Микенский цикл - Валентинов Андрей

– Собака этолийская! – Жеребец выскакивает вперед, в руке – меч его дурацкий. – Собака этоли...

...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.

Тихо-тихо.

Тихо...

Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...

Выныриваю! Ищу руками берег. В себе зацепку ищу. Дядя Геракл говорил – главное, твердое нащупать. Вокруг. Или в себе самом. Ухватиться, задержаться, не дать захлестнуть с головой...

Тщетно! Берега нет, и меня больше нет, есть только река...

Плещет, плещет...

...И рука Капанида на горле – боевым захватом. В крови рука.

– Сильно? – выдыхаю. – Ранен... сильно?

Глаза уже шарят вокруг. Крови много, но пореза не видно.

– Да царапнули! – Сфенел морщится. – Только не меня – тебя.

Только сейчас понимаю, почему ноет левая рука. Ладонь разрезана – поперек. Конечно, это можно и царапиной назвать...

– Это ты за меч схватился, – гудит Сфенел. – Я и сообразить не успел, а ты уже мечом...

Встаю, мотаю головой, прогоняя обрывки безумия. Вокруг... Пусто вокруг! То есть не совсем, но трупов, кажется, нет.

– А меч где, Капанид?

– Там! – палец тычется прямо в Данаев погреб. – Ты их сначала погнал, потом меч кинул, вот я и решил, пора тебя...

– ...Взнуздывать, – я поморщился. – Вот гарпии, вечер испортили! Пошли отсюда к воронам!

– А... А она?

Девчонка – грязная, замученная, голая – там же, у камня, где ее бросили. Спутанные волосы падают на лицо. В темных глазах – ужас. Моргнула, попыталась встать на четвереньки.

Упала.

– Тут я хитон с одного снял, – невозмутимо замечает Капанид. – Может, подойдет?

Представляю себе голого пеласга – и начинаю приходить в себя. Молодец, Сфенел! А в следующий раз – вообще семь шкур со всех них спустим и голыми в Ливию гулять пошлем!

– Ее надо одеть, – предлагает мой друг. – И помыть. То есть сначала помыть... Гм-м...

Мыть ее пришлось у меня дома – предварительно под руки притащив. К Сфенелу ближе идти, но у него, как всегда, родичи гостят (опять про свадьбу говорить приехали!). Все козами благоухают, и бороды козлиные, и голоса. Увидят дульку – заведут рулады, козопасы-козлодои!

А у меня дома – покой и тишь. И разгром, как после куретского налета. Всего две служанки и осталось, и те больше к конюхам на соседнюю улицу бегают. Одну, правду удалось изловить и приставить к делу.

Девица что-то пыталась говорить, но слушать ее я не слушал. Во-первых, хотелось еще с Капанидом на улице чуток посидеть, потолковать, а перед этим, понятно, повязку на руку наложить. А во-вторых... Во-вторых, самое время к Горгоне пробежаться. Хорошо, что дядя Эвмел поздно спать ложится!

АНТИСТРОФА-I

Я не ошибся – дядя еще не спал. Как всегда, в третьей горнице, верхом на треножнике, как всегда, все светильники зажег, и глиняные, и бронзовые. И глаза портит, тоже как всегда, – папирус со значками разноцветными разбирает. В левой глазнице – хрусталь полированный, чтобы видеть лучше. Взглянешь – страшно, огромный глаз, как у гидры!

– По дулькам бегал, старший эфеб? Это они тебе ладонь-то прокусили?

Сказал – и хрусталем блеснул. Поминает мне он этих дулек! Уже три года поминает – не забыл!

– По очень странному стечению обстоятельств, именно так, – согласился я. – Дядя, давай с тобой в игру сыграем..

Это уже я ему напомнил – про то, как мы Древний язык учили.

– А правила такие, дядя. Сегодня вопросы задает только старший эфеб Диомед. А мудрый наставник Эвмел отвечает. Пока не надоест. Годится?

Папирус он сворачивал с явной неохотой. Сложил, по крутил, словно не зная, куда деть.

– Годится, о наглейший из старших эфебов. Только брось сначала эту древнюю мудрость куда-нибудь под кресло.

Сказано – сделано. Прошелестел папирус через всю горницу.

В яблочко!

– Ну, племянник, – хрусталь снова блеснул, причем весьма ехидно. – Изреки слово златое, потешь мою душу!

