История папства - Джон Джулиус Норвич

По мере того как XVIII век продолжался, становилось ясно, что появился новый враг, с которым папству предстоит борьба: враг намного более коварный, нежели доктринальные различия, терзавшие христианство в течение тысячелетия. Ведь это был век разума. Для многих церковников даже еретики были предпочтительнее, чем скептики, агностики (до сих пор встречалось немного таких, кто осмелился бы сам назвать себя атеистом) или антиклерикалы.

Учитывая новый интеллектуальный климат, нелегко решить, какие меры мог бы предпринять Святой престол. Ясно одно — он их не предпринял. Два первых преемника Климента XI были достаточно благочестивы — оба отказались от герцогского титула ради служения церкви, однако они недолго правили (Иннокентий XIII, уже больной и необычайно тучный человек, пробыл папой менее трех лет, 1721-1724, Бенедикт XIII — менее шести, 1724-1730) и не пользовались особым влиянием в Риме. Правда, Иннокентий добился определенного успеха в разрешении трудных ситуаций. В 1721 году он снискал симпатии Людовика XV, сделав кардиналом его первого министра, распутного и буйного аббата Гильома Дюбуа, а в следующем году короновал неаполитанской и сицилийской короной Карла VI, сделав то, от чего всегда отказывался Климент IX.

Когда 29 мая 1724 года избрали (опять-таки против воли кандидата) преемника Иннокентия, Бенедикта XIII, последнему было уже семьдесят шесть лет, к тому же он страдал старческим маразмом. Не считая запрета священнослужителям носить парики, во всем остальном он отказался поступать как папа и иметь дело с Карлом, Людовиком и Филиппом, просто проигнорировав их. Сам он продолжал жить жизнью обычного приходского священника. Спал Бенедикт в маленькой побеленной комнате на верхнем этаже Квиринальского дворца (впоследствии он перебрался в Ватикан), слушал исповеди, посещал больных и давал наставления в вере. Несколько раз в неделю он появлялся за столом с тринадцатью нищими. Основную часть папских дел он поручил некоему Ник-колб Коша, с которым он познакомился в бытность свою архиепископом Беневенто и которого в 1725 году, несмотря на сильное сопротивление кардиналов, ввел в коллегию. Трудно себе представить менее удачный выбор. Коша был негодяем, глубоко порочным, который думал только о собственном обогащении, продавая церковные должности, принимая взятки, наполняя курию своими беневентскими дружками и опустошая папскую казну. Бенедикт же следовал всем его советам и слова поперек ему не говорил. Непотизм официально отменил Климент XI, однако теперь, выражаясь словами современного историка[273], «церкви достались все пороки непотизма и без племянников»[274].

Для Бенедикта было характерно проявлять твердость именно тогда, когда он отстаивал ошибочное мнение, и делать это в неподходящее время. Наглядным примером этой тенденции был случай, когда Жоан V Португальский заявил о своих претензиях предлагать кандидатов в Священную коллегию. Когда папа отказал, Жоан разорвал с ним дипломатические отношения, отозвал всех португальцев, проживавших в папских владениях, запретил любые сношения с курией и даже попытался воспрепятствовать отсылке милостыни из Португалии в Рим.

Из-за алчности Никколо Коши и детской доверчивости его хозяина Святой престол потерпел огромный ущерб — в отношении не только финансов, но также и политического престижа. Папа был уже слишком стар, чтобы учиться премудростям политики и управления государством, и слишком невинным, чтобы видеть порочность и двуличие тех, кто пользовался его доверием. Бенедикт умер 21 февраля 1730 года от старости — он это сделал не слишком рано.

Но в тот момент, когда Бенедикта опускали в могилу, римскую толпу охватила ярость. Несмотря ни на что, она любила старика — столь же сильно, сколь ненавидела Кошу и его дружков из Беневенто. Сам Коша, который жил в Ватикане куда более вольготно и роскошно, чем сам папа, бежал — его вынесли в закрытых носилках — и нашел убежище вместе со своим приятелем Маркезе Аббати в собственном доме на Корсо; однако его довольно быстро выследили. Дом окружили и едва не разнесли по камню. Вскоре после этого негодяя арестовали и предали суду. Ему долгое время удавалось затягивать процесс, но в апреле 1733 года состоялось вынесение приговора: его отлучили от церкви, осудили на десятилетнее заключение в замке Святого Ангела и обязали уплатить штраф в 100 000 скудо. Это был один из самых суровых приговоров, вынесенных в отношении члена Священной коллегии, однако никто не возразил ни словом.

