Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Однако минареты Багдада послужили искушением, которому нельзя противостоять. И генерал Чарльз Таунсенд, шутник, играющий на банджо (он слыл полной противоположностью Гордона или Баден-Пауэлла) приказал наступать в дикую местность. Генерал хвастался, что ни одна гончая не могла бы преследовать турков более упорно. Однако его подразделения были слабыми и плохо оснащенными. Медицинская служба не выдерживала никакой критики, а большая часть амуниции оказалась помеченной клеймом: «Сделано в США. Только для учений»[1532]. После пирровой победы у Ктесифона Тауншенд вынужден был отступить к грязному маленькому городку Эль-Кут, состоящему из глинобитных хижин.

Город огибала река Тигр. Там Таусенд позволил себя окружить. Попытки его освободить при поддержке переоснащенных Лахорской и Меерутской дивизий были отбиты с большими потерями.

Поэтому 29 апреля 1916 г. Таунсенд, измотанный жарой, вонью, болезнями, наводнениями и голодом, не говоря уже про множество вшей, от которых земля становилась черной, и туч мух, которые кусали, словно бульдоги, капитулировал. Его гарнизон выдержал самую долгую осаду в британской истории (147 дней) и потерпел большее поражение, чем Корнуоллис при Йорктауне.

Но впереди ждало худшее. Турки забрали у пленных большую часть имущества, включая бутылки с водой и сапоги. Затем они погнали солдат (отделенных от офицеров) на север, через пустыню, подталкивая штыками и дубинками. Отстающих насиловали или убивали. Многие другие умерли от голода, жажды и болезней до того, как добрались до Багдада. Там оставшихся заставили маршировать, словно легион оборванцев и пугал. Пленных высмеивало местное население. Но их пожалел американский консул, который пришел им на помощь ценой своей жизни. Когда несчастные, шатаясь, двигались к Анатолии, их подвергли тому, что один рядовой назвал «расширенной бойней»[1533].

Пленных отрядили на работу на железной дороге, разбив на группы, скованные общей цепью. Они подвергались дальнейшим жестокостям. До конца войны дожили всего 837 человек из 2 592 британцев, которых взяли в плен в Эль-Куте, из 10 486 индусов выжили 7 423 человека. К сипаям, в особенности мусульманам, относились менее жестоко. Они лучше переносили плен, чем британцы, чья уверенность в себе сильно пострадала. Пострадал и их престиж — отражение силы, которая была, если процитировать мантру, неустанно повторяемую индийскими брахманами, скальным основанием правления.

Националисты воспользовались моментом, чтобы потребовать, в ответ на щедрые пожертвования Индии, «бесценного благословения» свободы[1534]. Они использовали растущее недовольство людей. Два года войны подняли стоимость продуктов питания почти на треть, а фураж экспортировался на Ближний Восток, пока Декан голодал. Как сказал один индийский лидер, война перевела часы на пятьдесят лет вперед[1535]. Она уменьшила терпение и ускорила ожидания.

Время стало очень подходящим для распространения доктрины независимости, особенно после взятия правительством на себя чрезвычайных полномочий для ведения войны. Одним из наиболее сильных проповедников стала Анни Бесант, которая теперь заканчивала свое странное паломничество. Путь привел ее от англиканства через атеизм, социализм и неомальтузианство (то есть борьбу с рождаемостью) к индийскому национализму. Она соединила его с преданностью теософии и движению бойскаутов.

Анна Бесант носила зеленый тюрбан, пурпурный шарф и сари цвета хаки с изумрудными краями, а в дальнейшем дала клятву верности перед Баден-Пауэллом. В 1916 г. она сформировала Лигу борцов за автономию и объявила себя «индийским гонгом, будящим всех спящих, чтобы они могли потрудиться за свою родину»[1536]. Тилак, который снова встал у руля Конгресса после смерти Гокхале, а также Мохаммед Али Джинна, суровый юрист, который недавно стал президентом Мусульманской лиги, не нуждались в таких призывах. В Лакхнау они заключили пакт, чтобы бороться за самоуправление конституционными средствами.

Мусульманская позиция сохранялась в отдельных выборных округах, и Джинна объявил, что «земля обетованная находится в поле зрения»[1537].

На следующий год Британия казалась готовой отпустить его людей. Но затем в России началась революция, потерпевшая в ноябре поражение, а в Индии звучали заявления Безантина о «пробуждении Азии»[1538]. Поэтому индийских лидеров пригласили посетить Имперскую военную конференцию.

