Детская книга войны - Дневники 1941-1945 - Коллектив авторов

7 мая. Не пишу дневник, опасно. На днях немцы с переводчиками делали обыск в домах. Они нашли дневник у Тани, кричали, изорвали тетрадь и грозились арестовать Таню. Я долго колебалась - не уничтожить ли мои записи, ведь там такое, что не снести мне головы, если немцы увидят. Но рука не поднялась. Прячу тетрадку под пол.

6 июля. В день рождения Пушкина был праздник в Михайловском. Его устроили немецкие холуи из Пскова. Хотелось бы все забыть, но не могу. Мерзавцы, они хотят прикрыться именем Пушкина. Они хотят сделать вид, что Пушкин с ними. Какой-то хлюст в очках рассказывал о Пушкине в музее, но я его не слушала, смотрела на опустевшие комнаты. Чувствуется, что отсюда много вывезено немцами. Нет, здесь ничего не осталось от любимого моего поэта. Я чуть не разрыдалась и выбежала в парк. Прижалась лбом к окошку домика няни и сделала вид, что внимательно разглядываю маленькую светелку, где когда-то старушка рассказывала молодому Пушкину русские народные сказки.

20 сентября. Я теперь вытаскиваю дневник только для самых важных записей. Вчера мужчин нашей деревни немцы гоняли рубить Пушкинский заповедник.

7 апреля 1943 года. Немцы угоняют молодежь в Германию. Стараюсь не думать, что и меня ждет эта страшная судьба. Особенно ужасно думать об этом после того, как я прочла пришедшее вчера письмо от Оли Климович. Оно написано так мелко, что цензоры, наверное, его не прочли и пропустили. Вот что пишет Оля своей матери:

«Здравствуй дорогая мамочка. Шлю тебе сердечный привет из далекой Германии. Живем в бараках, в комнате 24 девушки, кормят так:

 300 грамм хлеба, 20 гр. маргарина, немного жидкого супа и несколько картошек. Мамочка, сколько вспоминаю Петровское, где я могла есть вдоволь картошку с квасом. Приходится очень много работать. Встаю в пять утра и работаю до 7 вечера. Ты меня, наверное, не узнаешь, хожу в брюках, в куртке и деревянных колодках. Сшила себе костюм из одеяла. Живем за забором, на работу водят строем с полицией. О, родная, как хочется все сказать, но немцы для нас, русских, все воспрещают, нам даже нельзя ни с кем разговаривать. Мне очень скучно без тебя, но я рада, что не вижу тебя здесь, в этой тюрьме, когда я увижу тебя, когда поцелую твои глаза, которые пролили столько слез обо мне».

Бедная Оля, немного тебе осталось писать всю правду. О них ты пишешь, ничего не боясь. Все твои письма приходят исчерченные черными полосами, только вот одно уцелело.

9 августа. Не писала всю весну и почти все лето. Немцы все злее, все угрюмее на нас смотрят. А я все слушаю, из-за озера доносится стук топоров, они продолжают вырубать Пушкинский заповедник, роют окопы в Михайловском. Приют трудов и вдохновления Пушкина немцы превращают в свой опорный пункт.

10 января 1944 года. Не могу прийти в себя. Все это время я не ходила ни в Пушкинские горы, ни в Михайловское, чтобы ничего не видеть. Но вчера немцы погнали всех девушек туда рыть окопы и я видела, как немцы везли вещи из музея Пушкина, везли на десяти подводах, под охраной солдат. Я успела разглядеть старинные кресла, диваны, книги. У меня было такое чувство, что немцы Пушкина везут в Германию, на каторгу, туда, где Оля.

15 января. Ну теперь ждать недолго. Сегодня немцы сожгли нашу Петровскую. Сколько лет стояла эта деревенька. Ведь она еще прадеду Пушкина принадлежала, и вот нет ее. Пепелище. Горят соседние деревни - это верный признак, что немцы бегут, что наши близко. Мы перебрались жить в «Песочки». Здесь немцы тоже не оставили ни одного дома. Трудно было рыть землянки, но я не чувствовала усталости. Я думала об одном - неужели они посмеют поднять руки на Михайловское, неужели они и там сожгут все. Неужели они в своей бешеной злобе осквернят могилу Пушкина.

