Зощенко - Бернгард Рубен

Но есть и другая версия данного события — версия К. Симонова, изложенная им в его мемуарной книге «Глазами человека моего поколения» (написанной в 1979 году незадолго до смерти). В ней Симонов говорит, что узнал о партизанских рассказах Зощенко от Юрия Германа весной 1947 года. Оценив положительно эти рассказы, Герман — в передаче Симонова — сказал ему: «Дело не в самих рассказах, а в том, что их написал Зощенко, о котором сказано в докладе Жданова, что у него гнилая и растленная общественно-политическая и литературная физиономия, а в постановлении ЦК он назван пошляком и подонком. Но рассказы сами по себе можно напечатать и сделать этим первый шаг к тому, чтобы вывести Зощенко из того ужасающего положения, в котором он оказался, — и если бы ты вдруг взял и решился…»

И далее Симонов пишет:

«Так и окончился этот разговор или примерно так. Я подумал, подумал и решился — сначала на то, чтобы вызвать Зощенко в Москву и прочесть его рассказы, а потом на то, чтобы отобрать около половины этих рассказов, которые мне показались лучшими, и, действуя уже на свой страх и риск, без обсуждения на редколлегии, перепечатав эти рассказы вместе с коротеньким предисловием Зощенко, отправить их Жданову, находившемуся тогда в Москве и руководившему вопросами идеологии, с моим письмом о том, что я считаю возможным напечатать эти рассказы на страницах „Нового мира“, на что в связи со всеми известными предшествующими событиями, прошу разрешения ЦК».

В версии Симонова есть явные несоответствия. Во-первых, чтобы прочесть рассказы писателя, обычно просят прислать рукопись, а не вызывают его самого из другого города. Тем паче это должно было относиться к Зощенко в том положении, в каком он находился. Во-вторых, Зощенко прибыл в Москву по телеграмме Симонова 6 июня, а тремя неделями раньше, 13 мая, состоялось совещание у Сталина, на которое было вызвано руководство ССП — Фадеев, Симонов, Горбатов и где присутствовали также Жданов и Молотов. На совещании обсуждались назревшие «писательские дела». И здесь же, как пишет сам Симонов, Сталин разрешил ему печатать рассказы Зощенко, когда он «вдруг решился» по собственной инициативе обратиться к Сталину с этим вопросом. Но Сталин, конечно, уже знал и от Поскребышева, и от Жданова об этих рассказах. Читал он и письма Зощенко и знал о нем все, что ему было нужно, чтобы дать свою команду «Новому миру». А нужно ему было от провинившегося, как всегда, покаяние, признание ошибок, отречение от себя, обет верности ему, Сталину…

Так что никакой геройской заслуги Симонова в данной публикации Зощенко не видно. Даже напротив. Из тридцати двух рассказов Симонов перестраховочно выбрал десять — самых коротких и проходных, дважды урезав обещанное автору количество. Сказалось, безусловно, и его личное отношение к Зощенко, о котором он также написал в своей мемуарной книге: «<…> К Зощенко военных лет я не питал того пиетета, который питал к Ахматовой». А о той беспардонной, оскорбительной брани, которая вылилась на голову Зощенко в 1946 году, Симонов всего лишь заметил: «…читать было неприятно, неловко». Известно также высказывание Симонова по адресу Зощенко, сделанное в одном доме, где присутствовала и Лидия Чалова, в тот год, когда Зощенко поносили за повесть «Перед восходом солнца»: «Получил по заслугам».

При всем том, отмечая эту неприязненность Симонова к Зощенко, надо — говоря о перестраховочном поведении Симонова при публикации зощенковских «партизанских» рассказов — помнить о времени, в которое никакие заслуги (а Симонов к 1947 году получил уже три Сталинские премии) не гарантировали безопасности человеку, вызвавшему недовольство Сталина. Правда, впоследствии все это могло представляться в ином свете.

Но Зощенко и в случае с Симоновым не видел в отношении себя никакой неблаговидной подоплеки. И сердился, когда ему говорили, что нельзя было доверять Симонову отбор рассказов…

Куцая, неяркая публикация обрушила и надежды Зощенко на достойный гонорар, который поддержал бы семью.

Однако сам факт публикации вдохнул в Зощенко надежду и придал силы для работы. Он принялся за комедию под названием «Здесь вам будет весело». Писалась эта комедия с душевным подъемом, с возродившимся мастерством и, казалось, удалась ему на славу. Он отдал ее главному режиссеру Театра комедии Н. П. Акимову. Конечно, пьеса была «политически правильная», как Зощенко сам характеризовал ее. Но постановку все равно запретили — потребовали переделки, причем в разных инстанциях давались разные поправки. Всего за три года Зощенко сделал 13 вариантов горемычной комедии, но она так и не увидела рампы. «Препятствия и преграды оказались столь велики, что они сломили мой дух, и я не считаю более приличным просить и клянчить», — написал он Акимову. Аналогичная судьба постигла позднее и две другие его пьесы (одну из которых, музыкальную комедию «Шутки в сторону», он писал с двумя соавторами и под псевдонимом. Но и тут перестраховщики из театральных «инстанций» были на страже).

Продолжая упорно искать возможности зарабатывать литературным трудом, Зощенко занялся переводами. В 1948 году он выполнил перевод юмористической повести «За спичками» финского писателя Лассила, считавшегося зачинателем финской пролетарской литературы. Повесть была опубликована в петрозаводском журнале, затем вышла там же отдельной книгой и привлекла широкое читательское внимание далеко за пределами Карелии. Этот ее успех справедливо связывался в профессиональных кругах не только с доброкачественным переводом, но и с литературной обработкой, блестяще произведенной Зощенко. (Хотя большую часть тиража книги напечатали без упоминания его фамилии.) В это же время с ним заключили договор и в Москве, в издательстве «Советский писатель», на перевод с финского еще одного автора. Потом он снова переводил Лассилу, другую его повесть, и снова еще одну книгу второго автора…

Ему вроде бы указывали загончик, где должен был стоять его литературный Пегас. Между тем, несколько восполняя домашний бюджет, переводы не могли унять его тоски по собственному творчеству. Зощенко был готов принять любое официальное предложение, чтобы выступить как рассказчик и фельетонист. Он даже взялся за то, чтобы — по заказу главного редактора «Крокодила», вознамерившегося привлечь его к работе, — «создать положительный жанр в комическом фельетоне». Хотя сам же писал ему, что «русская комическая литература всегда была обличительной». Он создал около десятка фельетонов такого «жанра». Однако редактор, испугавшись собственной инициативы, не согласованной с высоким начальством, не опубликовал их…