– Душу, дядя, ты мне тешить будешь, – не согласился я. – А первый вопрос такой...

Хотел уже спросить, то, что и наметил на первое, но тут не к месту Алкмеонову стаю вспомнил. И деда, Адраста Злосчастного, – тоже.

Стоит ли? Стоит!

– Дядя, кто должен править в Аргосе? На самом деле?

Думал, он сердиться начнет, ругаться. Или хотя бы размышлять – долго. Да и вообще, что за вопрос? Ведь дядя Эвмел – сын законного владыки, Адраста Талида! Да только он и думать не стал.

– Тот, кто сильнее, Диомед. И тот, кого поддержат гиппеты[57].

Вот те раз!

– Ты ведь сам все знаешь, мальчик! Законы, обычаи, Миносово право – все это для слабых. Для сильного законов нет. Сто лет назад Микены были жалким городишкой, а теперь их ванакт считает нас своими данниками. А что изменилось? Зевс молниями грянул?

Тихо говорил дядя, невесело. Даже хрусталь в глазнице блестеть перестал.

– Мы уже с тобой разговаривали об этом. Пелопс, которого Аргос изгнал, а Микены приняли, сумел построить флот. Не такой, как у сидонцев или у критян, но все же... На торговле и пиратстве Микены быстро разбогатели, и уже брат Пелопса назвал себя ванактом. А Эврисфей, его племянник, не признал власти ванакта Аргоса. Мы теперь для Микен – обычные басилеи. А у нас... Когда при ванакте Пройте началась эпидемия безумства, братья-разбойники Мелампод и Биант захватили престол. Говорят даже, что они сами наслали безумие на Арголиду. Кто знает, я уже ничему не удивлюсь... А потом потомков Пройта тихо оттеснили в сторону, и теперь твой друг Сфенел – обычный гиппет...

Дядя покачал головой, усмехнулся – но как-то печально. Спорить я не стал, да только Капанид – не просто гиппет-козопас. Стоит его родичей послушать! Всех предков вспомнят, до самого Анаксагора-ванакта! А потом за дедушку Адраста примутся. И за его папу. И за дедушкиного дедушку.

Не забыли!

– И мой отец не сразу стал ванактом. Сначала престол захватил Амфиарай, потом решили править вместе, а после выяснилось, что правит только отец. Почему? Прежде всего, он сколотил войско. Небольшое, но очень хорошее. Из таких, как ты, Диомед!..

Я кивнул – с войском ясно. Недаром дядя Эгиалей эфебов сам отбирает, сам учит. А его когда-то дедушка Адраст учил, не ленился. Дядя Амфиарай покойный лавагетом считался, но дедушкино войско только его, дедушку, и слушало. Теперь-то я знаю!

– Ну и главное – гиппеты, владельцы земли, самые богатые. Это и есть хозяева Аргоса. Кто им больше предложит, больше уступит, больше пообещает...

– ...Или напугает! – не удержался я.

– Или напугает. Того они и поддержат. И это не только в Аргосе. Сейчас мой отец спорит с Микенами – за первенство в Ахайе и всей Элладе. И тоже ищет поддержку. И у гиппетов, и у других правителей, и даже у пиратских главарей. А законы? Всегда появится какой-нибудь прорицатель, или камень заговорит, или на стене персты огненные слова всякие напишут...

Дядя замолчал, в темное окошко взглянул. Совсем старым он мне в миг этот показался! Хотел я спросить, сами ли камни говорят и персты пишут, но решил, что пока хватит. Потом спрошу! А сейчас...

– Дядя, расскажи мне про какую-нибудь... битву. Большую – чтобы победили... полностью...

Даже не договорил. Не договорил, потому что плохо начал. То-то дядя вновь заулыбался!

– Как же, как же, старший эфеб! Ну, стало быть, муза, воспой... Сперва спустилась с небес розоперстая Эос. Следом грозная Кера вылетела с криком зловестным...

Кажется, вид у меня совсем несчастным сделался, поскольку про Керу (равно как и про Фобоса с Деймосом) он продолжать не стал. Приподнялся, палочку свою нащупал. В окошко поглядел.

– Самая крупная из битв, какую я знаю, была у Мегиддо, недалеко от границ Кеми. Это место еще называют Ар-Магеддон. Если хочешь, расскажу, у меня есть две таблички из Баб-Или...