Эшли Белл - Дин Кунц

В безмолвном крике существо подобрало книжку, которая оказалась больше его, и запустило ею в Биби. Оно промахнулось, но книжка попала в прикроватную лампу. Свет погас, когда лампа завалилась набок.

Биби сбежала бы, если бы крошечное существо, созданное волей девочки, не стояло между ней и дверью. Единственный свет исходил от Микки-Мауса. Ночник родители купили недавно. До сегодня Биби его стеснялась и подумывала, как бы от него избавиться. Она, конечно, ребенок, но не младенец, чтобы нуждаться в ночничке. Когда оно исчезло в тени, куда не достигало свечение Микки, Биби подавила желание позвать на помощь. Она не хотела вести себя как маленькая. Вполне возможно, она даже не смогла бы закричать. Казалось, стучащее в груди сердце подскакивает до горла. Ей стало трудно сглотнуть слюну. Она сделала попытку сказать существу, чтобы то уходило, но с губ вместо слов сорвался едва слышимый прерывистый свист.

К тому же, если прибегут родители, они, возможно, не увидят существо. В книгах взрослые часто не видят эльфов, фей и других сказочных персонажей, потому что, в отличие от детей, они в них не верят. Тогда папа и мама решат, что она маленькая, и станут относиться к ней как к маленькой. Хуже будет, если существо из книги, совсем не похожее на Печеньку, ранит ее родителей. Оно было небольшим, похоже, зубов не имело, но обладало колоссальной силой, учитывая, как запустило в нее книгой. Если мама и папа пострадают, вина ляжет на Биби. Они не станут ее укорять, скажут «чему быть, того не миновать», но она-то будет знать правду.

Сидя на коленях на кровати, Биби вслушивалась в то, как существо передвигается по комнате. Судя по стучащим, шуршащим и шаркающим звукам, оно еще более несуразное, неповоротливое, неуклюжее, чем девочке сперва показалось. В нем явно не было ни капли магии. Не исключено, что оно слепое. Оно не могло ни разговаривать, ни кричать. Возможно, оно глухое. Возможно, не чувствует запахов. Если существо способно лишь ковылять по полу, оно найдет ее только по чистой случайности. Может статься, оно вообще не ищет ее. Вероятно, у него даже мозгов нет. Должно быть, оно и вовсе не способно чего-то хотеть. Глупое перекрученное нечто…

Хотя сердце стучало так быстро, как никогда прежде, отскакивая от ребер, словно пинбол, подскакивая даже к горлу, Биби говорила себе, что, коль скоро она пожелала, чтобы оно вышло из книжки, она может так же легко захотеть, чтобы оно туда вернулось. Поэтому девочка начала страстно желать. Это был ее долг, ее ответственность перед родителями.

Она снова скользнула под одеяльце, села, опершись спиной о подушки, и принялась страстно желать, чтобы этот Непеченька пополз обратно к книге, лежащей на полу, скользнул между страницами и растворился в рисунке, из которого возник. Около часа царила относительная тишина, прерываемая время от времени шорохами, производимыми существом. У нее пересохло во рту. От силы ее желания и работы воображения у девочки закружилась голова. Когда ужасное существо наконец долгое время не издало ни единого звука, Биби подумала, что все же добилась своего. Девочка лежала неподвижно, словно камень, и вслушивалась в тишину. Секунда за секундой, минута за минутой она лежала, испытывая все больше надежды на избавление. Впрочем, хотя сердце и не стучало в ее груди так быстро, как раньше, оно все же билось очень сильно.

Тишина закончилась: существо заскреблось у ближайшей к изголовью кровати стены. Шнур лампы задвигался с задней стороны ночного столика. Если этому ужасному маленькому уродцу и отказано было в пяти чувствах, оно отыскало дорогу к ней с помощью шестого. Биби ожидала, что оно заберется на ночной столик, находящийся в двух футах от ее лица, но вместо этого существо залезло под кровать и затаилось.

Она ошибалась, считая, будто у него нет мозгов. Оно вполне может думать, хотеть и искать. Единственным звуком, долетающим до слуха Биби в гробовом молчании комнаты, был неистовый стук собственного сердца в груди. Это громкое сердцебиение ввергло девочку в странный ступор сродни параличу, который, впрочем, не лишил ее слуха. Биби представляла себе, как существо строит под кроватью свои козни.

Девочка не знала, как оно смогло оказаться у нее под одеялом без того, чтобы она его услышала или почувствовала. Когда оно коснулось ее босой ноги, Биби сбросила с кровати одеяло. Ее крик был не громче сухого сипения, зародившегося у нее в горле.

