Неизвестная война - Отто Скорцени

Пресса западных держав-победительниц посвятила лишь несколько строчек массовым убийствам украинского сельского населения, совершенным с мая 1945 года до августа 1951 года специальными подразделениями советской и польской милиции. В ней не писалось о разрушенных деревнях, сожженных хозяйствах и позорных поступках, виновниками которых были советские подразделения. Этим также объясняется отчаянное сопротивление УПА. Кто не воевал с коммунистами, не поймет этого.[246]

Необходимо было ждать до 1954 года, чтобы открылась часть правды, — благодаря комитету, опубликовавшему в Нью-Йорке первый документ: «Украинская повстанческая армия в борьбе за свободу».

Преследования греко-католической церкви достигли апогея в мае — июне 1946 года, после созванного под давлением синода, решившего соединиться с православной церковью 216 голосами «за» из… 2714 присутствовавших духовных лиц. Остальные 2498 были арестованы, часть из них приговорена к смертной казни, некоторые сбежали к бандеровским партизанам.

29 февраля 1944 года сильное соединение УПА совершило смелое нападение на советскую танковую колонну вблизи Киева. Во время боя погиб командующий I Украинским фронтом генерал Ватутин.[247] Его заменил на посту генерал Георгий Жуков.

Другой советский генерал, заместитель маршала Рокоссовского в польском министерстве национальной обороны Кароль Сверчевский, оставивший после себя бесславную память в связи с репрессиями, которые он проводил в Польше, был также убит УПА 28 марта 1947 года.[248]

УПА воевала не только с советскими войсками, но также с подразделениями армии и милиции польского коммунистического правительства, пославшего против нее 7-ю, 8-ю и 9-ю пехотные дивизии, дивизию внутренних войск из корпуса внутренней безопасности, а также танки и авиацию[249]. Без значительных успехов (до июля 1947 года) Сталин к концу 1945 года подключил к операции две пехотные дивизии, танковую бригаду и моторизованную дивизию НКВД. С мая до сентября 1945 года УПА провела более 80 сражений, потеряв 5000 человек убитыми и ранеными, в то время как Советская Армия имела 7400 человек убитыми и более 9000 человек ранеными. Ночью 31 октября 1945 года УПА захватила город Станиславов.[250]

Начиная от украинского Рождества 1946 года (7 января) и заканчивая октябрем этого же года, УПА участвовала в более чем тысяче вооруженных столкновений. Потери большевиков в них составили более 15 000 человек убитыми. В 1947 году Сталин направил против Бандеры дополнительно две новые дивизии НКВД. Ситуация оказалась настолько серьезной, что 12 мая 1947 года три советских правительства, — российское, польское и чешское — подписали договор об уничтожении УПА. Было решено уничтожать ее совместными усилиями, чтобы окончательно истребить этих храбрых солдат, борющихся против большевизма. Со временем красный террор усилился, но Запад это не волновало. Последние бои УПА провела на полесских болотах в июле 1952 года. С советской стороны в них участвовало две дивизии НКВД и огнеметная бригада.

15 октября 1959 года примерно в 15.00 мужчина, живший в доме № 7 по улице Крейттмейштрассе в Мюнхене, поднимался по лестнице в свою квартиру, находившуюся на втором этаже. Он был тихим квартирантом и назывался Стефаном Попелем. Он хотел открыть дверь, но не смог вставить ключ в замок. Какой-то человек, поднявшийся вслед за ним на лестничную клетку, сказал: «Вам будет лучше обратиться к слесарю».

Попель отвернулся, а незнакомец направил на него предмет, напоминающий пистолет. Прозвучал легкий щелчок. Попель, не имевший времени заслониться, упал. Через час он был найден мертвым. На его теле не обнаружили увечий, и судебный врач констатировал смерть в результате эмболии. Однако полиции было известно, что Стефан Попель — политический эмигрант, Степан Бандера. До 1961 года говорилось об отравлении и даже о самоубийстве. В том же году «выбрал свободу» агент КГБ, Богдан Сташинский. Он признался, что убил, по крайней мере, двух руководителей украинских националистов, Льва Ребета и Степана Бандеру, разделивших судьбу Коновальца. Сташинский воспользовался пистолетом с цианистым калием.

Во время процесса перед судебной палатой Карлсруэ Сташинский дал показания, что «действовал по приказу». В итоге он был приговорен к восьми годам тюремного заключения. Многие обвиняемые на Нюрнбергском процессе тоже действовали по приказу, но их приговорили к смертной казни — им не повезло, они не принадлежали к КГБ.

