Профессия: ведьма - Ольга Громыко

– Не стоит… – простонал Лён. – Я в порядке… Почти…

– Возвращаться не стоило, – сплюнул тролль. – Ну, схарчевали бы они эту идиотку, в деревне порезвились, да и вернулись в Попрыгушки догнивать. Ладно, чего попусту языком трепать, до вечера ты все равно не встанешь, а сыра земля, может, кому и мать, а кому и могила. В селение ехать надо, телегу искать. До Нижних Косут, ежели верхами, за двадцать минут добраться можно. Туда-обратно за час смотаюсь. Собирайся, цыпа!

– Зачем? Ты что, один не справишься? Я с Лёном останусь! А вдруг…

– Вот именно, – подхватил тролль. – А вдруг. Так что полезай в седло без разговоров, Сивка у меня крепкий, двоих вывезет.

– Никуда я не поеду! Я Лёна одного не оставлю!

– А я вас двоих не оставлю! – Вал начинал сердиться. – Вот уж где жгрыба дурная, сама голову в петлю сует!

– Поезжай с ним, – неожиданно прошептал вампир, совершенно обмякнув и начиная сползать с моего плеча. Губы побелели и слушались с трудом. – Уходи…

– Нет! – Я бережно опустила Лёна на землю, скомкала и подоткнула ему под голову свою куртку. – Вал, ему совсем плохо! А вдруг он умрет?!

– Он – вряд ли. – Тролль бесцеремонно схватил меня за шиворот и попытался оттянуть от вампира.

– Отойди! – зашипела я, выбрасывая правую руку в защитном жесте. В землю рядом с Валом ударила острая тонкая молния.

Тролль отскочил, заслоняя лицо рукавом, грязно выругался.

– Ну, сама заварила, сама и расхлебывай! – пригрозил он, опираясь на конскую холку и вскакивая в седло. – Я тебя предупреждал!

Вал злобно пырнул Сивку каблуками, бедный мерин мотнул головой и тяжело зарысил по лесной тропке. Тролль еще раз пришпорил его, вынуждая перейти в галоп.

Лес быстро проглотил одинокого всадника. Ели тревожно перешептывались между собой, покачивая острыми верхушками. Порывы ветра запускали ледяные щупальца под куртку. Я вспомнила, что среди поклажи Вольта должно быть одеяло и какая-нибудь одежда, хотя бы запасная рубашка. Какие бы жизненные силы ни таились в худощавом теле беловолосого вампира, отдых на сырой и холодной земле вряд ли пойдет ему на пользу.

Вольт, казалось, не заметил меня. Подняв голову, конь разглядывал клочья тумана над болотом. Вокруг глубоко засевшей в крупе стрелы запеклась черная корка с потеками. Внезапно осмелев, я протянула руку и погладила его по мокрой шее. Конь скосил на меня змеиный глаз. Помедлив, ткнулся мордой в плечо и тяжело вздохнул.

Я разревелась, прижавшись к конской щеке. Вольт покорно стоял в явно неудобной позе, опустив голову и позволяя мне неловко перебирать гриву.

Выплакавшись и благодарно чмокнув коня в лоб (Вольт с явным облегчением высвободился из моих судорожных объятий), я немного успокоилась. Забрала сумку и одеяло, насобирала хвороста. Дождя не было, но в воздухе висело мелкое туманное марево, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы разжечь костер.

Лён не подавал признаков жизни. Согрев в котелке немного воды, я смыла кровь со спины и груди раненого. Розовые ручейки разбежались во все стороны, не желая впитываться в твердую, начавшую подмерзать землю. Исколов руки, я наломала зеленых еловых лап, поверх них расстелила одеяло, и, пыхтя от усилий, перетащила Лёна на более удобное ложе.

Проклятая Ромашка убежала вместе со всей поклажей – запасной одеждой, третью провизии, одеялом. Ох, как бы оно сейчас пригодилось! Подобрав свисающие края, я худо-бедно укутала Лёна и села рядышком, положив его голову себе на колени.

