De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов

итогового документа, принятием которого она должна была завершиться. В нём шла речь о создании после окончания войны нового мирового порядка на принципах демократии и суверенитета отдельных стран в форме своеобразных Соединенных штатов мира. Но так как У. Ашберг являлся лицом, представлявшим определённые кредитные учреждения, прежде всего «Новый банк», маловероятно, чтобы он согласился принимать участие в разработке подобной резолюции, не согласовав свою деятельность с руководством этих кредитных учреждений. А значит, они тоже имели определённое отношение к организации Стокгольмской конференции. Между тем, пока ещё шла подготовка к ней, 3-5 июля 1917 года в Петрограде произошли события, которые вошли в литературу под названием «июльского кризиса» и снова привели к тому, что имя У. Ашберга появилось на страницах русской печати. 5 июля мало кому до этого известная газета «Живое слово» опубликовала письмо за подписью бывшего большевика Г. А. Алексинского и бывшего народника В. С. Панкратова, содержавшее обвинение партии большевиков в связях с германской разведкой[488].

В письме утверждалось, что июльские события были организованы большевиками не только по указанию, но и на деньги германского Генерального штаба, что деньги поступали в Россию через «Дисконто гезельшафт» в Берлине[489], «Новый банк» в Стокгольме и «Сибирский торговый банк»[490] в Петрограде, связь осуществлялась через немецкого социал–демократа А. Л. Парвуса[491], основавшего для этого специальную торговую контору в Дании[492], польского социал–демократа Я. С. Ганецкого, являвшегося директором этой фирмы, польского социал–демократа М. Ю. Козловского[493], исполнявшего обязанности её юрисконсульта и коммерсантку Е. М. Суменсон[494], выступавшую в качестве доверенного лица фирмы «Клингсглянда», которая принадлежала к числу партнёров парвусовской торговой конторы[495].

И хотя бесспорных доказательств в обоснование этого ни тогда (в печати[496] и в ходе расследования, а оно велось одновременно и органами прокуратуры[497], и ЦК РСДРП(б)[498]), ни позднее[499] приведено не было, руководству «Сибирского торгового банка» (В. С. Субботник[500]), дирекции «Нового банка» (У. Ашберг[501]), заграничному бюро ЦК РСДРП(б) (Я. С. Ганецкий, В. В. Боровский, К. Радек[502]) и представителям ЦК в Петрограде (Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, В. И. Ленин[503]), а также М. Ю. Козловскому[504] пришлось давать объяснения в печати.

Из них явствовало, что Я. С. Ганецкий действительно являлся клиентом «Нового банка», а М. Ю. Козловский и Е. М. Суменсон — клиентами «Сибирского торгового банка» и что между ними производились переводные денежные операции. Однако руководство партии большевиков категорически отрицало существование каких–либо денежных отношений с названными выше лицами и утверждало, что их коммерческая деятельность имела чисто личный характер и никак не была связана с политикой, во всяком случае с деятельностью большевиков[505]. Ставшие с тех пор доступными исследователям документы свидетельствуют, что это было не совсем так[506].

Однако независимо от того, как именно всё обстояло в действительности, ни одно кредитное учреждение не несёт ответственности за характер использования переводимых через него его клиентами денежных средств. С чисто формальной точки зрения никаких претензий нельзя было предъявить и «Новому банку». Несмотря на это, после июльских событий его репутация в определённых финансовых кругах была подорвана. По всей видимости, это было связано с тем, что газетные обвинения упали на давно подготовленную почву.

Первые сведения о связях У. Ашберга с Германией появились на страницах русской печати ещё осенью 1915 года (Колокол. 1915. 11 октября). 25 января 1917 г. иностранный отдел Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов информировал Министерство торговли и промышленности: «…По полученным от Русско–Азиатского банка доверительным сведениям Московское отделение названного банка отказалось от приёма Ньюа–банк в Стокгольме поручений по инкассо документов по пересылке в Россию посылок ввиду нескольких случаев конфискации заключавшихся в этих посылках товаров, оказавшихся враждебного происхождения, в некоторых случаях умышленно скрытого»[507].

Поэтому, когда осенью 1917 года «Новый банк» решил открыть счёт в Петроградском отделении «Нейшнл сити бэнк оф Нью–Йорк» и администрация этого отделения стала наводить справки, «Новый банк» был охарактеризован как прогерманский и ей было рекомендовано воздержаться от включения его в число своих клиентов[508]. В таких условиях после июльских событий У. Ашберг стал в России фактически фигурой нон–грата.

Но как только произошла Октябрьская революция и партия большевиков пришла к власти, мы снова видим его в Петрограде. Сам он датировал эту поездку «примерно 10 ноября 1917 г.» нового стиля, или же 28 октября старого стиля. Как видно из его воспоминаний, в России он встречался с руководителями нового правительства и представителями финансово–промышленных кругов и пытался использовать своё влияние для налаживания делового сотрудничества между ними. Факт весьма примечательный и несомненно свидетельствующий о том, что как директор «Нового банка» У. Ашберг был непосредственно заинтересован в таком сотрудничестве, а следовательно, и в укреплении позиций Советской власти. Как долго продолжалась эта поездка и чем именно она завершилась, остаётся пока неясным. Неясным остаётся и вопрос о том, сколько раз до начала экономической блокады Советской республики У. Ашберг посещал Россию[509].

В его воспоминаниях описывается ещё только одна такая поездка, начало которой он относил к январю 1918 года по новому стилю, т. е. ко времени после 18 декабря 1917 г. по старому стилю. Но и об этой поездке мы не найдём в его воспоминаниях точных и конкретных данных. По сообщениям печати, её цель заключалась в переговорах «относительно ввоза в Швецию смазочных масел»[510].

Однако достаточно посмотреть тех лиц, с которыми встречался У. Ашберг (министр труда и исполняющий обязанности наркома промышленности и торговли А. Г. Шляпников, заместитель наркома торговли и промышленности М. Г. Вронский, комиссар Государственного банка Я. С. Ганецкий, помощник главного комиссара Государственного банка Г. Л. Пятаков, председатель Петроградской ЧК Я. С. Урицкий и некоторые другие), чтобы понять, что версия о доставке смазочных масел использовалась для прикрытия переговоров по каким–то другим более важным вопросам[511].

В связи с этим заслуживает внимания следующий эпизод. В ноябре 1927 г. Я. С. Ганецкий опубликовал на страницах газеты «Известия» любопытную теле| грамму В. И. Ленина[512], направленную не ранее 8/21 декабря 1917 г. из Петрограда в Стокгольм на имя В. В. Воровского. В ней говорилось: «Срочно подыщите и пришлите сюда трёх бухгалтеров высшей квалификации по реформе банков. Знание русского языка необязательно. Оплату установите сами, сообразуясь с местными условиями»[513]. Речь в телеграмме безусловно шла о национализации банков и связанной с ней реорганизации всей кредитно–финансовой системы России[514].

Касаясь этого эпизода, авторы книги «Так начинался наркоминдел» пишут: «Шведы откликнулись на обращение к ним Воровского» и «в Петроград отправился сам директор Стокгольмского банка Ашберг[515], который повёз с собою готовый план организации в Советской России кооперативного банка»[516]. К сожалению, авторами