Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из нацистских партийных чиновников пошутил, что советским коммунистам впору готовить делегацию на съезд немецких национал-социалистов: единомышленники должны держаться вместе.
Среди старых нацистов были люди, которые помнили, что соперник Гитлера и признанный лидер национал-социалистов на севере Германии Грегор Штрассер отстаивал идею союза с Россией против Англии и Соединенных Штатов. Штрассер считал необходимым и идеологический союз с большевиками — ВКП(б) и НСДАП — это две рабочие партии.
Главный партийный пропагандист Йозеф Геббельс всегда интересовался коммунистическими идеями и с интересом следил за происходящим в СССР. В начале тридцатых годов на митингах в Берлине Геббельс выступал вместе с коммунистическими вожаками. Сохранились фотографии, на которых он запечатлен рядом с руководителем берлинских коммунистов Вальтером Ульбрихтом, который после войны станет главой Восточной Германии.
Даже в последние дни рейха Геббельс полагал, что нацисты могут договориться только со Сталиным.
8 марта 1945 года он записал в дневнике разговор с рейхсфюрером СС и министром внутренних дел Генрихом Гиммлером. Они вели беседу о возможности мира. Гиммлер считал, что договариваться надо с Западом. Геббельс придерживался иной точки зрения: «Я же думаю, что скорее всего чего-то можно было бы достигнуть на Востоке: Сталин кажется мне большим реалистом, чем англо-американские безумцы».
Фюрер признавался, что многое перенял у коммунистов. Прежде всего, он подхватил ленинскую мысль о том, что традиционные буржуазные партии устарели и для захвата власти нужна партия нового типа.
Гитлер сам говорил:
— Я многому научился у марксизма. Я изучал революционную технику Ленина и Троцкого. И признаю это без колебаний. В молодости я не боялся общаться с марксистами всех мастей. Я всерьез взглянул на то, за что робко ухватились эти мелочные секретарские душонки. У них было много возможностей развернуться по-настоящему. Но они были и остались мелкими людишками. Они не давали ходу выдающимся личностям. Им не нужны были люди, которые были на голову выше их среднего роста. Я не учился их занудному обществоведению. Я овладел их методами. Присмотритесь повнимательнее. Рабочие спортивные союзы, заводские ячейки, массовые шествия, пропагандистские листовки, доступные массам, — все наши новые средства политической борьбы идут, по сути, от марксистов. Мне нужно было только взять и развить их методы. Национал-социализм — это то, чем мог бы стать марксизм...
В середине тридцатых, когда обсуждалась будущая политика нацистского правительства, некоторые соратники фюрера, в частности Герман Раушнинг, предупреждали его об опасности союза со Сталиным.
— Что за опасность вы имеете в виду? — резким тоном спросил Гитлер.
— Опасность большевизации Германии.
— Такой опасности не существует, — уверенно заявил Гитлер. — Германия не станет большевистской. Скорее, большевизм станет чем-то вроде национал-социализма. Между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал-социалисты никогда не выходят из бывших социал-демократов, но превосходно получаются из коммунистов.
Гитлер считал советского вождя самым значительным из своих современников. Во время беседы с Молотовым в декабре 1940 года фюрер заметил:
— Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Да я и сам рассчитываю войти в историю. Поэтому было бы естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились. Я прошу вас, господин Молотов, передать господину Сталину мои приветы и мое предложение о такой встрече в недалеком будущем.
К этому времени Гитлер уже подписал директиву о подготовке нападения на Россию. Но определенное уважение к Сталину у него сохранялось. Фюрер иногда вспоминал, как после прихода нацистов к власти он сразу взял под контроль всю немецкую прессу, подобно тому, как это сделал Сталин в Советском Союзе.
Уже во время войны Гитлер сказал:
— На восточных землях можно добиться цели, лишь действуя совершенно беспощадными методами a la Stalin. После победы над Россией было бы лучше всего поручить управление страной Сталину. Конечно, при германской гегемонии. Он лучше, чем кто-либо другой, способен управиться с русскими...
Фюрер чувствовал, что советский вождь — единственный, кто может соревноваться с ним в жестокости и безжалостности:
— К Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своем роде он просто гениальный тип. Его идеал — Чингисхан и ему подобные. О них он знает буквально все...
Сталин был менее сентиментален, но он высоко ценил способность фюрера добиваться своего. Он выспрашивал о Гитлере своих послов в Берлине, ревниво сравнивая фюрера с собой. Генеральному секретарю нравились именно те качества, которые стали в Гитлере роковыми для Германии.
Наверное, он видел в Гитлере настоящего партнера, вдвоем с которым они смогут управлять миром. При этом Сталина вполне устраивала бы долгая война на западе Европы, которая истощила бы силы и Англии, и Германии, а ему бы предоставила свободу действий на континенте.
Во время второй встречи с Риббентропом Сталин успокоил нацистского министра:
— Советское правительство не собирается вступать в какие-либо связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Премьер-министр Англии — болван, а премьер-министр Франции — еще больший болван...
И тут Сталин произнес неожиданную фразу:
— Если Германия вопреки ожиданиям попадет в тяжелое положение, то можете быть уверенными, что советский народ придет на помощь Германии и не допустит, чтобы Германию удушили. Советский Союз заинтересован в сильной Германии и не позволит, чтобы Германию повергли на землю.
Потрясенный Риббентроп понял Сталина в том смысле, что он готов поддержать Германию, если ее война с западными державами сложится неудачно. Риббентроп ответил, что в военной помощи Германия не нуждается, но рассчитывает на поставку военных материалов. В Берлине просто не поверили, что Сталин действительно произнес такую фразу.
Шуленбурга уполномочили сходить к Молотову и попросить у него точную запись сталинских слов. Немцы получили выписку и убедились, что Риббентроп правильно понял советского вождя: Сталин прямым текстом предлагал Германии военную помощь, если она начнет терпеть поражение в противоборстве с западными державами.
Сталин, конечно, не хотел усиления Германии, но и не желал ее разгрома, потому что, пожалуй, по-прежнему главным врагом считал Англию и вообще западные демократии.
Это откровенно выразил его преданный помощник — начальник политуправления Красной армии армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис.
— Главный враг — это, конечно, Англия, — пояснил Мехлис, выступая 10 ноября 1939 года перед советскими писателями. — А Германия делает в общем, полезное дело, расшатывая Британскую империю. Разрушение ее поведет к общему краху империализма...
Германия в больших
