Культ Ктулху (сборник) - Коллектив авторов

Я принялся обыскивать дом. Первым делом я, конечно, кинулся в библиотеку – и, к счастью, нашел Колера там. Мой бедный друг лежал на полу без сознания: из раны на голове, нанесенной, судя по всему, недавно, текла кровь. Несмотря на весь шок от этого ужасного открытия, я заметил, что в комнате, как ни парадоксально, царил относительный порядок: никаких разбросанных бумаг или перевернутых стульев, никаких книг не на своих местах, за исключением тех, которые достали мы сами. Одно только безжизненное тело Колера свидетельствовало о какой-то физической борьбе. Еще я обратил внимание, что Мередитов Куркурский фрагмент все еще лежит на письменном столе. Первым делом я занялся приведением друга в чувство; к счастью, это удалось без особого труда – рана на голове выглядела, конечно, пугающе, но на поверку оказалась несерьезной. Всего через пару минут Колер хрипло застонал и пошевелился на полу. Когда он открыл глаза, у него по лицу тут же расползся изумленный ужас, снова напомнивший мне о нашем вчерашнем грабителе. Узнав, наконец, меня, он успокоился и с облегчением пробормотал:

– Ах, это всего лишь вы, Коллинз. Слава богу, вы здесь…

Внезапно умолкнув, он побелел и уставился в пространство расширенными глазами, словно бы увидав самый кошмарный ужас, какой только можно вообразить.

– О, мой бог! – только и слетело с его помертвевших губ.

Он с трудом встал с пола и в панике заозирался по комнате, словно что-то искал…

И тут я заметил, что кристалла нигде нет.

– Коллинз, они его забрали! Они забрали его! Скорее, друг мой, мы должны немедленно бежать! Если мы опоздаем…

Невзирая на рану, он кинулся в другую комнату и схватил ружье, а затем, спотыкаясь, потащил меня вон из дома. Стараясь не обращать внимания на его аффектированное состояние, я спросил, что, во имя всего святого, случилось с Мередитом.

– Он отбыл домой, в Аркхэм, – вот какой удивительный ответ я получил.

– Но он же только вчера приехал! Что заставило его так поспешно нас покинуть?

Швырнув мне валявшуюся на кресле в гостиной газету, Колер устремился к выходу, бросив через плечо:

– Ответ там, Коллинз! Читайте на ходу.

И я прочитал. Интересующая нас статья оказалась почти на последней странице, иронически упиханная в самый уголок, словно там надо было хоть чем-нибудь занять место.

Аркхэм, Массачусетс, США, 3 июля 1940 г.

Берега Чертовой Отмели на Мискатонской реке неподалеку от Иннсмута вчера стали ареной нескольких необычным смертей. Некоторое количество жителей Аркхэма, включая нескольких юных студентов Мискатонского университета, погибли во время рыбалки или купания: их тела были словно разорваны огромными когтями, странным образом пахли рыбой и были измазаны странной зеленой слизью, столь зловонной, что к ним несколько часов не решались подойти. Невозможно определить, дело ли это рук человеческих, однако как власти, так и некоторые пожилые обитатели Аркхэма и Данвича выразили уверенность в том, что эти события как-то связаны с тщательно замалчиваемой интервенцией правительства в Иннсмут зимой 1927—28 гг., а также с ужасающим холокостом в Данвиче несколько месяцев спустя. Кроме того они ссылались на значительные паводки в Вермонтских холмах в конце 1927 года и последовавшее за этим исчезновение престарелого фольклориста по фамилии Экли и сумасшествие мискатонского преподавателя литературы, Альберта Н. Уилмарта. Каким образом все эти происшествия могут быть связаны с нынешней трагедией, не объясняется, однако невозможно не заметить, что жители Иннсмута в последние несколько дней были странно беспокойны, а в глубине Чертовой Отмели несколько раз отмечалась беспрецедентная активность неопознанного свойства. Некоторые психически неустойчивые личности даже зашли так далеко, что принялись бормотать что-то о ритуалах Салемских ведьм, имевших место два с половиной столетия назад. Впрочем, стоит также отметить и то, что никто не взял на себя труд опровергнуть эти слухи.

Полиция продолжает расследование загадочных инцидентов. Власти уже проинформированы, как на федеральном, так и на государственном уровне.

