Серьезное и смешное - Алексей Григорьевич Алексеев

И начали мы с Михаилом Ножкиным работать.

Спросите у поэтов, прозаиков, пишущих для эстрады, и они вам скажут, что часто приходится писать для артистов, которые абсолютно не знают, не ведают, чего хотят; а хотят они:

— Главное, чтоб посмешнее…

А те, что с большей индивидуальностью, добавляют:

— И чтоб на меня ложилось…

А бывают и похуже! Такие, что хотя и не знают, чего хотят, но советуют! Все время советуют!

И как отдыхают мозги, душа и перо, когда имеешь дело с толковым и образованным артистом! А тут бог послал мне парня, почти инженера, и не неуклюжего советчика, а такого, что не только сам интересно выдумывает и придумывает, но иногда тебя поправляет и даже направляет! Вот это заказчик!!

Долго искали мы тему и, что самое главное, образ. Очередного монологиста мне не хотелось делать, надоели они, и решили мы использовать его молодость плюс еще и моложавость (хотя было Мише двадцать два года) — пусть выступает от имени мальчишек-школьников лет шестнадцати!

Персонаж, то есть образ, значит, есть, и стали мы писать-выдумывать, наполнять этот образ содержанием и соображать, как напридуманные черты его характера воплотить на сцене.

Не скоро и не просто все это получилось… В конце концов вытанцовывалась такая сценка. После очередного номера в концерте у входной двери в зал создавалась заминка: паренька в школьной форме билетерша не пропускала, он пытался оттолкнуть ее, а потом обращался к публике: «Скажите ей! Чего она не пускает! Что, мне шестнадцати лет нету?» Он взбегал по ступенькам на сцену и… Но тут я считаю нужным уступить слово «Литературной газете»:

«Не может быть интересного зрителям собеседника-фельетониста, если не найден для него ярко очерченный характер, если он не рассказывает что-то новое и злободневное.

М. Ножкин выходит на просцениум в кителе школьника. Веселый и чуть озорной, он представляет в лицах учителей, учеников, бытовые и жанровые сценки из жизни своей школы, поет куплеты. Идет, пусть не всегда ровно и удачно, своеобразная комедия с одним действующим лицом.

Лицо это молодое, задорное, и его рассказ полон юмора, злости к стилягам и хулиганам. Это безусловно новый образ на эстраде»[15].

Кончалось выступление Ножкина куплетами, для припева мы взяли фразу, с которой этот школьник обращался к зрителям, заканчивая каждый кусок: «Не верите? Чес-слово!»

Принимали его прекрасно.

К новому, 1959 году Миша прислал мне такое письмо-поздравление:

«Многоуважаемый Алексей Григорьевич!

В день новогодний не смолчу,

Открою Вам «секрет»:

Быть Вашим «школьником» хочу

Ближайшие сто лет.

Хочу, как Вы, работать, жить,

Хочу — в том нет плохого —

По-алексеевски творить!

Не верите? Чес-слово!»

Ваш М. Ножкин

31/XII—58 г.».

Казалось бы, такое удачное начало, потом (и это знают все артисты эстрады) еще более счастливое продолжение: Ножкин с успехом читает монологи, поет куплеты. Он автор всего, что сам читает и поет, и многого, что читают и поют другие, он выходит в самые первые ряды, его знают и любят, и вдруг… Ножкин уходит с эстрады. Почему?

Он снимается в картине «Ошибка резидента» и опять-таки сразу выдвигается в первые ряды киноартистов, но не уходит, а продолжает сниматься. Без передышки! А так как кино — не эстрада, будем надеяться, что это содружество будет длительным и плодотворным… Но все-таки, почему он ушел?.. Не потому ли, что он хочет быть абсолютно уверенным, что не натолкнется на нежелание уважительно разговаривать…

Ежедневно читаем мы в газетах, в журналах о том, что профессию человека должна определять его склонность, что учителем, сталеваром, продавцом, чабаном молодой человек должен становиться по призванию, только тогда из него получается полноценный работник. Так ведь на эстраде в сто раз больше должны решать тяга, влюбленность и, конечно, способность, а не принцип покрытия нехватки!

По всему по этому я завидую нашему цирку: за шестьдесят с лишним советских лет он из почти неуважаемого стал очень уважаемым! А почему? Потому что в цирке нет случайных людей, там сверху донизу работают артисты и педагоги, влюбленные в свое искусство, понимающие его, умеющие работать и заставлять других работать до седьмого и четырнадцатого пота! Никакого дилетантства. Высокий профессионализм. Там не предложат талантливому фокуснику выступать в качестве укротителя львов, потому что фокусников много, а укротителей не хватает!

А на эстраде, в частности в конферансе, вырождение жанра… Лет десять назад Ан. Макаров в «Комсомольской правде» в большой, правильной, может быть слишком злой, статье об эстраде писал:

«Как конферансье в истинном понимании они больше не существуют. Некоторые считают это (то есть сценки, интермедии, фокусы. — Ал. Ал.) развитием жанра. Нам это кажется его концом».

Правильно, но слишком, мне кажется, мрачно и без указания выхода из этого трагического положения. А выход есть. Я уже говорил об этом, а теперь позвольте привести конкретный пример. Есть на московской эстраде конферансье Владимир Долгин. Он — фокусник, отличный фокусник. А мог бы быть и отличным конферансье. Он обладает всеми качествами, необходимыми для этого амплуа. У него на сцене мягкий, приятный тон, располагающая улыбка, он весело, без нажима шутит и, что главное для конферансье, сразу, с первых слов становится «своим человеком». Вот он показывает свой первый, очень занимательный фокус, вовлекает зрителей в разговор, поддразнивает их, делает их соучастниками театрального действа, то есть во время своего номера он и фокусник и конферансье.

Но вот номер веселого Долгина-фокусника закончился, тут бы остаться на сцене Долгину-конферансье, но, увы, улыбка исчезает, фокусник… раскланивается и, уходя, скучно бормочет: «Теперь посмотрите то-то и то-то». А после того, как вы посмотрели «то-то и то-то», он показывает еще более интересные фокусы и… опять «то-то и то-то».

А зачем? Зачем он разодрал свое выступление на куски и стал называться «конферансье»? На этот вопрос ответить нельзя. А вот на вопрос, почему он это сделал, ответ есть: потому что конферансье не хватает и эстрада хватает любого, согласного если не быть, то хоть называться таковым! И я ясно представляю себе, как разные «завы» соблазняли его: «почему бы тебе», «ведь у тебя»… Что обиднее всего, Владимир Долгин может быть первоклассным конферансье, оставаясь фокусником! Что бы ему, поговорив в его шутливой манере с публикой о фокусах, в такой же манере представить артиста, потом опять фокусы и опять не «то-то и то-то», а несколько интересных слов о грядущем! И спасибо ему скажет эстрадный народ!

Пусть не подумает читатель, что я