Веспасиан. Фальшивый бог Рима - Фаббри Роберт

Калигула с проницательной улыбкой посмотрел на Веспасиана.

— Не надо лгать мне, друг мой. Что, по-твоему, я делал с тех пор, как облачился в пурпур? Справедливо правил Римом?

Веспасиан пристально посмотрел ему в лицо. К его великому удивлению, взгляд Калигулы был абсолютно ясен и разумен.

— Ты совершил ряд великих дел, и в следующем году тебя ждут новые свершения, — осторожно произнёс он, стараясь не вспоминать кровавые события этого дня.

— Верно. Но самое моё великое свершение это то, что я поднёс зеркало к лицу Сената, чтобы они увидели в нём себя такими, какие они есть: подхалимы и льстецы, которые не могут жить иначе. В те годы, когда шли суды над предателями и изменниками, они только и делали, что оговаривали друг друга, рассчитывая заручиться благосклонностью Августа, Тиберия, Сеяна. Ибо знали: если удачно избавиться от политического противника, можно будет прибрать к рукам его деньги, пусть даже ценой утраты всякой чести и совести. Из-за них я потерял почти всех моих родных, и теперь честь требует от меня отомстить этим алчным ничтожествам.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Откровенность Калигулы слегка напугала обоих, тем более что в словах его была немалая доля истины.

— То есть все унижения были отмщением? — уточнил Сабин.

Калигула холодно улыбнулся.

— Естественно. Видишь ли, Веспасиан, твой брат пока ещё не понял главного. Постарайся это сделать ты. Скажи честно, я безумен?

Ответ, словно кость, застрял у Веспасиана поперёк горла. Что ещё хуже, как ни отвечай, он в любом случае выдаст себя.

— Отвечай! Причём отвечай правдиво. Ты действительно считаешь меня безумцем?

— Да, Божественный Гай.

Калигула расхохотался. Правда, взгляд его при этом остался холоден.

— Отлично, мой друг. Ты первый, кто честно сказал мне правду, даже если она может стоить тебе жизни. Конечно же, ты думаешь, что я безумен. Наверно, так оно и есть. Или же у меня просто нет желания сдерживать свои порывы. Как бы там ни было, но каждой своей безумной выходкой я унижаю Сенат. Мне интересно взглянуть, как низко они станут прогибаться и при этом льстить мне в надежде удостоиться моей благосклонности. Когда я лежал больной, они каждый день приходили под мою дверь, вознося молитвы и совершая жертвоприношения богам ради моего скорейшего выздоровления. Хотя на самом деле каждый в душе мечтал поскорее увидеть меня мёртвым. И я решил, что заставлю их униженно ползать передо мной, заставлю их делать то, чего ещё не делал ни один римлянин: поклоняться живому богу. Ты посмотри на них: они это делают. Но ведь я никакой не бог, и они это прекрасно знают. Более того, они знают, что мне известно, что они это знают. И, несмотря на это, мы все продолжаем притворяться. Ведь даже ты в моём присутствии делаешь вид, будто перед тобой бог.

Веспасиан сглотнул комок.

— Да, Божественный Гай.

— Разумеется, ведь тебе дорога твоя жизнь. В моих руках неограниченная власть, какой нет больше ни у кого в целом мире. Но что такое власть, если ею не пользоваться? Люди боготворят тех, в чьих она руках, в расчёте на вознаграждение. Это так приятно и забавно! Помнишь того идиота, который предложил свою жизнь в обмен на мою? Он ожидал, что его раболепие будет вознаграждено, я же поймал его на слове. Зато я подарил миллион сестерциев лжецу, который клялся, будто видел, как дух Друзиллы поднимается к небесам, чтобы там общаться с богами. И вот теперь эти бараны пребывают в растерянности. Я всё толкаю и толкаю их, потому что могу это делать, и главное, получаю от этого удовольствие.

Веспасиан нахмурился.

— Однажды ты толкнёшь кого-то слишком сильно.

— Неужели? Вряд ли. Если кто-то действительно сумеет меня убить, что крайне трудно сделать, этот человек умрёт вместе со мной. Скажи, кто из присутствующих осмелится на это, зная, что лишится всей свой собственности и таким образом пустит семью по миру? Вы?

Веспасиан и Сабин промолчали.

Калигула усмехнулся и поднялся с ложа.