Почти сразу тело вампира изогнулось в судороге, отбросив одеяло, мышцы напряглись до предела, только что не прорывая кожу, изо рта вырвался сдавленный хрип. Судорога прошла так же быстро, как и возникла. Медленно осев на постель, Лён глубоко, свистяще вздохнул и открыл глаза.

– Лён! – обрадовалась я, наклоняясь к нему. – Лён, ты как?

Раненый не отвечал. Расширенные зрачки бездумно смотрели в серое небо. Узкие каемки радужек отливали желтизной.

– Лён, ты в порядке?

Вместо ответа Лён рывком повернул голову и вперился в меня страшным, нечеловеческим взглядом. На запястье словно стиснулись железные зубья капкана.

– Лён… Уй! – я взвизгнула. Из-под ногтей вампира брызнула кровь. – Лён, отпусти меня… ну пожалуйста…

Он словно послушался. Глаза медленно закрылись, голова завалилась набок, хватка ослабела. Шипя от боли, я по одному отогнула жесткие пальцы. На запястье остались синяки с полумесяцами кровоточащих ранок.

Безнадежность, острая, страшная, захлестнула и понесла меня за собой, как морской прибой тащит по песку пустую раковину. Беззаботный мир маленькой девочки разлетелся на колючие осколки.

Взрослая женщина стояла на коленях рядом с умирающим другом.

Зачем я вообще взяла в руки этот идиотский лук? Зачем помешала Лёну получить приз? Зачем вернулась на болото? Цепь ошибок, звенья которой выкованы моей глупостью.

Исчезни хотя бы одно звено – и цепь рассыплется. Не будет этих хмурых туч, знобящего дождя, пятен крови на одежде, тяжелой головы Лёна на немеющих коленях…

Исчезни… ну пожалуйста… я хочу проснуться…

– Дать тебе ремень? – слабым, но довольно бодрым голосом осведомился Лён.

– Зачем? – провокационный вопрос вампира, как всегда, застал меня врасплох.

– А это уж смотря по тому, как далеко ты зайдешь в размышлениях о смысле своей никчемной жизни. Можешь на нем повеситься. Или ограничиться самобичеванием.

– Можно, я тебя им задушу? – с надеждой спросила я.

– Послушай, уж коль ты не собираешься умерщвлять плоть, зачем умерщвляешь дух? Вольха, если мое мнение для тебя что-нибудь значит, то знай – я просто восхищен твоим поступком. Признаюсь, я всегда считал, что ранняя смертность испортила людей, задушив на корню благородные порывы. Все они только мечтать горазды, как – ого-го-о! – упыря голыми руками уложат, оборотня в бараний рог согнут. А на деле – увидит такой вояка кикимору или захудалого василиска – и славы не нужно, уйти бы подобру-поздорову. Ты же все делаешь с точностью до наоборот. Вместо того чтобы, увидев чуду-юду, испугаться и убежать, ты кидаешься на него, пугая своих друзей, а потом тебя начинает мучить раскаяние. Ор-р-ригинальный метод борьбы со вселенским злом.

– Метод действенный, надо признать! – взъерошилась я.

– Так чего ты тогда расстраиваешься? Что сделано, то сделано, плюнь и забудь.

– Но как сделано. – Я прикусила губу, сдерживая слезы. – Гордиться, прямо сказать, нечем.

– Ну что ж ты хочешь, первый блин всегда комом, – попытался утешить меня Лён.

– Если бы первый!

– Как-то раз я хотел поджарить блин, – припомнил Лён, с трудом переворачиваясь на бок. – Боюсь, это не прибавило мне авторитета. Нет, он не скомкался. Он прилип намертво, а когда я попытался перевернуть его на лету, сковородка оторвалась от ручки и разбила горшок с кислыми щами…