Год длиною в жизнь - Елена Арсеньева

Но Татьяна ушла не раньше, чем уехала машина с ранеными.

Это было 18 августа 1944 года. А на другой день началось…

1965 год

Рита выключила душ и осторожно перебралась через край ванны на мокрый резиновый коврик. Когда она остановилась в гостинице «Россия» в прошлый раз, ее страшно раздражал этот тускло-розовый резиновый коврик на полу ванной комнаты. Он казался сомнительной чистоты, и Рита брезговала на него наступать. Хорошо было бы положить на него какое-нибудь полотенце, но в гостинице ей почему-то дали только одно: и для лица, и для тела. Ей и в голову не пришло, что в Россию с собой из Парижа нужно было привезти полотенце! В любом провинциальном французском отельчике давали три или как минимум два полотенца, да еще варежку для обтирания лица. Во Франции ведь не умываются из-под крана, как в России, воду наливают или в особый, сияющий чистотой тазик, или в такую же сияющую раковину, закрыв ее пробкой. Здесь же вода хлещет из крана почем зря, пробок или тазиков не предусмотрено. Так же как и достаточного количества полотенец. Рита хотела купить себе полотенце в каком-нибудь энском магазине, но их не оказалось в продаже. Оказывается, их иногда «выбрасывают», и нужно ловить этот счастливый момент, потом стоять в очереди… Ну когда ей в очереди стоять, скажите на милость?

Потом Федор из дому принес Рите симпатичное розовое полотенчико. И вид у него был страдальческий, смущенный. Рита представила, сколько ему пришлось выдержать разговоров с женой по поводу несчастного полотенца (а может, Федор просто унес его, никому ничего не говоря, украл, попросту сказать!), и молча поцеловала друга в щеку. С этим полотенцем Рита странствовала по Дальнему Востоку, оно служило для вытирания самых разных частей тела.

Сейчас она выстирала его, поэтому и наступила на голый резиновый коврик. Он был ребристый и щекотал подошвы. И очень хорошо, ребристый, значит, не скользкий. Значит, Рита не поскользнется на кафельном полу. А то еще не хватало упасть и…

Забавно, что она так оберегает то, от чего избавится завтра, в крайнем случае – послезавтра! Или даже сегодня, если очень повезет…

Да нет, не это она бережет, а себя.

«Детей много, а мать одна!» – говорила некая очень хладнокровная Ритина парижская подруга, воспитывавшая пятерых отпрысков обоего пола и умудрявшаяся заниматься написанием обзорных статей для той же газеты «Le onde aujourd’hui» (обозревала она мир современной моды). Правда, у подруги был богатый муж, пятеро нянек и гувернанток – для каждого отпрыска своя, – словом, все как полагается.

У Риты нет богатого мужа. Она сама зарабатывает. Зато у нее есть богатый отчим и очень богатая бабуля Ле Буа. Они легко могли бы нанять пятерых нянек и гувернанток для одного ребенка… Нет, наверное, отчим, бабуля Ле Буа, а заодно и мама Риты никаких нянек к ребенку не подпустили бы, сами бы с ним нянчились. И, наверное, им было бы безразлично, мальчик это или девочка, главное, что ребенок.

Тошнота подкатила к горлу, и Рита, завернувшись в халат, пробежала к кровати, легла на живот – в таком положении ей становилось легче.

Из окна доносился смех. По набережной имени Жданова гуляют люди. Вид отсюда открывается – красоты необыкновенной. Очень удачно стоит гостиница. Почти все номера смотрят на Волгу и на набережную. У Риты и в прошлый раз был номер с этим чудным видом. Да, она лежит сейчас на другой кровати, не на той, где все происходило. Происходило на третьем этаже, а сейчас она разместилась на пятом. В гостинице есть лифт, но в прошлый раз она игнорировала, бегала по широким лестницам: так полезней для здоровья. Теперь ради сбережения здоровья поднимается исключительно на лифте, в котором у нее начинается клаустрофобия.

Ничего. Скоро все пройдет. Завтра, в крайнем случае – послезавтра. Или даже сегодня, если повезет.

Тошнить перестало, и Рита повернулась на бок. on Dieu и Боже мой, она перемещается осторожно, как старушка! Так ведь она и есть старушка, которая вдруг взяла да и забеременела невзначай. Как глупенькая лицеистка, первый раз оказавшаяся в постели с мужчиной!

Ладно. Завтра, в самом крайнем случае – послезавтра. А если получится, то даже сегодня. Федор обещал.

Спать хочется, хоть до вечера еще далеко. Опять придется какое-то время ползать сонной мухой, прежде чем организм перейдет на европейское время с дальневосточного. А она-то думала, что не нужно будет ни к чему привыкать, что она вернется в Париж буквально через несколько дней! Ну да, сейчас уже была бы в Париже, если бы…

Черт, какая глупость! Как она могла допустить такую глупость!

Да разве она виновата?

Виновата! Не нужно было сюда возвращаться!

Ветер, врывающийся в окно с реки, посвежел, но вставать и закрывать створки не хотелось, и Рита натянула на себя одеяло. Август здесь – уже почти осень. Когда она уезжала из Х., там еще буйствовало в полную жаркую силу лето и даже ночами не становилось прохладней. А здесь… Интересно, сколько ей предстоит здесь пробыть? Еще неделю? Месяц? Или больше?

Недаром не хотела Рита приезжать сюда снова. Какая глупость, какая глупость… Но кто мог предположить, что в самом центре Энска, в дорогостоящем номере гостиницы ее ограбят таким пошлым, таким вульгарным образом?

Федор встретил ее на вокзале, отвез в гостиницу, и они вместе пошли в буфет позавтракать. Рите очень хотелось плюнуть на приличия и сбегать на Мытный рынок, к капустному ряду, попросить нацедить рассольчику, но выяснилось, что здешний творог и кефир оказались вполне эквивалентны капустному рассолу и олканскому хлебу. Она съела три порции творога со сметаной, щедро посыпая их сахаром. Федор смотрел изумленно…

А, пусть смотрит!

– Тебя там не кормили, на Дальнем Востоке? – спросил участливо. – Ты очень похудела.

– Ничего, я постараюсь поправиться, – ответила Рита.

Для Федора ее ответ прозвучал странно, но Рите-то смысл был отлично понятен.

Они вернулись в номер, и Рита удивилась, обнаружив дверь незапертой.

– Вроде бы я закрывала, – пробормотала она, бестолково вертя в руках маленький ключик, приверченный к большой деревянной груше.

– Наверное, там горничная убирает, – сказал Федор и толкнул дверь.

Никакой горничной в номере не оказалось. Не было там видно ни следа уборки, наоборот, царил сплошной беспорядок. Чемодан Риты был раскрыт, сумка валялась на полу, из нее вылетели какие-то бумажки, косметичка… помада в одном углу номера, футлярчик от нее – в другом. Рита схватилась за сумку, пошарила в чемодане – ни денег, ни документов. Все бывшие у нее в наличии франки и рубли, паспорт, билеты в Москву и на самолет в Париж – все исчезло!