Антарктида: Четвертый рейх - Богдан Сушинский

Выслушивая нотацию фюрера, все сочувственно смотрели на Гиммлера, и только Скорцени знал истинную причину гнева Гитлера: тот умышленно отстранил рейхсфюрера СС от участия в совещании, поскольку в последнее время в таких вопросах, как создание Рейх-Атлантиды, переставал доверять даже ему. Во всяком случае, фюрер убедился, что значительно легче заставить держать язык за зубами любого из низших чиновников рейха, нежели требовать этого от Гиммлера, Геринга или даже Канариса.

— Перед отъездом в Антарктику вы, Скорцени, занимались командой «Фау-зюйд». О поездке на «Базу-211» вы уже доложили, причем очень подробно…

— Уже? — разочарованно переспросил Гиммлер, обращаясь к своему ближайшему подчиненному, Кальтенбруннеру, давая понять, что ведь и примчался-то он только ради этого доклада.

— Не здесь, — отрубил начальник Главного управления имперской безопасности.

— Где же? — еще тише поинтересовался Гиммлер. Но вместо ответа Кальтенбруннер лишь повел массивным квадратным подбородком в сторону фюрера.

— …Теперь столь же основательно, — продолжал тем временем Гитлер, — о команде «Фау-зюйд».

— Инженерно-конструкторская группа «Фау-зюйд» сформирована в составе пятидесяти двух профессионалов. В основном это инженеры и конструкторы из IV опытно-конструкторского центра СС, работавшие под патронатом общества «Черное солнце», в свою очередь, являющегося отделением тайного общества «Ложа света», или как его еще называют, общества «Врил». Все они являются ведущими специалистами по различным аспектам секретного проекта «Хаунебу-2»,[115] на которых мы возлагаем большие надежды. Возглавляет эту команду доктор Герман Шернер.

— Кто-кто?!

— Руководитель секретного проекта Герман Шернер, — повторил Скорцени.

— Разве он, этот, как его все называли, Пенемюнденский Умник, не погиб при массированном налете англичан на Пенемюнде в августе этого года?!

Скорцени молча смотрел на фюрера, покачивался на носках и, поигрывая желваками, молчал. Он давал фюреру возможность исправить свою ошибку, однако тот не понимал, что происходит, и требовал ответа.

Точно так же, хотя и молча, требовали от него ответа все остальные присутствовавшие здесь. Первым, у кого сдали нервы, был Кальтенбруннер, который, не зная, как помочь своему подчиненному, подсказывал выход:

— Вы, очевидно, перепутали фамилию, Скорцени, — и недоуменно ожидал его реакции.

— Так кто возглавляет группу, штурмбаннфюрер? — почти по слогам спросил его Гитлер, давая понять своему личному агенту, что он испытывает его нервы.

— Доктор Герман Шернер, — уверенно повторил Скорцени. — Если позволено будет раскрывать эту тайну, мой фюрер, то уточню, что официально и Шернер, и два десятка его коллег числятся погибшими, в числе тех, которые действительно погибли. Но у меня есть все основания считать, что налет более шестиста английских летающих крепостей стал результатом или прекрасной работы английской и польской разведок, или же явного предательства в наших рядах. В любом случае англичанам и американцам уже прекрасно известно, и что производилось на Пенемюнде, и кто из специалистов там был задействован, что и где именно следует бомбить. Как ясно и то, что теперь наши противники начнут охоту на Вернера Брауна, Артура Рудольфа, Эберта Рееса, Вальтера Риделя, Вальтера Гиля, Гельмута Вальтера[116] и других конструкторов и инженеров, чьи имена уже достаточно хорошо известны англо-американцам. Причем охота эта будет продолжаться и после войны. Независимо от того, как она завершится.

— Так оно, очевидно, и будет, — неожиданно поддержал его вице-адмирал Штауф. — Я чувствую, как разведка англичан стаей шакалов вертится вокруг нашего конвоя.

Его замечание комментировать никто не собирался, но Штауф, похоже, и не рассчитывал на особый интерес к нему.

— Как офицер СД, — вернулся к своему докладу Скорцени, — которому вы, мой фюрер, поручили заниматься безопасностью операции «База-211» и проекта создания оружия особого назначения, я предлагаю следующее решение: названные мною люди, как и ряд других ученых, будут продолжать работать над созданием сверхсекретного оружия в центре «Дора» и всех остальных центрах. Если мы вывезем этих людей на «Базу-211», иностранные разведки и охотники за конструкторскими скальпами не угомонятся до тех пор, пока не выяснят, что же произошло с этими людьми, куда их девали. И неминуемо выйдут на Рейх-Атлантиду, лишив нас запаса времени, необходимого для спокойного и тайного ее развития.

