Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы - Дмитрий Стародубцев

Так прошло более двадцати дней. Однажды утром ДозирЭ подумал о ЧезарЭ и о его жене Иврусэли, о которых всё это время не вспоминал, и в его голову закралось навязчивое подозрение. Освободившись от обязанностей, он отправился на улицу, где когда-то жил, и остановил Кумира у дворца ЧезарЭ. Поднявшись по дворцовой лестнице, он постучался и справился у незнакомого слуги, приоткрывшего массивные двери, обрамленные гранитным порталом, о хозяине.

ЧезарЭ, приняв посетителя в саду, вежливо и внимательно выслушал его. Но молодой человек усмотрел в настроении торговца некую напряженность, которая невольно прорывалась сквозь внешнюю обходительность.

– Рэм ЧезарЭ, ты утешил меня в тяжелом горе, оказал самое радушное гостеприимство, – произнес ДозирЭ. – И за это я признателен тебе. Повинен же я в том, что уехал, не попрощавшись и не поблагодарив, и нижайше прошу извинить меня, но так сложились обстоятельства.

Торговец нахмурил густые брови.

– К сожалению, я знаю, что это за обстоятельства. Иврусэль мне обо всем поведала.

«Я так и знал!» – подумал ДозирЭ.

– И мне крайне удивительно, – продолжал ЧезарЭ, уже не скрывая скверного настроения, – как ты посмел после происшедшего опять явиться в мой дом?.. Впрочем, – быстро исправился эжин и сбавил тон, – я полагаю, что тебя привело ко мне не желание выразить благодарность или испросить прощение за странное бегство, а что-то еще?

Они – высокий воин в белом плаще и маленький смешной человечек с большой головой, напоминающий гнома, прогуливаясь по садовой дорожке, дошли до ее конца и повернули обратно. На пути авидроны встретили касандру, которая сонно плелась навстречу, смешно переваливаясь с лапы на лапу. Видимо, признав воина, птица встрепенулась, что-то пробурчала на своем птичьем языке и неожиданно вприпрыжку бросилась в кусты церганолии.

– Хорошо, я откроюсь, – сказал ДозирЭ и поведал торговцу о ночном нападении.

– Ха-ха, – рассмеялся человечек, дослушав историю. – Неужели ты думаешь, что я на такое способен? Будь спокоен – я не буду мстить. Не спорю, я был опечален, когда услышал о происшествии в купальнях. Ну что ж, я сам виноват. И всё понимаю: воин – только что из партикул, прекрасная молодая авидронка, изнывающая от скуки и желания… Одни в огромном дворце. И между ними лишь тень какого-то отвратительного карлика…

ДозирЭ, в свою очередь, побледнел и нахмурился. Ему уже надоели обвинения в преступлениях, которые он не совершал.

– Послушай, ЧезарЭ, при всей моей благодарности к тебе, я больше не собираюсь терпеть столь обидные и незаслуженные обвинения. Еще одно слово…

И ДозирЭ рассказал обескураженному торговцу о том, что на самом деле произошло в купальнях его дворца в тот день. А потом, уже не в силах сдержаться, поведал эжину об Андэль, о своей любви к ней и о своих планах, связанных с люцеей.

Хозяин дворца внимательно выслушал воина, похоже, поверил рассказу и так опечалился, что на него стало больно смотреть. ДозирЭ уже пожалел, что затеял этот разговор, пожалел, что вообще пришел.

– И я прощаю свою маленькую плутовку, – сказал ЧезарЭ после глубоких размышлений. – В конце концов, где я возьму такую другую? А эта история, великодушный рэм, я буду надеяться, останется только между нами?

– Не сомневайся, рэм, – с готовностью отвечал ДозирЭ.

– Отлично, – немного успокоился ЧезарЭ. – Теперь вот что скажи: сколько, говоришь, росторы просят за твою люцею?

– Двести пятьдесят инфектов.

Глаза у торговца стали круглыми от удивления.

– Никогда не слышал о такой цене. Твоя люцея, случайно, не приходится какому-нибудь интолу незаконнорожденной дочерью?

– Нет.

– Странно. Ну что ж, я дам тебе половину, хотя эту огромную кучу золота ты вряд ли сможешь мне когда-нибудь вернуть. Оставшуюся часть постарайся добыть сам. Я вижу, что ты весьма дельный молодой человек и наверняка что-нибудь придумаешь. Как только ее раздобудешь, приходи ко мне и сразу получишь то, что мною обещано. Эгоу.

ДозирЭ размышлял много дней, как быстро обзавестись сотней с лишним инфектов, но время шло, а в голову ничего не приходило. Платы же, которая причиталась за служение Инфекту, едва хватало на то, чтоб вести жизнь достойную воина Белой либеры. У этой жизни имелись свои законы, требовавшие, к примеру, «обязательных» угощений товарищей, которые, начинаясь со скромной вечери, обязательно переходили в шумное пиршество, а за тем неотвратимо превращались в буйную оргию. Неписаные традиции отборного воинства обязывали ко многому и чтились настолько свято, что никому и в голову не приходило их обойти. Оставшиеся же деньги уходили на нечастые встречи с Андэль. И их не хватало.

