Почти серьезно... - Юрий Никулин

Как я относился к Кустылкину? Где-то я жалел его. Сам Кустылкин считал себя обиженным.

— У Алекса характера нет, скромный он, — говорила его маленькая жена, поджав тонкие губы. — Карандаш — что? Ничего. Бегает, пищит, а дураки смеются. А Алекс у меня — артист!

А сам Алекс, сидя в одних трусах и гардеробной, дымя папироской и копаясь в очередном приемнике, говорил:

— Мне Москва и звания не нужны. Мне и здесь хорошо. Спокойно. А там одна нервотряпка.

Кроме «нервотряпки», он порой выдавал и другие «перлы», которые я цитировал в письмах домой. Отец даже не верил, что так можно сказать: «Овация аплодисментов», «Мы с ним люди разных мотивов», «Смотря при какой позе это говорилось». «Много зрителей сегодня?» — спрашивали Кустылкина. «Очень, даже масса», — отвечал он.

Лет через пять я снова встретился с Кустылкиным.

В городе, где мы работали в одной программе, Алекса в рецензии обругали.

— Говорят, меня опять в рецензии приложили, — сказал он мне в коридоре, при этом стараясь беспечно улыбаться. — А я их не читаю, пусть себе пишут. Бумага все стерпит.

Но он читал рецензии. Поздним вечером, когда все после представления разошлись, я видел, как Кустылкин, стоя перед доской объявлений, беззвучно шевеля губами, читал вырезку из газеты. Потом он отвернулся, закурил и, сгорбившись, пошел в гардеробную. Жалко мне его стало.

Еще на занятиях в студии клоунады Александр Александрович Федорович говорил нам, что делит всех клоунов на три группы. К первой он относил талантливых артистов таких, он считал, в цирке мало, ко второй — клоунов-умельцев, которые, не имея особых способностей, все же могли прилично делать трюки, они прыгали, жонглировали, показывали фокусы. И наконец, третья группа — так называемые ряженые: рыжий парик, нелепые костюмы, люди без таланта, совершенно несмешные. И талантливые, и умельцы, и ряженые работали на манеже, и все они вызывали смех. Нет такого клоуна, который не смешил бы публику. Но у каждого свои приемы смешить.

Карандаш мне это объяснял иначе, несколько заумно, но по мысли точно.

— Клоуны — это как чайники, — говорил мне Михаил Николаевич. — Понимаете, стоят двадцать чайников: один — красивый, блестящий, приятно в руки взять, другой — обшарпанный, третий — подтекает, четвертый — с отвалившимся носиком, пятый — с проволокой вместо ручки, но ведь воду-то можно вскипятить во всех.

Кустылкина, по определению Карандаша, можно было бы отнести к чайнику «обшарпанному», «подтекающему», а Александр Александрович Федорович сказал бы про Кустылкина, что он нечто среднее между умельцем и ряженым.

Король дрессировщиков

Сегодня утром дрессировщик Валентин Филатов репетировал во дворе цирка. Медведь по кличке Мальчик на мотоцикле делал круги по гладкому асфальту. В это время открылись ворота, и во двор цирка въехал грузовик. То ли Мальчик испугался, то ли решил побаловаться, только он вдруг, круто повернув руль, выехал на улицу. Валентин Филатов на втором, мотоцикле кинулся за ним вдогонку.

Обогнав медведя на Трубной площади, Филатов продолжал ехать впереди Мальчика, все время показывая ему сахар. Медведь, облизываясь, поехал за дрессировщиком. Так и вернулись она обратно в цирк — Филатов, Мальчик, а за ним, тоже на мотоцикле, инспектор ГАИ.

Хорошо, что это произошло ранним утром. Движение на улице небольшое, и все обошлось.

Осенью 1951 года мы поехали в Иваново, где собирал свой коллектив дрессировщик Валентин Филатов. С этим артистом я познакомился еще в 1949 году, работая в Хабаровске. Тогда на манеж выходил симпатичный молодой человек и выводил нескольких медведей, с которыми показывал обычные трюки.

— Погоди, — говорил он мне в то время, — еще увидишь, какой я отгрохаю номерище.

И через полгода в Москве я увидел Валентина Филатова с его аттракционом «Медвежий цирк». Медведи у него работали удивительно. Публика после каждого трюка восхищенно аплодировала. Медведи ездили на велосипедах и мотоциклах, жонглировали, катались на карусели, пародировали антиподистов и акробатов, показывали сценку «Бокс», а в паузах выходил коверный медвежонок Макс.

В Иванове в первый же день Валентин Иванович подошел ко мне и сказал:

— Я рад, что вы с Мишей приехали. Я еще в Хабаровске, когда увидел вас впервые, хотел сказать — уходите вы от Карандаша. Но потом подумал, Карандаш обидится, начнутся пересуды… Я здесь коллектив свой постоянный собираю. Люди у нас хорошие. Сообща можно отлично работать. Давайте вместе ездить будем.

Филатов собрал в основном молодых артистов. Многие понимали, что, работая с Филатовым, попадут в хорошие города, а если возникнут осложнения с тарификацией, костюмом, реквизитом, подготовкой нового номера, руководитель коллектива всегда поможет.

Так начали мы работать в Иванове. Есть артисты, которые, добившись успеха, возносятся. Валентин Иванович и после выпуска аттракциона работал так, как будто он только вчера вышел на манеж. В цирке он пропадал с утра до ночи, а бывало, и ночью его вызывали. Вырвется из клетки медведь — такое случалось — сразу за Филатовым. Конечно, успех аттракциона изменил психологию артиста. Он стал более сдержанным. Если раньше, насколько мне известно, он мог весь выходной, а то и утро рабочего дня провести в веселье, появляясь в цирке чуть ли не за пять минут до своего выхода, и директор цирка, нервничая, встречал его на улице, то теперь Филатов этого себе не позволял.

Во время репетиций с манежа нередко раздавался громкий, раскатистый смех Валентина Филатова. Его вообще можно было найти по смеху — в гардеробной, на конюшне, в кабинете администратора, в артистическом фойе. Оптимист по натуре, он и людей любил уверенных, энергичных, с юмором. Когда Филатов на кого-нибудь сердился, его зеленоватые глаза становились прозрачными. В такой момент к нему лучше не подходить.

У Филатова была особая манера вести разговор. Скажет фразу, а потом пристально посмотрит в глаза собеседника и помолчит.

— Знаешь что… — он смотрел на меня в секунд пять молчал, моргая, а потом продолжал; — Не махнуть ли нам сегодня в гости к одному охотнику? Разрядимся.

А если Филатов сильно злился, то он мог моргать секунд двадцать, глядя на человека, а потом уж выдавал накипевшее.

Помню, как он кричал на одного из служащих за неправильное кормление медведей. Глаза прозрачные, сам стоит посреди конюшни, а голос разносится по всему цирку. Тут ни в коем случае нельзя ему возражать. Рабочие, служащие, ассистенты, хорошо изучив характер своего руководителя, в такие моменты становились как бы незаметными. Помощников Филатов подбирал удивительно точно. У него работали физически сильные ребята, преданные своему делу. И, я думаю, не только потому, что любили животных, цирк, но и потому, что любили я уважали своего руководителя. Они всегда четко выполняли все распоряжения Валентина Филатова. Да и сам Валентин Иванович своих помощников любил, по пустякам не придирался, умел быстро забыть перенесенную обиду. Он легко взрывался, но и быстро остывал, относился потом к человеку так, как будто ничего и не произошло.