Афган, снова Афган... - Александр Иванович Андогский

вдруг начинает раздуваться до неимоверных размеров и при этом как бы все онемело…

Наконец я пришел в себя. Попытался приподнять голову, увидел, что один солдат лежит без движения, другой шевелится, пытается встать…

Дальше я действовал, как на автопилоте, не особо соображая, и тем не менее, как потом выяснилось, действовал совершенно правильно. Здесь, в полутьме, меня запросто могли застрелить свои. Кровь залила обе белые повязки на рукавах, лица не разобрать — тоже в крови. Форма на мне — афганская. Поэтому единственно верным решением было ползти к выходу, туда, где посветлее.

И я полз, стараясь при этом кричать: «Миша! Яша!»

Но вряд ли из моего рта вырывалось что-нибудь членораздельное. От сильнейшего динамического удара взрывной волной у меня шатались все зубы, а язык распух так, что не помещался во рту…

Володя Быковский ввязался в перестрелку на втором этаже. Именно там он видел в последний раз Бояринова. Григорий Иванович с группой ребят рванул на третий этаж…

Бояринова нашли на лестничной площадке уже мертвого. Од-но-единственное ранение — пуля под сердце — оказалось смертельным.

Мне ребята рассказывали, что, когда его уже в Ташкенте обмывали в морге и одевали в полковничью форму, чтобы положить в гроб, из маленькой пулевой дырки под левым соском еще слабо вытекала мутная струйка крови. Чтобы не испачкать мундир, санитар морга запихивал карандашом в ранку вату…

…Потом я помню, как сидел где-то, приткнувшись спиной к стенке, опираясь правой рукой о пол… На полу был ковер — толстый, с большим ворсом, настоящий восточный ковер. В голове ворохнулась идиотская мысль: вот бы домой его. Нет, наверное, у меня никогда такого ковра не будет… Ну и хрен с ним… Тут я обнаружил, что ничего не слышу на правое ухо. Пощупал пальцами — горячо и липко. Из уха шла кровь. А в левом ухе слышался непрерывный звон…

Кто-то теребил меня за рукав:

— Кто это? Афганец? Эй, ты кто?

— Ты что, слепой? Видишь — в сапогах! Кто-то из наших… Не разобрать: все лицо в крови…

— Убитый, что ли? Не шевелится.

Сил отвечать или реагировать на что-то у меня уже не было, но я все-таки пошевелился, чтоб показать, что жив.

— Эй, санитары! Мужики! Кто там есть? Вот еще один! Эх, не дозовешься! Ну-ка, хватай его, потащили!

Меня взяли под руки, приподняли. Я стал шевелиться, переставлял ноги…

На свежем воздухе я немного пришел в себя.

— Ух ты! Жив? — Передо мной стоял Володя Поддубный. — Ох тебя и отделали… Где ранило, давай перевяжу!

Он взрезал ножом рукав на левой руке, перевязал рану в предплечье, потом перевязал кисть. Достал шприц-тюбик и всадил укол. В голове прояснилось.

— Где еще?

Я попытался что-то сказать, но только слабо махнул рукой. Мол, спасибо, потом… Мне вдруг стало очень холодно. А когда я представил, что для перевязки раны в боку надо раздеваться, снимать с себя куртку, бронежилет, свитер, футболку… Нет, не надо… Тем более что сейчас мне вроде получше стало…

— Ну ладно, старик, давай лежи здесь, сейчас всех раненых будут эвакуировать… А я пойду, там еще на втором этаже стреляют…

Два солдата-санитара подвели меня к парапету чуть в стороне от входа во дворец, около уже догоревшей караульной будки. Посадили на землю рядом с несколькими ранеными. Прямо через штаны вкололи очередной шприц-тюбик.

— Сейчас, товарищ офицер, машина подъедет, вас всех в госпиталь отвезут! — сказал один из санитаров, малорослый, с широким скуластым лицом и раскосыми глазами.

После очередного укола мне стало гораздо лучше. Сквозь постоянный звон в левом ухе (правое вообще не слышало) мне показалось, что стрельба утихает.

У подъезда появился Володя Быковский. Он ковылял, опираясь на автомат, как на костыль. Кто-то поддерживал его под руку. Одна нога у него без сапога, перевязана… Володьку усадили почти у самого входа. Я хотел перебраться к нему, но сил не было…

Из дворца стали выводить пленных. Афганцы — рослые ребята в хорошо подогнанной форме — выходили с поднятыми вверх руками. Их сопровождали наши солдаты из «мусульманского батальона» в серой мятой форме. Вот из подъезда вслед за пленными вышел «мусульманский» особист Миша. Он был в зеленой афганской шинели, на плече автомат.

Вдруг один их афганцев, судя по форме, старший офицер, сунул руку за пазуху и вытащил… пистолет! Что хотел этот афганец? Может быть, сдать оружие? А может быть, напоследок прихватить с собой на тот свет хоть одного из врагов?

Миша среагировал почти мгновенно и, с силой уткнув ствол автомата в поясницу офицеру, нажал на спуск… Прозвучавшая внезапно и неожиданно для всех резкая очередь ударила по ушам, по нервам. Наши солдаты вдруг пришли в состояние какого-то неистовства: наверное, напряжение только что пережитого боя требовало от них какой-то разрядки.

— Ах, суки! — пронзительно закричал кто-то из них. — Всех убью!!!

— На колени, гады! На колени! Становись на четыре кости!

Началась сутолока. Солдаты били афганцев прикладами, те поспешно падали на землю, закрывая руками голову. Коротко и зло рявкнул и тут же замолк, как захлебнулся, автомат.

— Не стрелять! — послышался крик Миши. — Не стрелять, сволочи! Под трибунал пойдете!

К толпе подбежали офицеры из нашего «Зенита», стали оттаскивать обезумевших «мусульман», раздавая направо и налево оплеухи.

— А ну, разойдись, засранцы! Вы бы в бою были такими ретивыми!..

Саша Звезденков лежал почти на том самом месте, где я его перевязывал. На него случайно наткнулся наш Титыч, который со своей командой уже работал с трофейными документами.

— Титыч… — прохрипел Саша.

Сначала Титыч не узнал его, да и немудрено: все лицо в черной, запекшейся крови. Попробуй узнай!

— Саша, ты, что ли?

— Я…

— Куда тебя ранило?

— В голову… в руку… не знаю…

— Потерпи… — Титыч осторожно приподнял его и усадил поудобнее, прислонив к каменной стенке, — потерпи, Саша, сейчас мы тебя отвезем к докторам…

Повязка на руке была черной от крови, куртка и брюки тоже пропитались кровью, которая уже кое-где затвердела и превратилась в темно-бурую корку. Титыч, не зная характера ранений, боялся особо теребить Сашу.

— Холодно… — прошептал Саша, стуча зубами, — голова кружится… Титыч, если что… у меня сын… Андрей… Помоги там ему…

— Перестань сейчас же! — с нарочитой сердитостью прикрикнул Титыч. — Как тебе не стыдно! Все будет в порядке… — Он осмотрелся по сторонам. — Так… — проговорил он, — сейчас… сейчас… Все будет о’кей! — Титыч буквально минуты три-четыре назад видел неподалеку солдат «мусульманского батальона» с медицинскими повязками на рукаве. Куда же они подевались? Да вон они! — Эй, бойцы! — закричал он. — А ну быстренько