Это, конечно, объясняло внезапное возвращение Мередита домой, хотя к нашим собственным делам вряд ли имело хоть какое-то отношение. И тут – я все еще продолжал бежать куда-то рядом с Колером; дорогу нам освещала одна только луна – я заметил еще одну статью на той же странице.

Папит, Таити, 3 июля 1940 г.

Приблизительно двадцать человек (многие из них – английские и американские туристы) были убиты вчера ночью так называемыми «морскими чудовищами», явившимися прямиком из океана. Несколько тел найдено изувеченными до неузнаваемости, остальные – с ампутированными конечностями или частично съеденными. След из зеленой слизи вел от тел обратно в воду; вокруг царил запах тухлой рыбы. Полагают, что на самом деле из моря вышли какие-то совершенно обычные для этих широт животные, они же и учинили беспорядок, в то время как «чудовища» – не более чем преувеличение со стороны склонных к суевериям местных жителей.

Итак, у нас два практически идентичных происшествия, которые разделяют десятки тысяч миль… Моя собственная начитанность во всяких странных материях могла предложить только один ответ… однако оставалось непонятным, почему эти твари выбрали для нападения именно этот момент. Если два события никак не были связаны между собой, то это самое поразительное совпадение на моей памяти. Колер все еще стремительно мчался куда-то, поспевать за ним было нелегко. Мы уже были в предместьях Бричестера, и я уже догадался, что наша цель – не что иное как Караульный холм. Больше всего меня впечатлила необычайная решительность Колера: хотя я уже и имел некоторое представление о масштабах разворачивающихся событий, все же истинная их важность, способная заставить человека вот так помчаться сломя голову в ночь, да еще с заряженным ружьем в руках, была мне пока что неясна. Неужто обладание каким-то там прямоугольным куском кристалла, пусть даже аномальной и сверхъестественной природы, могло иметь столь всемирное значение? Что за силы скрывались в его странно мерцавших глубинах? Какими грядущими бедствиями он грозил – и кому? То, что ответ на эти вопросы столь же сложен, сколь и глобален, было и так уже ясно – и могу положа руку на сердце заявить, что никакие дичайшие арабески моего воображения и в сравнение не шли с открывшейся в итоге голой истиной.

Вскоре мы достигли Караульного холма. Спрятавшись вместе с Колером за все той же купой деревьев, я вновь увидал чудовищно знакомую картину: адская конгрегация снова заседала на вершине. На сей раз некоторые из них принесли даже факелы, сообщавшие всей сцене должное зловещее освещение. Люди собрались тесным кольцом вкруг плоского камня: факелоносцы стояли, остальные преклонили колени. Престарелый жрец тоже стоял, вернее, медленно шел к камню, спиной к нам. Дойдя, он что-то на него положил.

Ну, конечно – теперь в центре алтаря лежал наш кристалл!

Даже из нашего убежища было видно, что сияние в центре его стало еще ярче и разрослось по сравнению с тем, каким я его запомнил, раза в два. Воцарилась мертвая тишина, однако в самом воздухе чувствовалось такое сильное напряжение и предчувствие чего-то недоброго, что, казалось, сама природа затаила дыхание в ожидании готовой неминуемо разразиться катастрофы.

Жрец воздел обе руки к небу в жесте взывания. В тот миг, когда он уже раскрыл рот, чтобы заговорить, Колер выпалил из ружья. Старик пал наземь, не издав ни звука. Остальные прихожане тут же подняли ужасный шум, озираясь в поисках того, кто дерзнул так внезапно прервать их церемонию. Долго им искать не пришлось: Колер выскочил из своего убежища и уже бежал к холму, крича, чтобы я следовал за ним.

Да, мы, наверное, с ума сошли, ринувшись очертя голову прямо в гущу этой банды богохульников, однако нас гнала вперед самая настоятельная необходимость. Нас было двое против двадцати, но нами, казалось, овладела какая-то звериная ярость, заставившая когтями и зубами прокладывать себе дорогу вперед. Колер то и дело палил из ружья кому-то в лицо или в живот. Когда я схватил с камня кристалл и сунул его под мышку, на меня нахлынул еще больший гнев на всех этих извращенцев, готовых попрать все, что только есть на свете нормального и разумного, на эту горстку чокнутых негодяев, чья жажда вселенского истребления родилась исключительно из неспособности сосуществовать с расой, настолько превосходящей их в умственном и духовном отношении, что они более не заслуживали именоваться людьми и стали каким-то отдельным видом, гнусным, жутким и упадочным.