— Вот видите. Конечно же нет. Вы такие же, как и все остальные. И я сейчас вам это докажу.

С этими словами он подошёл к стоящему у дверей Корвину. Клемент стоял рядом; на нём не было лица.

— Корвин, могу я тебя просить...

— С удовольствием, Божественный Гай, — ответил Корвин и, открыв дверь, скрылся за ней.

Оттуда раздался крик, и Корвин показался снова, грубо ведя за руку обнажённую женщину.

— Клементина! — крикнул Сабин, вскакивая с ложа.

Веспасиан в последний миг удержал его, крепко схватив за плечи.

— Нет! — прошипел он. — Калигула прав. Ты умрёшь, а твоя собственность будет конфискована. Клементина и ваши дети станут нищими.

— Какая прелесть, не правда ли? — с нескрываемым злорадством произнёс Калигула. — Корвин сам вызвался привезти её оттуда, где ты её спрятал. Мне даже не пришлось его об этом просить. Согласись, Клемент, это весьма любезно с его стороны.

Клемент закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Его буквально трясло от ярости. Позади Клементины и Корвина музыканты продолжали извлекать из своих инструментов нежные, гармоничные звуки.

Веспасиан крепко держал Сабина. Брат рыдал и пытался вырваться. Калигула схватил Клементину за руку.

— Твой муж только что ломал голову над тем, как ему отблагодарить меня. Как же ему повезло, что способ нашёлся так быстро, — с этими словами он злобно посмотрел на обоих братьев. — Бараны?

Казалось, время замерло. Звуки сделались едва различимы. Веспасиан подавил в себе ужас. Сделав каменное лицо, он выдержал взгляд Калигулы. Внезапно он понял: тот ошибался. Его убьют, причём убьют уже скоро. Потому что иначе просто быть не может.

Вот только кто потом займёт его место?

Веспасиан повернулся и, стараясь не выдать отвращения, посмотрел на Клавдия, единственного прямого наследника династии Юлиев-Клавдиев. Ёрзая и пуская слюни, тот таращился на голую Клементину и одновременно машинально тискал грудь Мессалины. Он также заметил, как Мессалина и её брат Корвин сначала пристально посмотрели на Клемента, после чего обменялись многозначительными взглядами. И тогда он понял: Корвин устроил это нарочно. Он умыкнул Клементину, сестру префекта претория, и привёз её сюда, чтобы её обесчестил Калигула. Так как знал, что в конечном итоге Мессалина окажется в выигрыше, ибо выбор невелик и следующим императором станет её муж.

Веспасиан украдкой посмотрел на сестру Калигулы Агриппину. Та, держа в руках рыжеволосого младенца, с нескрываемым отвращением глядела на Мессалину. Кстати, младенец этот также был наследником, правда, слишком юным. Затем взгляд Веспасиана переместился на Цезонию Милонию. Несказанно гордая тем, что беременна семенем Калигулы, она свысока посматривала на других женщин. Впрочем, что-то подсказывало Веспасиану, что плод её чрева будет недолговечным и не переживёт своего отца. Так что следующий претендент на императорский пурпур всё же Клавдий. В этом не оставалось сомнений. Веспасиан снова посмотрел на убогого сына Антонии. Туника Клавдия вздыбилась бесстыдной эрекцией. И это самый достойный из потомков Цезаря? Доколе Рим будет терпеть этот позор?

Из оцепенения его вывела дрожащая нота флейты, а в следующий миг, словно наяву, в его ушах зазвучала пронзительная песня Феникса. Он снова скользнул взглядом по наследникам Цезаря. Ему невольно вспомнилось пророчество Тразилла, и он понял, с каким вопросом однажды вернётся в святилище Амона в Сиве. Впрочем, озарение это длилось считанные мгновения. Вскоре в сознание вновь ворвались звуки флейты, и он из мира мечтаний и грёз перенёсся назад, в жестокую, безумную реальность.

Клементина с мольбой в глазах посмотрела сначала на мужа, затем на брата. Увы, те были бессильны что-либо сделать, ибо её грубо тащил за собой тот, в чьих руках были жизнь и смерть любого из них.

Двери закрылись. Гробовое молчание прорезал крик Клементины. Клемент подошёл к братьям и шепнул на ухо Сабину:

— Не здесь и не сейчас, но там и тогда, где я скажу. Вместе.