Инквизитор - Сергей Норка

Когда он почувствовал хвост, вернее, не почувствовал, а увидел, (это было в Париже), поскольку охотники не считали нужным соблюдать правила наружного наблюдения, первый вопрос, который он задал себе был: «Кто?» Спецслужбы он отмел сразу же, так как прекрасно знал их почерк. Да и следить за ним у них не было ни малейших оснований, так как всю необходимую информацию о нем они имели еще с восьмидесятых годов, когда он занимался перекачкой в Европу и Америку и размещением капиталов КПСС, точнее группы ее наиболее дальновидных руководителей. Бандиты также отпадали, поскольку со всеми группировками, которые могли проводить за рубежом подобные операции, контакт был самый деловой и дружеский. Прозрение пришло внезапно, когда, придя в номер, он обнаружил на подушке «визитку» — белый прямоугольник с крестом, на котором славянской вязью было напечатано: «Российская Святая Тайная Инквизиция».

Первой его мыслью было связаться с полицией или контрразведкой, но он вспомнил судьбу одного из своих подручных, который обратился в полицию за защитой, а через несколько часов был найден задушенным в номере гостиницы, где проживал вместе с тремя охранниками. Охранники исчезли. Трупы их были найдены только через неделю. У каждого на груди лежал листок бумаги с крестом и надписью: «Да свершится правосудие Божье!» Такой же листок был найден и у подручного, бывшего подполковника КГБ и классного профессионала.

Преследователи не делали ни малейшей попытки вступить в контакт, ко он чувствовал их присутствие даже в туалете. Уезжать в Россию было безумием. Слишком много соратников уже томились в подвалах этой таинственной организации, с которой ничего не могли поделать ни власти, ни группировки, хотя и для тех и для других это было делом первой необходимости.

Используя весь наработанный годами профессионализм, он, оставив вещи в отеле, сумел оторваться от преследователей и улететь в Вену. В аэропорту слежки не было, однако, когда он вошел в свой номер в отеле, то на подушке он обнаружил все тот же страшный лист бумаги. А когда, приняв душ, вышел из номера, то, как по команде, отворились двери четырех соседних номеров, и на пороге каждого стоял человек в иезуитской позе (руки сложены на груди, голова склонена немного набок, кроткий взгляд устремлен в пол). В тот же вечер он улетел в Цюрих. Его уже ждали в вестибюле гостиницы пять человек в той же самой позе. В Цюрихе он провел пять дней и, когда нервы уже были на пределе, на машине выехал в Милан.

Его мысли были прерваны. Дверь отворилась без стука, и на пороге появился человек средних лет в монашеском одеянии. Незнакомец машинально сел на топчане, прислонившись к холодной стене. Монах сел на стул напротив него.

— Что заставило вас искать убежища в нашей обители? — спросил он на итальянском.

Незнакомец медлил с ответом, с трудом подбирая знакомые итальянские слова. Одновременно в мозгу проносились слова инструктора: «Не вздумай лгать. Уходи от ответов, но не лги. Если они почувствуют, что ты лжешь, тебя выкинут. Ложь — единственное, что может заставить их отказать тебе в защите. А то, что они почувствуют — это точно».

— Я служил дьяволу. Я хочу вернуться к Богу, — сказал, наконец, пришелец.

— Что заставило вас прийти к нам? — спросил монах, пронизывая незнакомца таким взглядом, каких он не отмечал даже у суперследователей КГБ. — Вы могли удалиться в любую обитель, в том числе и в вашей стране.

— Меня преследуют, — сказал незнакомец. — Мне трудно говорить по-итальянски. Вы не говорите по-английски, падре?

— Вы можете говорить по-русски, — сказал падре Гвидо, который владел шестью европейскими языками, помимо арабского, латыни и арамейского.

На лице незнакомца не отразилось удивление. И не только потому, что он хорошо умел собой владеть, но и потому, что инструктор предупредил его, что в Сан-Джованни он должен быть готов к самым неожиданным неожиданностям.

— Меня преследует русская инквизиция, отец мой.

— Инквизиция? — Гвидо был озадачен. — Я полагал, что инквизиция в Европе упразднена два века назад, а в Православной Церкви ее никогда не было.

— Инквизиция появилась в России несколько месяцев назад. Она карает очень жестоко. Очень жестоко.

Падре Гвидо задумчиво смотрел сквозь беглеца. Казалось, он забыл о его присутствии.

— Россия стала прибежищем дьявола, — сказал он по-итальянски. — Инквизиция! Божья кара или массовое психологическое воздействие специалистов?

