. А потом в тишине раздался громкий и испуганный женский крик.

Стема оглянулся и увидел Светораду. Она стояла на освещенном факелами крыльце между матерью и братом, прижав к щекам руки, и дрожала так, что и при неровном свете факелов было заметно. А потом заплакала, надрывно заголосила. Гордоксева прижала головку дочери к своему плечу, что-то стала говорить, успокаивая.

Стема стоял как громом пораженный. Еще сегодня утром Олеся спала на его груди, он еще не забыл вкуса ее поцелуев, нежный ласковый голос… Олесенька, Олеся… Стема чувствовал холод и пустоту в груди. Это было непривычно и так… печально. Дышать стало трудно, а на глаза неожиданно навернулись слезы…

Но это длилось недолго. Потом пришла ярость. Олеся ведь хотела уйти от Некраса, она просила об этом отца, и воевода обещался помочь. Освободись Олеська – она могла бы еще долго жить! Долго тешить мир своими звонкими песнями, дивным голосом. И не думая о том, что согласно Правде обманутый муж имел право наказать жену, даже убить, Стема кинулся к воротам. Он сам был готов растерзать Некраса!

Его успел схватить за руку Митяй.

– Стой, оглашенный! Кудияр велел передать, чтобы ты уходил. Ведь из-за тебя же все. И если Некрас докажет измену жены, его оправдают и он потребует твою голову на кол!

До Стемы все это плохо доходило. Потом понял, что и вправду его вина есть в случившемся, и ощутил такую слабость, что сел прямо на чурбак перед дружинной избой.

Он был подкошен горем, разозлен, но и еще какое-то холодное чувство шевельнулось в душе, дало о себе знать. Стема с удивлением понял, что это чувство – страх. Его ведь и в самом деле могут призвать к ответу и казнить. Стему и раньше, бывало, ловили и поколачивали родственники соблазненных женщин, но теперь, похоже, он влип по-настоящему. Не может же он уйти от Светки! И вовсе не потому, что он ее рында, а потому, что связан словом… С той, которая однажды спасла его в подобной же ситуации, – с Ольгой Вышгородской. А ее обмануть он никак не мог.

Митяй еще раз напомнил Стеме, чтобы он сматывался, и отошел туда, где собирались во дворе детинца люди. Все были взволнованны, глядели на распахнутые ворота, откуда уже ясно доносился шум голосов, потом замелькал свет факелов и стал приближаться все ближе и ближе.

Светорада перестала рыдать, только чуть всхлипывала, прячась под навесом теремного крыльца. Во дворе по знаку Асмунда от ворот до крыльца выстроились двумя рядами остававшиеся охранять детинец кмети, все в островерхих шишаках, пластинчатых доспехах, с большими каплевидными щитами и высокими копьями в руках – солидно и угрожающе, чтобы чувствовались порядок и сила. Еще Асмунд распорядился послать гонцов за жившими поблизости боярами и городскими старейшинами – их слово может пригодиться, когда будут решать по Правде. Пока же он и Гордоксева сели в вынесенные из гридницы на крыльцо кресла, установленные так, чтобы находиться как раз напротив ворот, куда уже вливалась толпа.

Стема стоял в толпе сбежавшейся челяди, видел все как сквозь туман. Шум, столпотворение, большая толпа, прихлынувшая к высокому резному крыльцу и остановившаяся перед возвышением, где сидели Гордоксева с сыном. В какой-то момент парень заметил, как прибывший с возбужденным народом отец стал тревожно озираться, будто выискивал его в толпе, потом сказал что-то Митяю и только после этого успокоился. Но Стема уже решил: будь что будет, но он повременит уходить, пока это не станет крайне необходимым. И если его вина будет доказана, скрыться он успеет. Не впервой. Прибывшие вопили: