Наследство - Джудит Майкл

— Если изменится, то заглядывайте ко мне. — Он вынул свою визитную карточку. — Это телефон моей справочной службы в Бостоне; они скажут, где меня найти.

Бен тоже вынул свою визитку:

— Это если вы первый приедете в Амстердам.

Они улыбнулись друг другу, почувствовав взаимную симпатию. В итоге Поль и Эмилия просидели с ними дольше, чем планировали. Все четверо разговаривали о Европе, пили вино, закусывали датским сыром с крекерами, пока Эмилия наконец не сказала решительно:

— Поль, нас ждут. — После этого все поднялись и стали прощаться.

Выйдя из отеля, Поль с Эмилией сели в такси, а Бен с Эллисон, взявшись за руки, пошли вдоль улицы Рокин Дождь перестал, воздух был свежим и прохладным.

— Ты не сказала им, что через несколько дней приедешь ко мне в Лондон, — сказал Бен.

— Еще есть время. Мне кажется, Поль считает, что я что-то затеваю.

— Он прав?

— Возможно. Я должна кое-что сказать тебе.

Он ощутил мгновенную тревогу и остановился;

— Что-то случилось?

— Ты имеешь в виду плохое? Нет, конечно. С тобой всегда так. Ты прежде всего думаешь о плохом. А я хочу, чтобы ты думал о хорошем.

Она замолчала, а потом выпалила:

— Я сегодня сняла квартиру.

Он резко взглянул на нее:

— Ты сняла…

— На Принценграхт. Очень симпатичная, очень маленькая квартирка, но достаточно большая, чтобы мы с тобой смогли гораздо ближе узнать друг друга.

На его лице появилась улыбка, которая становилась все шире.

— Ты типичная американка. Берешь быка за рога.

— А что в этом плохого?

— Это просто чудесно. Прожив в Европе столько времени, я совсем забыл, что это так чудесно. А как же Патриция?

— Она собирается в Париж. Она говорит, что шести недель вполне достаточно для Амстердама. Я совершенно с ней не согласна.

Бен взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.

— Это не какой-нибудь порыв? Ты действительно хочешь этого?

Про себя Эллисон сказала: «Я хочу только тебя», — но вслух произнесла:

— Может быть, это и порыв. Но даже если это и так, мы должны наслаждаться, пока он длится. Он продолжал смотреть ей прямо в глаза.

— Я хочу купить что-нибудь для тебя, — сказал он. — Мне давно хотелось сделать это. Давай пойдем сейчас, до ужина.

— Мне ничего не надо, — попыталась отказаться Эллисон. — Я хочу, чтобы мы просто побольше были вдвоем.

— Ты уже все сделала для этого. А сейчас сделаем то, что хочу я.

— Бен, уже все закрыто.

— Нет, магазин закрывается через пятнадцать минут. Если мы поторопимся, то как раз успеем.

— Какой магазин?

Он ответил ей улыбкой и зашагал быстрее. Через несколько минут Эллисон увидела огромную мраморную арку, которая была входом в амстердамский Центр по продаже бриллиантов. Некоторые мастера собирались домой, но управляющий приветствовал Бена теплым рукопожатием.

— Я хотел бы представить вам мисс Сэлинджер, — сказал Бен. — Эллисон, это Клаус Кейпер. Клаус! Мы пришли не слишком поздно, чтобы купить что-нибудь для мисс Сэлинджер?

— Если вы не собираетесь все здесь осматривать, то времени хватит.

— Отлично. Эллисон, ты сама выберешь?

Эллисон отрицательно замотала головой. Она чувствовала неловкость. С того момента, как она сообщила Бену о квартире, ситуация вышла из-под контроля. Она не была уверена, что хочет получить в подарок от Бена бриллиант, во всяком случае, не сейчас, она бы еще помечтала об этом. Но она не хотела ставить его в неловкое положение перед Клаусом Кейпером.

— Нет, я пока посмотрю, как работают огранщики, — пробормотала она и отошла, оставив мужчин совещаться без нее.

В ослепительно яркой комнате за длинными столами на крутящихся стульях сидели мужчины и женщины, обтачивающие и шлифующие бриллианты, которые были уже проверены на вес и цвет, придавая им нужную форму. Эллисон наблюдала, как одни мастера распиливали бриллианты, другие шлифовали камни, а третьи окончательно их гранили.

— Надеюсь, что ты будешь носить это, — сказал Бен, нарушая ее одиночество. — У Клауса был один уже готовый бриллиант в оправе, примерно то, что я хотел.

Он разжал ее руку и положил что-то маленькое на ладонь. Камень был дымчатого цвета, меньше карата, и вставлен в серебряную филигранную оправу, воздушную, как кружево.

— Какой красивый! — тихо произнесла она. Она уже знала, что не сможет отказаться. Это было не кольцо, а скромный, выбранный с большим вкусом медальон. Таким мог быть подарок от хорошего знакомого или от мужчины, который чувствовал себя счастливым. «Он и был счастлив, — подумала Эллисон. — Гораздо счастливей, чем когда мы впервые встретились с ним. Я уже кое-что сделала для него».

Она надела цепочку себе на шею.

— Спасибо. Я, наверное, буду носить его, не снимая, пока тебе не надоест видеть его на мне.

— К этому времени я уже куплю тебе что-нибудь другое.

Обеими руками он взял ее лицо и поцеловал ее. Поцелуй был сдержанный, поскольку они были не одни.

— Я люблю тебя, Эллисон, — сказал он.

В кабинете главного редактора журнала мод «Ай» на Манхэттене были слышны рождественские песни, которые распевали на улице, а в его кабинете искусственная елка была увешана разноцветными глазами, горящими красными, зелеными и белыми зрачками, которые светились от маленьких лампочек, вставленных в них. Эмилии достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что сделаны они в дурном вкусе, и она отвернулась.

— Барри хотел, чтобы я обратилась к вам, — сказала она главному редактору журнала мод, которого звали Джок Флин, пока он жил в итальянском квартале. Но, переехав в верхнюю часть города, в Рокфеллеровский центр, стал называть себя Джейсон д’Ор. — Он сказал, что не осмеливается навязывать вам свои желания.

— Он также сказал вам, чтобы вы не говорили мне этого, — заметил Джейсон, сухо улыбаясь; в его голосе слышались визгливые нотки. — Но вы решили передать мне его слова, потому что надеялись, что это поможет установить дружескую атмосферу между нами.

Эмилия промолчала. Он был прав, но вел себя так же дурно, как был украшен и сам его кабинет.

— Итак, давайте посмотрим, что у вас есть. Его голос стал деловым.

— Барри присылает ко мне своих друзей со старыми шутками, если он действительно увидел в них нечто интересное.

Он открыл кожаный альбом, который Эмилия тверда решила взять с собой, несмотря на протесты Барри, считавшего, что фотографии должны были прийти из его агентства, а она — остаться дома.

— Я не могу сидеть и ждать дома, — объяснила она ему. — Лучше будет встретиться лично. Вспомните, как хорошо все получилось, когда мы встретились с вами в Амстердаме.