Индийским солдатам стали присваивать офицерские должности в Королевских войсках, только армия проявляла осторожность и следила, чтобы офицеры с коричневой кожей не командовали белыми. И новый министр по делам Индии, Эдвин Монтегю, выступил с исключительно важным заявлением о том, что на Индостане будут постепенно развиваться институты самоуправления. Он и наместник короля лорд Челмсфорд (сын командующего в битве у Исандлваны) выполнили обязательство в 1918 г., предложив систему, известную как двоевластие. В широком смысле это означало передачу контроля над вопросами здравоохранения, образования, сельского хозяйства и общественными работами индийским провинциальным властям, одновременно оставив немногим более представительное центральное правительство ответственным за международную политику, вопросы безопасности и налогообложения.

Но программа вызвала раздражение у консервативных британцев. Они проклинали эту «паутину, появившуюся из мозга доктринера-педанта»[1539]. Индусы ругали ее, как неудовлетворительную промежуточную меру. Но она принесла им достаточно автономии, чтобы прозвучал «похоронный звон по британскому правлению»[1540]. Джинна, «до зубов вооруженный диалектикой, сделал фарш из программы, а Монтегю частным образом признавал возмутительным, что такой умный «человек не имеет возможности управлять делами своей страны».

Продолжалась яростная агитация, а заодно и расовая антипатия. Корреспонденту «Тайме» не понравился Бомбей, поскольку там «полно индусов»[1541]. Монтегю оказался в щекотливой ситуации, но согласился помочь Челмсфорду подавить восстание. Поэтому в 1919 г. был принят Закон Роулатта, в соответствии с которым обвиняемые в подстрекательстве к бунту или мятежу могли быть арестованы без ордера на арест. Судили их без присяжных.

Это вызвало бурю негодования. Джинна осудил закон, назвав его указом «Звездной палаты» (высшего Королевского суда, ликвидированного во время буржуазной революции), который нарушал «принципы, ради которых Британия участвовала в войне»[1542].

Джинна подал в отставку из Законодательного совета. Ганди организовал кампанию пассивного сопротивления несправедливым законам, начав с хартала — всеобщей забастовки. Подобная стратегия была подсказана ему во сне. Гражданское неповиновение оказалось гораздо более эффективной формой сопротивления, чем что-либо из того, что представлял Джинна. Благодаря своей кампании Махатма («великая душа»), как его теперь называли, стал известен всей стране и получил уникальное место в руководстве Конгресса. Челмфорд написал Монтагю: «Боже мой, как, черт побери, мешают эти праведные фанатики!»[1543]

Восстание против Закона Роулатта было в особенности яростным в Пенджабе, занятой войсками провинции Индии, которая теперь извивалось в железной хватке несгибаемого и крайне консервативного губернатора провинции сэра Майкла О'Двайера. Он санкционировал арест двух лидеров оппозиции в Амритсаре (название города означает «Нектар Бессмертия»), священном месте для сикхов. Это вызвало мятеж, который привел к убийствам, грабежам и поджогам. Белые стали бояться еще одного восстания сипаев и дали индусам «кое-какие оправдания для их веры в то, что с британским правлением покончено»[1544].

После такой «демонстрации «силы души» Ганди»[1545], как саркастически выразился О'Двайер, британцы посчитали необходимым принять суровые меры. Один полковник выступал за использование самолетов для бомбардировки толп. Эту тактику использовали кое-где в Пенджабе. В Амритсар для восстановления порядка отправили «фыркающего огнем генерала»[1546], как называли Реджинальда («Рекса») Диэра.

Это был ревнитель строгой дисциплины, солдафон старой школы, с коротко подстриженными седыми волосами, красным лицом и голубыми глазами (в дальнейшем «Дейли мейл» назвала их добрыми)[1547]. Его вспыльчивость усиливалась постоянной болью от ран, полученных на охоте. Генерал пытался снимать боль аспирином, бренди и сигаретами, а иногда обматывал голову мокрыми полотенцами.

Диэр устроил демонстрацию силы в Амритсаре. В сопровождении солдат и бронемашин он ездил по улицам, по обеим сторонам творились разрушения, а вокруг кипело негодование. Генерал запретил дальнейшие собрания под угрозой немедленного разгона, а в случае необходимости обещал введение военного положения.