Сын Авонара - Кэрол Берг

— Я спас тебе жизнь… — Слова сорвались у него с языка, прежде чем он успел сдержаться. — О, будь все проклято! Мы не можем все время цепляться за прошлое. Давай начнем заново и попытаемся быть вежливыми. — Он вздохнул. — Не хочешь присесть? Может быть, вина? Каких-нибудь закусок?

— Спасибо, я постою. И я ничего от тебя не приму.

— Отлично. — Он тронул пальцем карандаш, забытый на столе и нарушающий безукоризненный порядок.

— Когда я узнал, что ты здесь, я решил, настало время поговорить с тобой об этом. Я уже давно собирался, но не представлялось возможности.

— Ты знаешь, где я живу, Томас, и прекрасно знаешь, где меня можно найти каждый год в первый день осени.

Его лицо окаменело, он смел карандаш на пол. Я приказала себе не дразнить его дальше, ведь меня действительно снедало любопытство, а в кармане лежал дневник дж'эттаннина. Брат подошел ближе, я сложила руки на груди. Сомнительная защита. Но я никак не ожидала услышать от него следующие слова.

— Сейри, я хочу, чтобы ты вернулась домой. — Он быстро продолжил, не дав мне времени прийти в себя от изумления. — Я получу для тебя полное прощение у Эварда. Вина будет искуплена. Тебе больше никогда не придется снова… делать это, если ты вернешься в Комигор.

— Ты сошел с ума. — Это единственное объяснение.

— Это неправильно, что ты ведешь подобную жизнь.

— Как ты смеешь меня судить!. Ты ничего не знаешь о моей жизни. Ты никогда не понимал меня. Или ты воспринимаешь мое положение как очередное пятно на своей репутации?

— Нет! Это не так. Посмотри на себя, Сейри. Когда ты смотрела на себя в последний раз? — Прежде чем я успела возразить, он схватил меня за плечи и подтащил к зеркалу в ажурной раме, висевшему среди его трофеев.

Давно не смотрела. Я заморгала, пытаясь разобрать, где чье отражение, я никогда не замечала, насколько мы с Томасом похожи. Но было и множество различий. Во мне еще сохранялись некоторые девичьи черты, но медно-рыжие волосы потускнели, кожа загрубела от лет, проведенных под солнцем и ветром, в углах глаз залегли морщинки, но в них светилось и знание, которое никогда не отражало мое зеркало в Комигоре. И еще я сильно обносилась. Воротник и манжеты белой блузы протерлись, коричневая юбка выцвела, измялась и была не особенно чистой. Я казалась запущенной и усталой, словно заброшенный сад.

— Что оскорбляет тебя больше, Томас, что я бедна или что мне тридцать пять?

Он не ответил, я снова взглянула на отражение своего брата, в его карих глазах было что-то, чего я не видела уже давно. Сарказм и злость ушли, остались только груз прожитых лет, горечь и огромная скорбь.

— Почему ты уверен, будто мне небезразлично твое мнение обо мне, о том, как я живу, что делаю? Что позорного в том, что я ем выращенное своими руками или выменянное, что круглый год хожу в одной юбке? Неужели ты думаешь, это так меня тяготит, что я соглашусь жить под одной крышей с убийцей моего сына?

Он развернулся и отошел от меня, потирая шею длинной сильной рукой.

— Нет. Все это не имеет никакого отношения к тому, что я хочу сказать. Глупо думать, будто я смог бы сделать это, не вороша прошлого… — Голосом таким тихим, что я с трудом расслышала его, он произнес: — Мне снятся сны, Сейри. Кровавые кошмары, не покидающие меня с того дня. Одиночество и гибель. Огонь. И магия. Я вижу тебя с ножом в спине… и ребенка… святой Аннадис, ребенка… Сон заглатывает меня, пока я не начинаю жить в этом кошмаре, а моя настоящая жизнь превращается в сон. — Он развернулся и вытянул руку, закрыв глаза. — Не говори ничего.

Он перевел дыхание и продолжал:

— Ты можешь не поверить мне, Сейри, но я был уверен абсолютно — то, что я делаю, правильно. Что все это ради блага… семьи… тебя. Я думал, сны преследуют меня, потому что я слаб, а не потому, что сделал что-то не так. Но несколько дней назад сны ушли, исчезли, словно их никогда не было. Казалось бы, какое счастье. Но вместо них… Словно я пятнадцать лет был слеп и только теперь увидел, что с нами произошло. С тобой. И теперь, если сны вернутся, я не знаю, что буду делать, потому что до сих пор я жил с уверенностью в своей правоте. И в довершение всего я услышал твой голос у ворот сегодня. Меня охватило безумие, я не мог так просто отпустить тебя.

Я заговорила, но он снова прервал меня.

— Нет. Погоди. Выслушай меня, потому что я не знаю, что открыло мне глаза и развязало язык. Через три дня я покину город. Был вызов, и серьезный, от одного взбунтовавшегося вождя с запада. Разумеется, я должен им заняться. Нелепая, гадкая ситуация, но я не думал о ней до последних событий. И теперь…

Он никак не мог подобрать слова, но он мой брат… почти близнец. Я прочла по его лицу то, что он не мог сказать.

— Ты боишься, Томас. Чего?

— У меня есть сын десяти лет. Я часто покидаю Комигор, иногда на месяцы, и раньше я не думал об этом. Это мой долг. Но в этот раз… — Он прошелся по комнате, прежде чем продолжать. — Может быть, так удача покидает солдата. Некоторые говорят, это чувствуешь заранее. Но мое единственное желание — убедить тебя быть с ним в Комигоре, тогда я буду спокоен. — Он подбежал к балконной двери и ударил по перекладине так, что стекла задребезжали.

— Проклятие! Я спятил!

Сороки стрекотали в саду, журчал фонтан. Поглаживая пальцами груз в кармане, я размышляла над странным признанием брата. В его безумие я не верю.

— Томас, где Дарзид?

Брат развернулся, поглядев на меня так, будто я спросила его о ценах на рынке.

— При чем тут…

— Просто ответь.

— Он уехал в Валлеор по срочному делу, семейному, с каким-то старым другом или кузеном.

— Твои сны исчезли до того, как он уехал?

— Нет. К чему ты клонишь?

— Значит, после его отъезда.

— Нет, то есть не совсем. Это произошло, когда я приехал из Комигора сюда. Дарзид ездил по окрестностям Фенсбриджа — хотел купить новую лошадь, когда его вызвали. Он никак не связан со всем этим. Он сказал бы мне, что незачем говорить с тобой.

Новая лошадь. А вовсе не поиски беглого слуги. Одно за другим я укладывала слова Томаса в мозаику, но цельной картины пока не получалось.

— Он знал, что ты едешь в Монтевиаль?

— Нет. Я приехал сюда неожиданно. Сейри…

— Не перебивай. Он раньше покидал тебя так надолго?

— Наверное, раз или два. Он самый верный и преданный из всех помощников.

— Будет ли верно предположить, что за все время своей службы Дарзид всегда, за исключением последней недели, знал, где ты находишься?

— Это глупо.

— Я права?

— Наверное, это так, но…

— Теперь скажи. Кто открыл, что у Мартина живет чародей? Кто добыл всех этих нелепых свидетелей? Дарзид, не так ли?