Его строптивая любовь - Ирина (Иринья) Коняева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вдруг Маро из последних сил переместил меня сюда, чтобы я его спасла? Он родной, башня его любит, она могла пропустить его магию, отдать меня ему. Выходит, я у сайрен?
Доверившись тёмной сути, я не паниковала и не нервничала, двигалась навстречу красивому пению на максимальной скорости, радуясь, что отдохнула после тренировки и готова к любым приключениям. Из тёмной глубины моей души раздалось ехидное хмыканье. Да я жду их! Жажду! Быть может, даже провоцирую. И после тренировки с Рагнаром, когда он позволил мне швыряться тьмой в своё удовольствие, я словно сорвала все засовы и теперь могла использовать внутренние резервы без ограничения. А они… они тоже этого хотели.
Настрой боевой, глаза горят, пальцы нетерпеливо подрагивают, рассчитывая на интересную стычку, от страха уже ни следа, сплошной азарт. Я несусь, идеально входя в повороты, точно рассчитывая траекторию… А на выходе пшик.
Замерла, не понимая, что происходит. Чувствуя себя обманутой.
Где враги? Где сражение? Кого можно сжечь огненной тьмой?
Хотелось, как Карлсон сказать, что я так не играю и надуться.
Я находилась на небольшом пятачке скалы перед огромным открытым храмом. Он был идеально круглым и практически под завязку заполненным людьми, которые смотрели точно в центр на что–то мне пока не видимое. Светящиеся в темноте розовато–жёлтые колонны венчали красивые парусники, напоминающие земные фрегаты, пол храма красиво мерцал от магического света, мне даже показалось, что он из чистого золота. А над храмом висела большая тёмная туча, из которой активно валил снег, не долетая буквально метра до голов посетителей. Зато вокруг самого строения было небольшая светлая полоска — сугробы.
«Неплохой кондиционер», — хмыкнула про себя. — «Им там, наверное, хорошо, а я здесь задыхаюсь от духоты».
Убрала магию и осторожно, стараясь идти максимально бесшумно, спустилась с небольшого пригорка, на котором находилась, подошла ближе. И вдруг поняла, что одета точь–в–точь, как остальные! И было не ясно, я проснулась в иномирных одеждах или меня принарядил местный храм. Второй вариант показался больше похожим на правду, ведь я не помню на себе длинной летящей юбки. Я вообще засыпала в симпатичной кружевной ночной сорочке, а из грота выходила с голыми ногами.
Посчитав выданное одеяние приглашением, аккуратно переступила снежную полосу в локоть шириной и влилась в ряды поющих. Дышалось в храме замечательно. Воздух казался чистым и прохладным, будто я нахожусь на берегу моря, а не среди толпы. Удивительное изобретение эта их тучка, классная. Такую бы в каждое общественное место, особенно в переполненный автобус или метро — цены бы ей не было.
Я не крутила головой, не рассматривала высоких жителей этого мира, чтобы не привлечь лишнее внимание, и осторожно, стараясь никого не задеть, целеустремлённо пробиралась к центру храма. Я точно знала — мне нужно быть именно там.
Однако вместо распластанного на алтарном камне полуживого Маро и прочих нафантазированных мною ужасов, с удивлением увидела его довольное лицо.
В центре зала обнаружилось широкое круглое углубление с ведущими туда тремя узкими мраморными лестницами. Буквально на три–четыре ступени. У основания каждой лестницы замерло по фигуре, образуя равносторонний треугольник, в центр которого было заключено небольшое кругло озерцо с белыми лилиями. Озеро светилось, окрашивая светлый мрамор и полы одежд близ стоящих в голубые тона.
Одним из этих троих и был Маро.
Дядюшка стоял в красивом тёмно–фиолетовом наряде с эффектными чёрными вставками, подозрительно напоминающими чешую дракона. По правую руку замерла соляным столбом высокая, почти с него ростом, юная девушка. Тоненькая и хрупкая. С огромными, в пол–лица, голубыми глазами и распущенными белокурыми локонами, ниспадающими до земли. Третьим оказался мужчина с причудливым обручем на голове, но лица его разглядеть я не могла — он стоял спиной.
«Король или жрец», — решила я про себя и замерла, ожидая, когда зрители допоют и начнётся действо.
Прошло немало времени, но ничего не происходило. Фигуры вокруг озера стояли каменными изваяниями, даже не моргнули с момента моего прибытия, зрители пели или… Оглянулась. Вздрогнула от ужаса. Ни одной живой души! Все — замершие истуканы в лёгких, играющих на ветру одеждах!
Но откуда идёт музыка? Я ведь слышала разные голоса — и мужские, и женские! Неужели от волшебного озера?
Несмотря на мурашки по всему телу, подошла ближе, заглянула в светящийся голубым искусственный прудик. В нём плавали рыбки и, кажется, в отличии от окружающих меня большеглазых статуй, были живыми.
Посмотрела ещё раз на «музей восковых фигур» в магическом исполнении. Жуть, до чего натурально всё выглядит! Спустилась к дядюшке, присмотрелась — точь–в–точь Маро, даже рост соответствует оригиналу. Привстала на цыпочки, заглянула в глаза — никакой реакции.
Вновь огляделась, пытаясь понять, верно ли подметила, что лишь у дядюшки были руки за спиной. Обошла его и увидела скованные золотой цепью мускулистые запястья.
— Если это музей восковых фигур на новый лад, мне он не нравится, — проговорила, разглядывая рабскую цепь. Она настолько раздражала, злила, что я не выдержала, приложила её магией. Звенья с тонким звоном посыпались на пол, покатились, запрыгали. Словно в замедленной съёмке я увидела, как один из сегментов с громким бульканьем шлёпнулся в волшебное озеро.
Вздрогнула. Открыла глаза. Я находилась в собственной кровати в Хрустальной башне.
— Да уж, поспала, — прошептала, зажигая огни. — И что всё это значило? Мои страхи за Маро? Может, он как раз сейчас женится на моей маме, а я неким волшебным образом почувствовала это и подключилась, посмотрела со стороны?
Или Маро меня таким образом пригласил?
Стоп! Почему тогда он просил о помощи?
Тело было липким и неприятным, постель мокрой, ночное одеяние — хоть выжимай, потому я выбралась из–под одеяла и сходила в стихийный душ, выбрав любимый огонь. Хотелось не просто очиститься, но и согреться. Обожающий стихийные ванны Огонёк отчего–то изо всех сил делал вид, что спит, и я не стала его тревожить, хотя на душе было неспокойно. Пусть отдыхает, контакт с новым миром даётся ему нелегко. Может, потому, что в мире много воды? Или у