2 марта. «Да здравствует солнце, да скроется тьма». Да здравствует моя родина, моя армия, да здравствует свобода, нет больше немцев. Дорогие герои, освободите Пушкина.

Глава пятая. ЗА ЛИНИЕЙ ОГНЯ: В ТЫЛУ

Тыловой почёт

В советском тылу не было нацистских зверств. Никто не выжигал пятиконечные звёзды на лбах ребятишек. Не резал у них из спины ремней. Не травил овчарками. Не обрубал кисти рук, чтобы потом пустить изувеченного ребёнка по направлению окопов советских бойцов. Впрочем, бомбы находили детей и в тылу - смерть с неба забрала более 350 тыс. малышей.

Это, пожалуй, единственная по-настоящему скорбная цифра. Остальные на первый взгляд кажутся воодушевляющими. Так, 20 млн школьников за годы войны выработали 585 млн трудодней. На одном только Кузнецком металлургическом комбинате за первые три года войны рабочими-детьми было выплавлено столько снарядной стали, что хватило бы для изготовления 100 млн снарядов. А танковой стали - на производство 50 тысяч тяжёлых танков.

Но как жили эти ребята, которые изо всех сил помогали фронту и работали наравне, а то и лучше, чем иные взрослые?

Юрий Щелчков, 1939 г. рождения: «Хлеб выпекали из лебеды, торфа и хвоща. Ходили на луга и собирали головки от клевера, называли их «кумушки». Их высушивали, растирали в деревянных ступах пестами или растирали руками. Ещё собирали лебеду...»

Александр Кремлёв, 1930 г. рождения: «Шёл мне тогда тринадцатый год. Был я парнем рослым и крепким, от старших ребят совсем не отличался. А когда дело дошло выдавать документы, меня вдруг спросили: «А ты откуда взялся? Ведь тебе ещё нет четырнадцати лет!» Но меня оставили. Год я работал прицепщиком. А когда мне исполнилось 14 лет, получил документы и стал помощником тракториста, а потом и сам сел на трактор. Пахали день и ночь, без выходных, пока не закончилась страда. Спали по четыре часа в сутки. После уборки урожая я первый раз получил на трудодни мешок зерна. Мама плакала от радости...»

Таких примеров много. Согласно законодательству, рабочий день ребёнка даже во время войны был ограничен. Но, например, на омском заводе «Электроточприбор» дети прятались от начальников цехов, чтобы их не выгоняли из корпусов, тайком возвращались и продолжали работу. Взрослые, немало повоевавшие и повидавшие мужики, возвращаясь с фронта, не могли сдержать слёз, когда видели у станков плакатики, нарисованные заскорузлыми от мозолей детскими руками: «Пока норму не выполню, с завода не уйду!»

Дневник Володи Чивилихина

Тайга, маленькая железнодорожная станция в Сибири - война лишь отголосками долетала и сюда, и до страниц дневника 14-летнего Володи. Его заботы - как прокормить семью (отец умер до войны), что читать: «проглоченные» книги - практически в каждой записи, и ещё - кем стать. «Сегодня писали диктант. Я написал на «хор». Текст: хоть брось. Предложения бессодержательные, выражения - ни к черту. Вот этот диктант еще больше укрепил во мне настойчивость и веру в то, что со временем я буду писателем. Я знаю, что это трудно, но я смогу добиться этого не для славы и известности, а потому, чтобы люди могли читать хорошие слова и хорошие мысли». Юношеские дневниковые записи положили начало труду всей жизни. Владимир Чивилихин действительно стал писателем. Настоящим. После школы поступил в техникум паровозного хозяйства, затем - МГУ, факультет журналистики. Многие свои произведения он посвящал природе, тревожился за её судьбу. Главную свою книгу - роман-эссе «Память», вторая часть которой вышла раньше первой и была отмечена Государственной премией СССР, он закончил за несколько часов до смерти 9 июня 1984 года на подмосковной даче.

1941 г.

7 марта 1941 года. Мне сегодня 13 лет.

22 июня 1941 года узнал, что фашисты перешли границу (западную) и бомбили Киев, Житомир, Винницу, Каунас и др. Я думаю, что Германия зря сунулась... Всю ночь разносил повестки. (...)