В Белой либере приветствовалось безоглядное лихое транжирство, а бережливость презиралась. Белоплащные воины, готовые в любой момент умереть по приказу Инфекта, считали ненужными и даже вредными какие-либо накопления. ДозирЭ, привыкнув к расточительству, которое могли позволить себе только богачи, всё время, ощупывая пустой кошель, недоумевал: как так случилось, что он не может прожить на двадцать инфектов в год – на сумму, вполне достаточную для покупки надела земли или небольшой ткацкой мастерской? Не помогло и денежное вознаграждение Божественного за схватку у Морской Библиотеки, выразившееся в целом берктоле, дополнившем очередной белый платок.

Вскоре на радость ДозирЭ и Эртруту Идал пришел в себя и попросил еды. Еще через несколько дней он окончательно окреп и смог самостоятельно передвигаться. Потом он вернулся в казарму, весьма похудевший, с бледным лицом, но с ожившим радостным взглядом. Веселой компанией два десятка белоплащных немедленно отправились в «Двенадцать тхелосов», чтобы отпраздновать счастливое выздоровление. Там Арпад, уже давно забывший о своем ранении, подготовил великолепное угощение, и два друга за вином и песнями провели один из лучших вечеров в своей жизни.

В самом конце кто-то вспомнил про Иргаму и про известную всем историю с пленными монолитаями, которых заставили сражаться с лучшими капроносами Масилумуса. Услышав слово «капронос», ДозирЭ на мгновение задумался, и тут его осенило. Да, капронос! Как ему раньше не приходило в голову? Решено: он будет втайне ото всех сражаться с капроносами на грономфской арене. До тех пор, пока не соберет нужную сумму. Во имя Андэль!

На следующий день, не сказав никому ни слова, ДозирЭ отправился в Ристалище Могула – лучшую арену в городе. Кирикиль, сопровождавший воина, до последнего момента не знал, куда едет хозяин, а увидев вдалеке гигантский силуэт знаменитого здания, схватился за голову:

– О Гномы, неужели тебе мало настоящей крови, чтобы смотреть на эти потешные бои и лживые страсти?

– Успокойся, Кирикиль, я не собираюсь наблюдать за схватками – я буду драться сам!

Слуга с испугу онемел, потом всё же не поверил и долгое время считал, что десятник просто зло подшучивает над ним. Однако белоплащный сразу же отправился к распорядителям и, не торгуясь, договорился о бое. Он будет драться верхом, один против двух капроносов и в случае победы получит двадцать инфектов. «Шесть схваток, – рассудил про себя ДозирЭ, – и Андэль моя!»

Наступил день сражения. ДозирЭ явился на место раньше срока, чтобы познакомиться с лошадью, привыкнуть к ее повадкам, спокойно подобрать вооружение для себя и доспехи для животного. Кирикиль со знанием дела помогал в этом хозяину, хотя скоро грономфу надоела его безудержная болтовня.

– Боги щедро возблагодарили бы тебя, если б ты хоть на мгновение заткнулся, – сказал ДозирЭ.

– Мгновение – это сколько? Один вздох или один крик? А для богов сколько? Наверное, целая человеческая жизнь… – не унимался яриадец, подражая во всем риторическим приемам одного известного тхелоса-оратора.

– Для тебя – взмах моего кинжала.

– Что ты, рэм! Я готов молчать хоть всю жизнь, если взамен боги обеспечат тебе победу в сегодняшней схватке! Но много ли я видел от богов милости?

Когда воин примерял тяжелый глухой шлем, выполненный в форме головы гаронна, с узкой щелью для глаз, Кирикиль искренне удивился:

– Зачем тебе этот тяжеленный пень, который перевесит груду камней? Не лучше ли выбрать что-то открытое? Например, вот этот наголовник со стрелкой и широкими нащечниками?

– Не забывай, несчастный, что я – воин Белой либеры и мне запрещено участвовать в подобных состязаниях. С открытым лицом меня могут признать. К тому же, говорят, что сегодня ожидается и сам Божественный.

– Божественный?!

– Да. Мое лицо ему знакомо, и если он меня узнает – наказание будет безмерно тяжелым.

– Но твое имя?

– Я назвался «Проклятый скиталец».

– О! – только и произнес впечатлительный яриадец и ненадолго задумался. Потом, почесав заросшую волосами шею, предложил: – В таком случае никто не догадается, если произойдет подмена. Позволь мне сразиться вместо тебя. Тогда тебя точно не убьют, и я буду твердо уверен, что получу от тебя плату за свою нелегкую работу.