Наталья Гончарова - Вадим Старк

Итак, я умоляю Его Величество оказать мне милость полную и совершенную: во-первых, дав мне возможность уплатить эти 30 000 рублей, а во-вторых, соизволив разрешить мне смотреть на эту сумму как на заем и приказав, следовательно, приостановить выплату мне жалованья впредь до погашения этого долга».

На этот раз Пушкин получит искомое, оставшись впредь без жалованья, а вместо отъезда в деревню на четыре года ему будет разрешен отпуск на четыре месяца. 1 августа Бенкендорф уведомляет министра финансов Канкрина о решении императора выдать Пушкину ссуду в 30 тысяч рублей, «с тем, чтобы в уплату сей суммы удерживаемо было производящееся ему жалованье»; 2 августа соответствующие распоряжения получит управляющий Министерства иностранных дел К. К. Радофиникин. Начинается обычная в таких случаях бюрократическая переписка: чиновники делают запросы о получаемом Пушкиным окладе, выясняется, как обстоит дело с выплатой им денег по предыдущей ссуде в 20 тысяч рублей на публикацию «Истории Пугачева».

Император в это время находился на маневрах в Калише, где 16 августа подписал указ министру финансов о выдаче «А. Пушкину в ссуду без процентов из государственного казначейства 30 тыс. руб., с обращением в уплату от суммы выдаваемых Пушкину из казначейства на известное Государю Императору употребление 5 тысяч».

Осенью 1835 года Пушкин решает свои дела по поводу ссуды. 6 сентября, перед отъездом в Михайловское, он пишет министру финансов Канкрину:

«Вследствие домашних обстоятельств принужден я был проситься в отставку, дабы ехать в деревню на несколько лет.

Государь император весьма милостиво изволил сказать, что он не хочет отрывать меня от моих исторических трудов, и приказал выдать мне 10,000 рублей, как вспоможение. Этой суммы недостаточно было для поправления моего состояния. Оставаясь в Петербурге, я должен был или час от часу более запутывать мои дела, или прибегать к вспоможениям и к милостям, средству, к которому я не привык, ибо до сих пор был я, слава Богу, независим и жил своими трудами.

И так осмелился я просить Его Величество о двух милостях:

1) о выдаче мне, вместо вспоможения, взаймы 30,000 рублей, нужных мне в обрез, для уплаты необходимой; 2) о удержании моего жалования, до уплаты сей суммы. Государю было угодно согласиться на то и другое.

Но из Государственного казначейства выдано мне вместо 30 000 р. только 18,000, за вычетом процентов и 10,000 (десяти тысяч рублей), выданных мне заимообразно на напечатание одной книги. Таким образом, я более чем когда-нибудь нахожусь в стесненном положении, ибо принужден оставаться в Петербурге, с долгами недоплаченными и лишенный 5000 рублей жалования.

Осмелюсь просить ваше сиятельство о разрешении получить мне сполна ту сумму, о которой принужден я был просить государя, и о позволении платить проценты с суммы, в 1834 году выданной мне, пока обстоятельства дозволят мне внести оную сполна».

В этом письме Пушкин несколько иначе, как мы видим, представляет изначальную ситуацию. Ведь он не просился в отставку, как пишет Канкрину, а просил отпустить его в деревню, не отчисляя со службы, что не одно и то же. И император, не соизволивший согласиться с Пушкиным, вовсе не так уж милостив, как поэт деликатно представляет в письме министру. Когда Пушкин писал о долге в 60 тысяч и о том, что не имеет права рассчитывать на помощь со стороны императора, он как раз и надеялся на нее.

Самое начало 1836 года принесло и новые заботы в связи с Львом Сергеевичем, умудрившимся на этот раз проиграть в карты 30 тысяч рублей, то есть как раз ту сумму, которая, по расчетам Пушкина, была необходима для «прожитка» всего его семейства в течение года. По этому поводу Ольга Сергеевна написала мужу: «Александр хочет купить вексель, и напрасно; ему это удалось однажды: Лев проиграл Болтину 10 000 и помирился этаким манером на 2000, но ежели он будет продолжать покупать, это кончится тем же, он очень скоро мало-помалу истратит свою часть имения. Каков же Лев!

Из рук вон! Соболевский говорит: „Придется же Алекс.<андру> Серг.<еевичу> его кормить“. — Кормить-то не беда, а поить накладно».

О финансовом состоянии самого Пушкина наглядно говорит хотя бы тот факт, что 17 марта 1836 года ему пришлось заложить за 630 рублей свой брегет и серебряный кофейник. Приходилось искать пути увеличения доходов. Не случайно более всего Пушкин был в это время озабочен предстоящим изданием «Современника», на который возлагал последние свои материальные надежды. На его письме с просьбой об издании журнала, написанном 31 декабря, в канун нового, 1836 года, Бенкендорф после разговора с императором оставил резолюцию: «Государь позволил через Цензуры, о чем уведомить Уварова». Там же появляется канцелярская помета: «Пис<ано> Мин<истру> Народн<ого> Просвещения 14 генваря № 154». На следующий день Пушкин уже был извещен о решении императора, которое ставило его в полную зависимость от возненавидевшего его министра Уварова. Поэт еще годом раньше заметил в связи с Уваровым: «Царь любит, да псарь не любит».

Николай I не пошел на поводу у своего любимца Бенкендорфа: на его записке о желании Н. А. Полевого писать историю Петра I, явно составленную так, чтобы император удовлетворил просьбу историка, он 19 января наложил резолюцию, ставшую явным знаком предпочтения, отдававшегося им Пушкину: «Историю Петра Великого пишет уже Пушкин, которому открыт архив Иностранной Коллегии; двоим и в одно время поручить подобное дело было бы неуместно…»

В свою очередь, жена Пушкина делает всё от нее зависящее, чтобы поддержать супруга в его издательских начинаниях. На бумаге гончаровского завода в основном написаны письма и произведения Пушкина 1830-х годов, на ней будет печататься и «Современник». 18 августа 1835 года Наталья Николаевна обращается к брату: «Мой муж поручает мне, дорогой Дмитрий, просить тебя сделать ему одолжение и изготовить для него 85 стоп бумаги по образцу, который я тебе посылаю в этом письме. Она ему крайне нужна и как можно скорее; он просит тебя указать срок, к которому ты сможешь ее ему поставить».

Весной 1836 года, когда Пушкин последний раз разлучился с женой, он оставил на ее попечение «Современник», на который возлагал материальные надежды. Она поддерживала связь с соредактором мужа В. Ф. Одоевским и, как оказалось, вполне с этим поручением справилась. Еще в канун отъезда Пушкина в Москву Наталья Николаевна снова в письме от 28 апреля передает брату Дмитрию просьбу о бумаге для журнала: «Теперь я поговорю с тобой о делах моего мужа. Так как он стал сейчас журналистом, ему нужна бумага, и вот как он тебе предлагает рассчитываться с ним, если только это тебя не затруднит. Не можешь ли ты поставлять ему бумаги на сумму 4500 в год, это равно содержанию, которое ты даешь каждой из моих сестер; а за бумагу, что он возьмет сверх этой суммы, он тебе уплатит в конце года. Он просит тебя также, если ты согласишься на такие условия (в том случае, однако, если это тебя не стеснит, так как он был бы крайне огорчен причинить тебе лишнее затруднение), вычесть за этот год сумму, которую он задолжал тебе за мою шаль. Завтра он уезжает в Москву, тогда, может быть, ты его увидишь и сможешь лично с ним договориться, если же нет, то пошли ему ответ на эту часть моего письма в Москву, где он предполагает пробыть две или три недели».