Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

Бажана, «Новое русло» Кулешова, «Хата рыбака» Коласа). В этом случае Фадеев явно претендовал на былую привилегию Храпченко, который мог прикладывать к документам Комитета собственные рекомендации. Однако избрал он для этого весьма специфическую форму записки-донесения. «Писательский генсек» требовал сократить численность Комитета до 30–35 человек и на постоянной основе ввести для рассмотрения кандидатур в Политбюро ЦК своих «союзников» по Союзу писателей Тихонова, Симонова и Софронова, до этого привлекавшихся к этим обсуждениям ситуативно. Таким образом, Фадеев стремился не столько преумножить собственное влияние в деле присуждения Сталинских премий по литературе, сколько обрести поддержку писательского сообщества для реализации своих амбициозных планов в деле общесоветского «культурного строительства». Между тем к 1949 году Союз писателей почти полностью контролировался Софроновым и Кожевниковым. Фадеев почти не появлялся на рабочем месте[1462], а репутация Симонова был весьма серьезно подпорчена обвинениями в пособничестве «космополитам». Курируемая Ермиловым «Литературная газета» также находилась под фактическим кураторством Софронова[1463].

Ил. 16–18. [Записка А. А. Фадеева И. В. Сталину «О крупных недостатках в работе Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы»], 14 марта 1949 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 1. Л. 145–147.

Ил. 19–20. [Список присутствовавших на заседании Политбюро по вопросу о Сталинских премиях в области художественной литературы и кинематографии], 26 марта 1949 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 18. Л. 18–18 об.

Обсуждению предложенных Комитетом кандидатур по разделам литературы и кино было посвящено отдельное заседание Политбюро[1464], которое состоялось 26 марта 1949 года в 22:00[1465]. На этой встрече, помимо Сталина, присутствовали Берия, Ворошилов, Каганович, Косыгин, Микоян, Молотов, Маленков, Шверник, Попов, Суслов, а также Фадеев, Большаков, Лебедев, Пономаренко, Симонов, Софронов, Тихонов и Шепилов.

В воспоминаниях Симонова мартовские обсуждения этого года отразились весьма фрагментарно: чаще его записи связаны не с отдельными случаями и именами[1466], а с характеристикой общих тенденций сталинского восприятия литературы как сферы интеллектуального влияния на читательские массы. Всего несколько обрывочных реплик Сталина о кандидатурах этого года приводятся и в мемуарах Шепилова. Число предложенных Комитетом кандидатов в области литературы было настолько велико, что их обсуждение в Политбюро растянулось на несколько дней. Это обстоятельство закономерно отсрочило и появление итоговой версии лауреатского списка. Совет Министров СССР принял постановление № 1395 «О присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области литературы и искусства за 1948 год»[1467] только 8 апреля 1949 года.

Лауреатами премий по разделу художественной прозы стали 22 автора. Первой степени удостоились В. Ажаев (за роман «Далеко от Москвы»), М. Ауэзов (за роман «Абай»), К. Федин[1468] (за романы «Первые радости» и «Необыкновенное лето») и С. Бабаевский (за роман «Кавалер Золотой Звезды»). Премии второй степени получили Т. Семушкин (за роман «Алитет уходит в горы»), В. Лацис (за роман «Буря»), Б. Полевой (за книгу рассказов «Мы — советские люди»), А. Первенцев (за роман «Честь смолоду»), В. Попов (за роман «Сталь и шлак»), Е. Мальцев (за роман «От всего сердца») и А. Гончар (за роман «Злата Прага»). Премии третьей степени были присуждены Г. Гулиа (за повесть «Весна в Сакене»), Ю. Лаптеву (за повесть «Заря»), В. Саянову (за роман «Небо и земля»), А. Саксе (за роман «В гору»), И. Рябоклячу (за повесть «Золототысячник»), Т. Сыдыкбекову (за роман «Люди наших дней»), Г. Леберехту (за повесть «Свет в Коорди»), В. Добровольскому (за повесть «Трое в серых шинелях»), Ю. Яновскому[1469] (за цикл «Киевские рассказы»), В. Сафонову (за книгу «Земля в цвету») и Ф. Панферову[1470] (за роман «В стране поверженных»).

По разделу поэзии было присуждено 11 премий — вдвое меньше, чем по разделу прозы. Лауреатами первой степени стали М. Исаковский (за сборник стихов «Стихи и песни»), К. Симонов (за книгу стихов «Друзья и враги») и Н. Тихонов (за цикл стихов «Грузинская весна»). Вторые премии получили С. Щипачев (за сборник избранных стихов «Стихотворения»), Н. Грибачев (за поэму «Весна в „Победе“»), М. Луконин (за поэму «Рабочий день»), М. Бажан (за цикл стихов «Английские впечатления»), А. Кулешов (за поэму «Новое русло»), Я. Колас (за поэму «Хата рыбака»), М. Рагим (за поэму «Над Ленинградом») и С. Маршак (за переводы в стихах «Сонеты Шекспира»).

Всего шесть премий было присуждено по разделу драматургии. В числе лауреатов первой степени оказались А. Софронов (за пьесу «Московский характер») и Н. Вирта (за пьесу «Заговор обреченных» / «В одной стране»). Вторые премии были присуждены А. Корнейчуку (за пьесу «Макар Дубрава»), А. Сурову (за пьесу «Зеленая улица»), С. Шаншиашвили (за пьесы «Арсен», «Герои Крцаниси» и «Имеретинские ночи») и В. Любимовой (за пьесу «Снежок»).

Премии по разделу литературной критики и искусствоведения присуждены не были.

Принятое постановление показало, что соцреалистическая практика окончательно возобладала над советской эстетической теорией. Прошедшая в 1948 году на страницах журнала «Новый мир» дискуссия о задачах литературной критики в очередной раз подчеркнула ущербность и очевидную неполноценность общественной рефлексии над советским литературным процессом. В статьях Б. Соловьева (1948. № 3), Л. Скорино (1948. № 5), З. Кедриной (1948. № 5), Е. Ковальчик (1948. № 6), Б. Брайниной (1948. № 8), И. Гринберга (1938. № 9) и других содержались во многом сходные претензии к низкому уровню критических статей. Сама же дискуссия стала симптомом отмирания литературной критики как институционального регулятора культурного производства сталинизма[1471]: давно зацикленная на публикации правительственных постановлений о Сталинских премиях критика в этих условиях не могла порождать независимые суждения о текстах и оказывалась обреченной на вечное повторение одних и тех же ритуальных формул из очередного документа ЦК. (Неслучайно в отчетном докладе Втором съезду писателей Сурков будет говорить о литературной жизни в послевоенную эпоху: «…как это ни грустно признавать, многие критики становились смелыми в суждениях только на другой день после очередного присуждения Сталинских премий»[1472].) Вместе с тем неостановимая метаморфоза институционального облика Сталинской премии лишь усугубляла положение и без того отставшей «теории социалистического реализма». Нынешний лауреатский перечень стал буквальным слепком с литературного процесса того времени и вместе с тем выразил все те противоречия, которые были свойственны сталинскому культурному канону. Поколенческий критерий присуждения премий, некогда строго обуславливавший ранжирование кандидатур по степеням, стал постепенно отмирать. В будущем от этого критерия останется лишь строгое ограничение на присуждение вторых и тем более первых премий писателям-дебютантам. Среди лауреатов первой степени по разделу художественной прозы установился паритет между «классиками» и молодыми авторами: Константин Федин и Мухтар Ауэзов (в прошлом судимый![1473]), чей литературный опыт к концу 1940‐х насчитывал около трех десятков лет, были творчески уравнены