Дело дошло до противостояния творца и творения. В слабом свете лампочки в пять ватт, установленной в Микки-Маусе, Биби подалась вперед и, схватив существо обеими руками, оторвала от щиколотки своей ноги. Холодное, но не скользкое тельце извивалось. Его била странная беспорядочная дрожь. Удержать существо в руках было совсем непросто. Стук сердца, казалось, сотрясал все ее тело. Дыхание стало учащенным, сиплым, со свистом. Она так страстно желала, чтобы это убралось восвояси, что у нее от боли раскалывался череп. В ушах стучало так, словно резко поменялось атмосферное давление. В левой ноздре лопнул капилляр. Оттуда потекла струйка крови. Изловчившись, «лучший друг» вывернулся из захвата и шлепнулся Биби на грудь. Теперь они смотрели друг другу в лицо. Девочка вновь схватила существо. Шоколадные капельки глаз совсем не казались добрыми, приветливыми и… шоколадными. В нее вперились черные маслянистые пятна какого-то вещества. Биби показалось, что вся ненависть мира кипит в этих двух крапинках. Открыв рот, существо наклонялось все ближе и ближе, словно хотело высосать из ее дыхания саму жизнь. Головная боль раскалывала ее череп. Взгляд застлал кровавый туман. Биби вонзила пальцы в податливую плоть существа. Теперь девочка уже не просто хотела, чтобы оно исчезло, она приказывала этому уродству, вызванному к жизни ее желанием, убираться прочь. Чтобы подчеркнуть свою власть, она плюнула в существо. Оно обмякло в ее руках, перестало сопротивляться, а затем исчезло. Биби услышала треск бумаги лежащей где-то во тьме книжки. Это вернулся в мир Печеньки тот, кто не был им. Когда в руках Биби ничего не осталось, бумага зашелестела в последний раз, а затем наступила гробовая тишина.

Найдя в себе силы, Биби потянулась к лежащей на ночном столике лампе и включила ее. Свет был очень ярким. Девочке захотелось, чтобы солнце на этот раз взошло раньше положенного времени. Сейчас слишком много света быть просто не могло. Она откинулась головой назад на подушки. Из одной ноздри капала кровь. Слезы лились из глаз. Она опасалась, что сейчас ее может стошнить. Зря боялась. Похоже было на то, что сердце никогда не перестанет громко биться в груди, но вскоре сердцебиение успокоилось. Долгое время девочка полулежала, опершись об изголовье кровати, в состоянии близком к ступору. Не то чтобы она не могла двигаться или говорить. Ей просто не хотелось этого делать. Биби боялась, как бы глупым движением или неуместным словом она не призвала в этот мир еще какое-нибудь существо.

Потом девочка заснула.

Настало утро.

Она проснулась, приняла душ и позавтракала.

Она вела себя молчаливее, чем обычно, что не укрылось от внимания родителей, а вот разум ее, как и всегда, вращался, крутился, вертелся с умопомрачительной скоростью, сплетая шерстистые мысли в тугие нити, из которых ткалось полотно умозаключений и предположений. До шестого ее дня рождения жизнь Биби изменилась самым драматическим образом, изменилась окончательно и необратимо. Приходилось лишь принять то, кем она стала. Нужно быть осторожнее. Нельзя желать прихода в этот мир чего-то, что не принадлежит ему. Истории – вещь хорошая. Они делают жизнь лучше, веселее, но истории должны оставаться между обложками книг.

Пэкстон стоял и следил за цифрами, появляющимися на счетчике ленты. Два сердечника медленно вращались. Лента двигалась к магнитной головке. В отличие от Мэрфи и Нэнси, он не особо внимательно вслушивался в слова Капитана. Он уже все это слышал, когда сидел вместе с Пого в машине. Ему никогда не суждено забыть услышанное. По мере того как намагниченная ацетатная пленка перематывалась с одной катушки на другую, рассказывая о прошлом, мужчине казалось, что на самом деле он слышит о своем будущем. С благоговейным ужасом и восхищением он думал о том, с какой удивительной женщиной свела его судьба, как чудесно сложится их жизнь, если, конечно, Биби выживет.

Пока звучал голос Капитана, палата № 456 словно отделилась от здания, где была, как мыльный пузырь, когда его полностью надувают, отрывается от своего кружочка на палочке. Они стали совершенно независимым мирком, оторвались и полетели. Казалось, если сейчас распахнуть дверь, за ней вместо больничного коридора будет невообразимая пустота. Голос Капитана гипнотизировал, завораживал не меньше медицинского препарата, подсыпанного стариком в кока-колу маленькой Биби. Хотя то, что он рассказывал, выходило за рамки повседневности, никто из четверых не выразил ни тени сомнения. Все собравшиеся к этому времени уже знали другие случаи, когда воображение Биби делало ее жизнь лучше (Джаспер, которого она потом назвала Олафом) или хуже (сочинение о доме доктора Сейнт-Круа). В тот момент Нэнси срочно понадобился стул, и Мэрфи пододвинул ей один из стоящих в палате. Биби по-прежнему лежала, явно никак не воспринимая внешний мир. Ее сознание жило в другом мире, созданном живым воображением девушки. После упоминания инцидента в спальне внучки, который он помог ей забыть, Капитан рассказал, как девочка для того, чтобы доказать правдивость собственных слов, снова вызвала существо из книжки, на сей раз в кухне квартирки над гаражом. Увиденное произвело на обоих жуткое впечатление, хотя Биби держалась лучше: у нее уже был опыт по отсылке подобного рода существ обратно, туда, откуда они пришли.