— Так-так, — заинтригованный ходом его мыслей, фюрер приподнялся и какое-то время слушал стоя, упираясь кулаками в поверхность стола. — Продолжайте, Скорцени, продолжайте.

— Поэтому они будут работать здесь, но документацию, касающуюся всех наиболее серьезных открытий, мы будем немедленно переправлять в Рейх-Атлантиду. Именно там мы будем производить летающие диски и другие аппараты, способные помочь нам покорить мир. И если мы потерпим здесь поражение, враги найдут на пепелищах наших заводов ложные разработки и следы неудачных испытаний самой современной техники. При этом мы должны организовывать утечки информации об исследованиях Брауна и его группы, а также об их неудачах. Пусть наших врагов это успокаивает.

— Пусть, — недовольно проворчал Гитлер.

— А еще враги наши получат барона фон Брауна и нескольких других конструкторов, которые, оставаясь верными идеям национал-социализма, станут растягивать свои новые разработки на десятилетия. Тем более, что мы лишим их всей технической документации. Это тактика, которую я называю тактикой жертвоприношения.

— А ведь вы, Скорцени, совершенно не верите в нашу победу, — язвительно заметил Гиммлер, очевидно, раздосадованный тем, что фюрер слишком благосклонно и некритично воспринимает идеи первого диверсанта рейха.

— Я верю в победу, но кто сказал, что мы обязательно сумеем добиться ее в конце сорок четвертого или летом сорок пятого года? На нас ополчилась половина мира — притом, что у нас не осталось ни одного достойного союзника. И это реальность конца 1943 года. Но мы начинаем жить иной реальностью. Мы не будем господствовать над русскими или англичанами, мы будем господствовать… над миром! И представлять нашу планету в сообществе инопланетных цивилизаций. — Он умолк и, выдержав мимолетную паузу, произнес: — Простите, фюрер, я немного отвлекся.

— Продолжайте, Скорцени, продолжайте, — вдруг вспомнились Гитлеру интонации сталинской речи. — Партия, как, впрочем, и СС, должны учиться выслушивать своих членов.

— Так вот, доктор Герман Шернер, которого даже его коллеги считают самым талантливым в своем кругу; доктор Артур Шварцвальд и многие другие из тех, кого мы переправляем в Рейх-Атлантиду, конечно же, будут объявлены мертвыми: убитыми во время бомбежек, сожженными в крематории, погибшими в лагерях или на фронтах. А как прикажете скрывать переброску в Антарктиду нескольких десятков тысяч военнопленных? Куда они девались? Ясное дело, погибли! Да — повинимся мы перед всем миром, — извините, все эти военнопленные вымерли от голода и болезней и сожжены в крематориях. А посему, как говорит в таких случаях Сталин: «Нет человека, нет вопроса!»

При упоминании имени правителя Советского Союза Гитлер вздрогнул и, вспомнив, что он все еще стоит, медленно, обессиленно сунулся назад в кресло.

— Это я говорил о команде, работающей над проектом «Хаунебу». Но еще одна команда, в составе ста человек, сформирована из специалистов Пенемюнде, работавших под началом доктора Брауна, собственно, над самими ракетами Фау. Кстати, все члены обеих команд, по моему приказу, на какое-то время были переведены в один из наших подземных заводов, чтобы привыкнуть к работе под землей. Большинство из них адаптировалось довольно быстро. Но двоих пришлось отчислить и… изолировать: ничего не поделаешь, психологические срывы.

— А в Рейх-Атлантиде подобные срывы бывают? — поинтересовался Гитлер.

— Там несколько иные условия, — там не штольни, а огромные пустоты, большие пространства. Но срывы все равно случаются, дает знать о себе ностальгия. С этим борются: одних подлечивают, других… изолируют. Но со временем появится новое поколение, которое не будет знать о существовании иного мира, кроме Внутреннего. И тогда все наладится.

— А что, это тоже интересно, — проговорил фюрер, как бы оправдывая свое вмешательство в доклад обер-диверсанта.

— И, наконец, последнее, — продолжал тот. — Я выяснил, что с производством оружия особого назначения связаны девять авиационных и прочих заводов. Предлагаю: как только станет ясно, что Германия может оказаться оккупированной, — слово «оккупированной» Скорцени произносил, повернувшись лицом к Гиммлеру, — оборудование восьми из них, вместе с ведущими специалистами, мы должны будем тайно перебросить в Рейх-Атлантиду, после чего сами корпуса, нашпигованные устаревшим оборудованием, подставить под налеты англо-американцев. Или же разбомбить собственными силами, работая «под врагов». А вот один обязательно нужно будет сохранить и принести в жертву. Но уже без основных специалистов, без документации и с устаревшим оборудованием. Уверен, что операция «Жертвоприношение» окажется очень эффективной. У меня все, мой фюрер.