Дряхлому Бенедикту XIII наследовал человек, который был всего тремя годами моложе его. Папа Климент XII (1730-1740), принадлежавший к числу богатых флорентийцев, достиг уже семидесятидевятилетнего возраста и, подобно многим его предшественникам[275], мучился постоянными болями из-за подагры. Он был интеллектуалом и ученым, который в прежние дни, подобно кардиналу Лоренцо Корсини, содержал салон в Палаццо Памфили на пьяцца Навона; однако за первые два года после вступления на папский престол у него настолько испортилось зрение, что он мог подписывать бумаги только в том случае, если его руки клали прямо туда, где надо было расписываться, и к августу 1736 года имперский посол граф Гаррах писал: «Он почти утратил свою удивительную память, которой когда-то обладал, а сам он стал столь бледен, что есть основания опасаться, не умрет ли он в течение этого года».

С другой стороны, папа Климент полностью сохранил свою юношескую энергию, и его действия отнюдь не были безуспешными. Он продемонстрировал жесткость и быстроту в деле Коши; в решительной попытке оживить папские финансы он возобновил государственную лотерею, которую Бенедикт XIII запретил, и одобрил выпуск бумажных денег. Понтифик также сделал свободным порт Анконы и аннулировал некоторые наиболее неуместные проявления великодушия со стороны Бенедикта. Однако хотя все эти меры принесли определенную пользу, они не смогли уменьшить огромное бремя долгов.

Более того, экономика папского государства продолжала клониться к упадку, то же можно сказать и о международном престиже папства. Когда в 1731 году, не оставив мужского потомства, скончался герцог Пармы и Пьяченцы Антонио Франческо Фарнезе и Карл VI вновь объявил о своем суверенитете над герцогством, он просто не обратил внимания на последовавшие протесты со стороны Климента. Подобное же бессилие папства обнаружилось спустя год, когда герцогство передали дону Карлосу, сыну испанского короля Филиппа V и его ужасной жены-итальянки Елизаветы Фарнезе[276]. В 1732 году дон Карлос, который благодаря матери был куда больше итальянцем, нежели испанцем, официально принял титул герцога Пармского и великого князя Тосканы. Позднее, в том же самом году папского нунция изгнали из Венеции. В 1733 году французы блокировали Авиньон, который в то время все еще оставался под папским контролем. Весной 1734 года папа наблюдал с бессильной яростью, как дон Карлос при поддержке Людовика XV двинулся на юг через Папскую область и с триумфом вступил в Неаполь. А к концу лета, несмотря на определенное сопротивление, которое оказали ему цитадели Мессины, Трапани и Сиракуз, он овладел всей Сицилией. В 1735 году князь уступил Парму империи в обмен на признание его королем Неаполя, а в 1736 году Испания и Неаполь разорвали дипломатические отношения со Святым престолом. Чтобы восстановить их, Клименту пришлось без всяких условий осуществить акт инвеституры в отношении дона Карлоса как неаполитанского короля.

Тем временем здоровье папы подавало все больше поводов для беспокойства. Его страдания увеличились из-за проблем с грыжей и мочевым пузырем. 28 января 1740 года он попросил совершить над ним последние обряды и 6 февраля скончался в возрасте восьмидесяти четырех лет. Учитывая то, какие мучения приходилось ему выносить, нельзя не удивляться его энергии, которая не покидала его почти до самого конца, и если столько его дипломатических инициатив потерпели фиаско, едва ли ответственность за это стоит возлагать на него. Обстоятельства были против него. Благодаря состоянию своей фамилии и доходам от лотереи он оставил Рим богаче и красивее, нежели принял его, — он возвел Музей античной скульптуры на Капитолии (первый общественный музей древностей в Европе), украсил собор Иоанна Латеранского фасадом и роскошной капеллой Кор-сини (и то и другое спроектировал Алессандро Галилеи), обустроил пьяцца ди Треви и поручил Николе Сальви соорудить знаменитый фонтан Треви[277]. Он также расширил и значительно пополнил Ватиканскую библиотеку, подарив ей примерно 200 этрусских ваз и более 300 античных медальонов. По меркам XVIII столетия это был впечатляющий рекорд.

Конклав, состоявшийся после смерти Климента XII, продлился более шести месяцев — самая большая продолжительность со времен Великой схизмы. В конце концов выбор остановился на совершенно неожиданной компромиссной кандидатуре — болонце Просперо Лоренцо Ламбертини. «Если вы хотите святого, берите Гутти; если государственного мужа — Альдовранди; если доброго малого, то меня», — пошутил он, как говорят, в последние дни конклава. Очевидно, кардиналы захотели доброго малого; Ламбертини был избран должным порядком и принял имя Бенедикта XIV (1740-1758) в честь папы, который ввел его в состав Священной коллегии. Он оправдал ожидания. Высокообразованный теолог, знаток церковного права, автор сочинения, до сих пор являющегося образцовым трудом по канонизации, он также был общительным и доступным, не лез за словом в карман и обладал отличным чувством юмора. Он больше всего любил запросто бродить по Риму, дружески беседуя с прохожими; для него не было ничего необычного в таком, например, что когда в 1744 году неаполитанский король наносил визит в Рим, он принял его не во дворце на Квиринале, а в соседней с ним кофейне[278].