Темные души - Ана Рома

к себе прошлой, я тысячу раз ловила на себе взгляды жалости. Потом со мной играли в игру: «сильные женщины не плачут», ломая восприятие. Переключая мозг, внушая, что эмоция – бесполезная трата энергии. Мой внутренний ребенок последовал за этим. Я стала жестокой, без тормозов. Оружие заменили мне эмоции, телесная боль заглушала душевную, превращая в темную. И мне бы не хотелось, чтобы Джина стала такой же.

– Я люблю тебя, – всего три простых слова. – Я рядом, Джина. И ты должна знать, что я люблю тебя.

Последние слова мне едва удалось сказать, сглатывая ком в горле. Янтарные глаза девушки расширились, я видела, как они блестели, наливаясь слезами. Подойдя ближе к окну, расставляя руки, приглашая в свои объятия.

Она заплакала, спрыгивая с подоконника, когда я поймала ее, разворачивая от открытого окна. Ясмина выдохнула, прикладывая руку к груди.

Джина продолжала плакать в моих объятиях, когда я гладила ее по голове. Бросив взгляд вниз, заметив охрану под окном и Кристиано, готового в любую минуту поймать сестру.

Мы обязательно справимся с этим, гребанными темными днями.

Кристиано

Беременна. Информация парализовала мое тело, я буквально задыхался. Единственным выходом казалось бегство – прочь, лишь бы не видеть ее. Пока я, как проклятый, барахтался в бессилии, пытаясь хоть что-то предпринять, она несла на своих плечах двойную ношу, сражалась за двоих.

Мог ли отец догадаться об этом? Помимо того, что Волларо изначально похитили Витэлию как приманку, чтобы расквитаться с нами.

Беременна. Продолжая прокручивать в голове, пробудив животную потребность, откатывая во времена, когда я наслаждался убийствами. Капли крови на белой рубашке были подобны искусству.

Мне нужно было усмирить желание и действовать, не поддаваясь анархии. План, которого мы придерживались, все еще работал.

Мы уехали в южное Онтарио, свежий воздух, природа и спокойствие, которое я намерен устроить оставшиеся пять месяцев. Только мы.

Эйми носилась на протяжении нескольких часов, пока Витэлия продолжала бороться с тошнотой после дороги. Нездоровый цвет лица казался бледнее обычного. Когда я готовил ужин, она вышла нарезать овощи на веранду, чтобы не чувствовать резкие запахи.

Эйми прилипла к стеклу, корча ей рожицы, а после ужина ее энергия сошла к минимуму, засыпая на моих руках.

– Думаю, она проспит до утра.

Витэлия подошла к нам, снимая резинки с головы дочери.

– Отнесу ее в кровать, – сказал я шепотом, Витэлия одобрительно кивнула.

Уложив Эйми в постель, вернувшись, я обнаружил Витэлию на веранде. Ее каштановые волосы развивались от легкого ветра. Желание коснуться их, вдохнуть аромат ее кожи просто сводило с ума.

Она обернулась, услышав мои шаги, и уголки ее малиновых губ приподнялись. Этот момент был достоин фотографии, только для меня.

Поравнявшись с ней, она снова взглянула на горизонт, любуясь заходящим солнцем.

– Он твой, Кристиано.

Слова укололи меня. Дьявол. Не было ни секунды, чтобы я сомневался, что этот ребенок не мой.

– Тебе не следует оправдываться, mon ame.

– Но ты злишься, и… мне бы хотелось узнать причину. Потому что… это разрушает.

Она неуверенно и очень осторожно коснулась моей руки. Жизнь, которая была у нас до этого момента, закончилась. И мы оба понимали. Я готов был разделять все хорошие и плохие моменты, но ее – ни с кем и никогда.

Поднося ее руку, оставляя легкий поцелуй на тыльной части.

– Нет ни одного дня, когда бы ты стала причиной моего гнева, – наконец ответил я.

– Давай обсудим.

Она приблизилась, встав на мысочки, поправляя выбившуюся прядь моих волос. Холодная ладонь скользнула к моему лицу, проводя подушечками пальцев по щетине. Обращая мой взгляд, нет, требуя, взглянуть на себя.

– У тебя есть место в моем сердце, Кристиано. Которое никто другой никогда не смог бы занять.

Таким способом моя жена всегда признавалась в любви. Слова вроде «я люблю тебя» были слишком обычными в ее понимании.

В ней какая-то особенная пропасть между властолюбием и стоической гордостью. Наедине она раскрывалась невероятно женственной и бесконечно милой стороны. Я был очарован всеми.

Мое колено медленно согнулось и встретилось с деревянным покрытием, а после я опустился на второе перед ней, склонив голову. Ее голубые, почти синие глаза расширились, когда я притянул за талию ближе к себе.

– Ame de mon ame. Душа моей души.

Повторяя слова, чтобы она поняла значение.

– Ты простишь меня? – мой голос был хриплый. – Потому что я облажался перед тобой. Перед вами.

Она была такой хрупкой в моих огромных руках. Утыкаясь в ее живот, пока она гладила мои волосы.

Вместо ответа я услышал тихий всхлип.

– А ты? – поднимая голову, ее нижняя губа тряслась. – Ты… Сможешь простить меня? Я не хочу потерять тебя. Не хочу, чтобы ты был одиноким в своих темных мыслях. Хочу, чтобы ты остался рядом. Потому что, если «нет», я не хочу любить других, – она тяжело вздохнула, глотая слезы. – Это просто невозможно, если это будешь не ты, Кристиано.

Она попыталась прикрыть руками свое лицо, пряча слезы. Когда они были моей заботой. Вскочив на ноги, впиваясь в ее влажные губы своими, которые она раскрыла для меня, приглашая, обхватив шею.

Этот аромат, моей Витэлии. Женщины, которая была сильнее кого-либо в моей армии.

Проникая языком в ее рот, я ощущал вкус соли невыплаканных слез, моей сильной девочки. Мне снились эти поцелуи, и я отсчитывал дни, когда снова смогу владеть ей. Снова смогу почувствовать себя особенным для нее.

Мы задыхались в поцелуе, но не хотели отрываться друг от друга, поглощая, проваливаясь и утопая в моменте.

Обхватив ее за шею, слегка склонив назад, отрываясь от опухших губ, продолжая покрывать поцелуями ее заплаканное лицо. Аккуратный нос, покрытый веснушками, брови, которые хмурились, когда я был непреклонен к ее решениям, но всегда выбирал середину. Щеки, блядь, она была моим сладким грехом. Который я бы никогда не отмаливал в церкви.

– Никаких других мужчин! – прорычал я в ее губы. – Только если это не наш сын.

Черные ресницы затрепетали, и она открыла глаза, озадаченно на меня взглянув.

– Не уверена, что это мальчик. Или ты?

– Нет, я не уточнял пол ребенка.

Утром она прошла все необходимые процедуры в больнице, но отказалась узнавать пол ребенка, пока он не родится. Для меня ничего не имело значения. Они должны быть в порядке и в безопасности.

– Мне просто не верится, что все закончилось.

Она снова потянулась к моим губам, как будто проверяя, что не спит. Подхватив за ягодицы, усаживая на свои бедра, ощущая легкую улыбку на своих губах, когда она скрестила ноги на моей талии.