— Я не понял, падре, — сказал слуга дьявола, напряженно слушавший монаха.

— Простите. Это я не вам, — перешел Гвидо на русский. — Итак, вы скрываетесь от русской инквизиции. Судя по тому, что вы пришли к нам, это организация, от которой трудно укрыться.

— Невозможно. Я пытался.

— А теперь отвечайте и помните, что от того, насколько правдиво вы будете говорить, будет зависеть ваша судьба. Вы верите в Бога?

— Раньше не верил, но теперь верю. Почти верю.

— Вы назвали себя слугой дьявола. Что вы имели в виду?

Незнакомец нервно потер руки. Он колебался, но не потому, что решал, говорить правду или нет. Он не был уверен, что монах поймет то, о чем он будет говорить. Гвидо заметил это.

— Вы не хотите исповедываться? Может быть, вам нужен православный священник?

— Нет, я просто не уверен, что вы поймете, о чем идет речь.

— Я постараюсь, — Гвидо слегка улыбнулся. — Я внимательно много лет наблюдаю за Россией, поскольку Россия — это Армагеддон. Кроме того, что я священник, я еще и психиатр.

Незнакомец удовлетворенно кивнул головой:

— С чего начать? — спросил он.

— Начните с самого начала. С того момента, как вы начали служить дьяволу. — Гвидо добродушно улыбался, но глаза его были холодны, как лед.

Незнакомец задумался. Гвидо не торопил его. Он бы крайне удивился, если бы мог проникнуть в мысли кандидата в жертвы русской инквизиции. В возбужденном мозгу последнего, в его душе бушевал целый спектр чувств, преобладающим среди которых был страх.

— Видите ли, святой отец, я употребил слово «дьявол» образно. Иносказательно.

— Вы употребили правильное слово, — кивнул головой Гвидо. — Сатана избрал ваш народ для подготовки прихода Антихриста, а Бог отвернулся от вас, как только вы отвернулись от него и повернулись к Сатане. И Россия стала Армагеддоном. Если вы боитесь, что я не пойму суть политики, в которой вы принимаете участие, то не беспокойтесь. Я знаю все, что происходит во всех странах, где обосновался Сатана, в том числе и в России. Скажу больше, особенно в России, поскольку именно там уже много лет наиболее ярко используются интересующие меня формы насилия над населением. Это интересует меня и как священника, и как психиатра.

— Вы имеете в виду политическое насилие, которое практиковалось коммунистами и нынешним диктаторским режимом, или экономическое, применявшееся постсоветским режимом?

— Я имею в виду психическое насилие, которое применяли все режимы после 1917 года. Психическое насилие, выражаясь церковным языком, это насилие над душой. А насилие над душой может совершать только дьявол. И его слуги, — добавил падре, пристально смотря в глаза незнакомцу. — Исследуя психическое насилие, я не мог не исследовать политику всех правящих в России режимов. Так что вы можете не бояться, что я чего-нибудь не пойму.

Голос падре Гвидо звучал ласково и успокаивающе, и именно это приводило незнакомца в дрожь. В его ушах звучал такой же иезуитски ласковый голос сотрудника КГБ Велигорского, психиатра, работавшего в институте Сербского с противниками коммунистического режима. По долгу службы незнакомец иногда присутствовал на этих беседах и с интересом наблюдал за состоянием диссидентов, знавших заранее, что они никогда не докажут «доктору», что они психически нормальные люди, и что их ждут инъекции галоперидола и палата либо одиночная, либо с «буйными» больными.

— Хорошо, — согласился он. — Начну с истории вопроса. С конца семидесятых годов высшее руководство КПСС начало перекачку крупных капиталов за рубеж. Все эти операции были инициированы ЦРУ США в рамках проекта, о котором я расскажу позже. И проходили они также под пристальным вниманием ЦРУ. Я не буду вдаваться в детали этих операций. Скажу только, что основная часть капиталов уходила через Министерство внешней торговли СССР и курируемые им банки. Деньги либо ложились на счета физических лиц, как правило, детей и других близких родственников руководителей государства, либо превращались в ценные бумаги и недвижимость. Андропов, возглавлявший тогда КГБ, через своих верных людей также внимательно это отслеживал, но не вмешивался, так как знал, что силенок воспрепятствовать этому у него было мало. Одно лишнее движение, и его просто убрали бы. Для этого возле него специально держали несколько замов, которые через его голову напрямую контактировали с рядом партийных руководителей.