После семи лет борьбы против УПА советская армия и НКВД усмирили Украину. Они убили Коновальца и Бандеру, но не могли уничтожить украинский народ. Многотиражная пресса об этом умалчивает. С 1952 года каждый год тысячи украинцев являются жертвами арестов и депортаций. В 1972 году произошли кровавые уличные беспорядки на Южной Украине. В июне бастовали тысячи рабочих Днепродзержинска; они нападали на здания, где находились комитеты большевистской партии, комсомола, КГБ и МВД, и поджигали их. Толпа пела гимн УПА. В сентябре и октябре того же года начались новые, небывало бурные демонстрации в Днепропетровске, одном из самых важных промышленных узлов Центральной Украины. Бунтовщики овладели многочисленными городскими районами. Подразделения милиции открыли огонь, в результате более 50 человек оказались убиты. Власти вынуждены были провести дополнительную мобилизацию из числа комсомольцев и дружинников. В 1973 году прошли новые демонстрации, на этот раз крестьян, в южно-украинских колхозах. Мировая пресса об этом умалчивала.

Зато в 1963 году коммунистические газеты обвинили меня, что во время войны я имел «пистолет с глушителем, стрелявший отравленными иглами». Утверждалось, что у меня были намерения воспользоваться им, чтобы «убить Сталина». В десятках газет написали, что я «испытал» этот пистолет на заключенных в концентрационном лагере Заксенхаузен. К какой категории принадлежат люди, поверившие, что я и мои товарищи способны стрелять в беззащитных людей? Ведя нетрадиционную войну, я старался не стрелять и не давать приказов открывать огонь, чтобы избежать кровопролития, что в значительной мере мне удалось благодаря использованию момента внезапности. На фронте я встречался, также как и мои товарищи, лицом к лицу с неприятелем. Я повторяю еще раз, что наши противники были храбрыми людьми — и партизаны Тито, и русские солдаты, и американцы.

Возможно ли, чтобы люди, стремящиеся приписать мне дерзкие преступления, не понимали, что таким образом они раскрывают свою подлость? Участвовали ли они в боях? Встречались ли лицом к лицу со смертью на поле брани? Я сомневаюсь.

В действительности журналисты — охотники за сенсациями — сформулировали против меня обвинения, повторяющие выдвинутые шестнадцатью годами ранее господином Альбертом Розенфельдом, американским прокурором, которому, несмотря на большие усилия, не удалось осудить меня в Дахау.

Этот же прокурор, господин Розенфельд, без конца допрашивал с применением особенно убедительного метода одного молодого солдата, служившего ранее в моих подразделениях. В конце он «признался», сказав: «Нам также выдавали отравленные боеприпасы».

Я попросил моего защитника, американского подполковника Дарста, чтобы он склонил свидетеля к более точному описанию этих отравленных боеприпасов, то есть по каким признакам он мог бы их узнать.

— Это очень просто, — ответил молодой солдат. — Между гильзой и пулей была нанесена красная окантовка.

После краткой консультации со мной подполковник Дарст заявил суду, что он хотел бы допросить свидетеля на следующий день. Мне хорошо были известны пули с красной окантовкой. Я не имел ничего против молодого человека, бесспорно, не отдававшего себе отчета о важности своего показания и последствий, которое оно могло иметь для моих товарищей и меня.

Однако мне как обвиненному требовалось представить доказательство, свидетельствующее о ложности обвинения «доброжелательного» господина Розенфельда. Я должен был действовать очень быстро. В Дахау некоторые арестованные каждый день выходили под конвоем из лагеря на работы. Нам удалось передать нашим друзьям соответствующие указания. На заседание, проходившее на следующий день, подполковник Дарст вызвал молодого солдата. Тогда я вытащил из кармана пулю с красной окантовкой, полученную мной ранее в куске хлеба. На минуту воцарилась тишина. Прозвучали вопросы возмущенного господина Розенфельда, но вмешался подполковник Дарст:

— Не так важно, каким образом эта пуля оказалась у нас. Важно, чтобы суд установил, к какому типу относится этот патрон. Я прошу Высокий суд разрешить свидетелю тщательно осмотреть его и сказать, действительно ли этот патрон является одним из тех, которые раздавали иногда офицерам и солдатам, воевавшим под началом полковника Скорцени.