Влюбленные мошенники - Патриция Гэфни

Наступил третий вечер заточения, вечер четверга.

Рубен сел в постели и затушил окурок своей предпоследней сигары. Комната у него была большая и просторная; великолепная меблировка представляла собой причудливую смесь западного и восточного стилей: венецианские жалюзи на окнах, китайский фриз в виде дракона под лепным карнизом, ковер ручной работы на полу, потолок, расписанный аистами и водяными лилиями. В комнате было полно книг и журналов, но Рубену расхотелось читать. Часы на каминной полке пробили полночь. Дом наконец затих.

Только одна мысль утешала его в мрачной бездне отчаяния: Грейс вырвалась из лап Уинга, по крайней мере на какое-то время. Но она собиралась вернуться! Она состряпала какой-то рискованный план, который в случае успеха должен был стать для всех них чудесным спасением, а в противном случае – их общей могилой. Но в чем, черт возьми, этот самый план состоит?

Приготовления к свадьбе шли полным ходом: об этом Рубен узнал от самого Уинга, который в тот же вечер нанес ему визит в его роскошной тюрьме и сообщил, что передача партии опиума прошла благополучно, а брачная церемония назначена на завтрашнее утро и состоится во дворе, если позволит погода, в одиннадцать часов.

В течение двух дней Рубен наблюдал из своего окна с высоты третьего этажа, как внизу суетятся, слуги, подметая и вычищая двор, покрывая стены свежим слоем побелки. Потом двор украсили деревьями в кадках, бесконечными рядами цветов в горшках и ящиках, висячими фонариками, лентами, гирляндами и прочей мишурой. Живописное зрелище угнетало его чуть ли не до слез. Генри собирался сыграть роль священника, а Уинг смягчился настолько, что разрешил присутствие на венчании одного белого гостя, а именно Дока Слотера. Рубен никак не мог понять одного: каким образом им всем удастся удрать по окончании церемонии. Как унести ноги, не говоря уж о сотне тысяч долларов? Спору нет, он сильно опростоволосился при подготовке первоначального плана, но его все равно доводило до бешенства вынужденное безделье, пока Грейс, Генри и Док готовили второй.

В последнюю ночь, лежа в его объятиях в номере «Клеймонта», Грейс сделала ему стыдливое признание. Она была недовольна задуманным, потому что в случае успеха Уинг лишился бы только денег, а для него это не такая уж большая потеря. Конечно, с ее стороны это было не по-христиански, но она ничего не могла с собой поделать: ей хотелось нанести ему сокрушительный ущерб.

Рубен отнесся к ее чувствам с пониманием, но не настолько, чтобы всерьез задуматься над переделкой плана, уже приведенного в действие. Однако с тех пор кое-что произошло, и его намерения изменились.

Проституткой, которую послал ему Уинг в этот, как и в предыдущий, .вечер, оказалась Той-Гун, малютка с простеньким личиком, та самая, что под дулом «дерринджера» провела его в резиденцию Уинга из Дома Божественного Покоя и Удовлетворения. Она научила его странной карточной игре под названием «фу-фу» и рассказала о своей жизни в борделе – не слишком много, так как она до сих пор стеснялась и робела, но достаточно, чтобы заставить его похолодеть.

Ее бедное, но довольно счастливое детство внезапно оборвалось, когда ей исполнилось четырнадцать и родители продали ее торговцам живым товаром в Гонконге за двести долларов. Однако на невольничьем рынке в Китайском квартале за нее дали уже две тысячи долларов, с наивным тщеславием похвасталась Той-Гун, и с тех пор она стала собственностью Кай-Ши.

Как ей нравится такая жизнь? Она лишь пожала в ответ своими худенькими плечиками. С ней когда-нибудь обращались плохо? О нет! Никто ее не бил? О нет! Нет? Ну иногда, когда ей случалось провиниться. Это каким же образом? Ну… когда она ленилась, не умела угодить клиенту, не оказывала должного почтения своим хозяевам. А сам Кай-Ши ее когда-нибудь бил? На это вопрос Той-Гун отвечать отказалась. Она побледнела и спрятала лицо, но Рубен успел заметить искру смертельного страха, промелькнувшую в ее глазах. Маленькая, запуганная, совсем еще девчонка – при одной мысли о том, что кто-то мог поднять на нее руку, или ремень, или хлыст, ему стало тошно.

– Хотела бы ты бросить свою работу и уйти, если бы была такая возможность? – спросил он, и у него защемило сердце при виде выражения полной безысходности, омрачившего ее полу детское личико.

– Уходить нельзя, – ответила она. – Никогда.

Но если бы было можно?

– Нет, не можно. Никогда.

Той-Гун рассказала историю некой Кви-Хо, шестнадцатилетней «залетной пташки», сбежавшей из борделя в прошлом году. Наемники Уинга нашли ее и избили до смерти, хотя хотели только проучить, и тем самым навлекли гнев Крестного Отца уже на свои собственные головы за порчу ценного имущества. Той-Гун были известны и другие истории о девушках из других борделей, которые пытались бежать. Им отрубали ступни или вырезали языки. Ей никогда не приходилось слышать, чтобы чья-то попытка побега увенчалась успехом.

– Никогда уходить, – обреченно повторила она. – Никогда.

Когда настало время уходить – гостеприимство Уинга не простиралось так далеко, чтобы позволить девушке, находящейся на службе, потратить целый вечер на клиента, которого приходилось ублажать бесплатно, – Той-Гун попросила Рубена никому не рассказывать о том, что они ничем иным не занимались, кроме разговоров и игры в карты. Другими словами, что она его «не обслужила».

– Не говорить, ладно? – беспокойно повторила она.

Рубен отдал ей все деньги, что были при нем, и пообещал, что никому ничего не скажет. Теперь он был полностью согласен с Грейс: ему очень хотелось, чтобы с Крестным Отцом приключилось что-нибудь очень, очень скверное.

Он начал расхаживать по комнате, следуя привычным маршрутом: от кровати к окну, от окна к двери, от двери к кровати. Точно так же Грейс металась по гостиничному номеру накануне роковой встречи в «Красной утке». Рубен вспомнил, как она смотрела на них с Генри и говорила: «Кто-то же должен волноваться!» Теперь они поменялись ролями. У нее был план – Рубен от души надеялся, что у нее есть план, – но что, если Уинг разгадает ее маневр с такой же легкостью, что и в первый раз? Вдруг он не поверит, что Генри священник? Вдруг он отменит свадьбу, силой затащит Грейс в дом, а остальных вышвырнет за ворота? Он же ненормальный! Что, если он окончательно спятит, убьет всех, кроме Грейс, и будет делать с ней что захочет?

Рубен остановился у окна. В эту ночь тумана не было. Раскинувшийся внизу темный двор был тих и пуст, если не считать Носителя Секиры, стоявшего на часах у ворот. Сверху Рубену показалось, что это его старый приятель Ин Ре. Только в здании борделя еще горели несколько окон, но все, что за ними происходило, делалось в тишине. На мгновение Рубен позволил себе забыться. В его воображении отчетливо возникла непристойная картина: Крестный Отец, склонившийся над лежащей в постели Грейс. Он ясно видел шелковые одежды и длинные белые волосы Кай-Ши, ощутил сладковатый запах опиума, даже услыхал шелест желтой кожи, трущейся о белую. Если она снова попадет в лапы Уинга, ей будет страшно, сколько бы этот ублюдок ни накачивал ее наркотиками.