Мечи Эглотаура. Книга 1 - Эдуард Мухутдинов

Потянулись поля, засеянные всякой съедобной всячиной, на многих уже убрали урожай. Сел и деревень видно почти не было, лишь изредка на горизонте можно было углядеть неровности пейзажа — далекие дома. Через некоторое время крестьяне трудились уже под наблюдением военных. Я не понял, в чем причина такой ситуации, но Жуля объяснила, что здесь наиболее опасные места. Когда всякий сброд из Орейки собирается и решает прорваться в Райа, первыми жертвами обычно становятся мирные жители этой своеобразной границы. Поля, что ближе к порту, находятся под покровительством тамошних уголовных авторитетов, а вот на эти их интересы уже не распространяются, по крайней мере, не до такой степени, чтобы защищать.

В общем, у меня сложилось впечатление, что Райа — административная столица Тратри, а Орейка, несмотря на свои малые размеры и подчиненность Райа, столица преступного мира страны. Жуля подтвердила догадку, уточнив, что не только страны, но еще и едва ли не всех соседних государств.

— Замечательно, — сказал я. — И как же ваш многократно при мне хорошо поминаемый король мог такое допустить?

Жуля почему-то обиделась.

— Но это ведь очень разумное решение. Аррад Альтеррад находится в мире с королем преступного мира. Сразу после Двадцатилетней войны была попытка разом покончить с преступностью, но с треском провалилась… И Альтерраду пришлось договориться с Шгрио. Это, наверно, единственное дело, где король оказался вынужден отступить, но то и в самом деле была задача невыполнимая.

Показался пропускной пункт. Несколько мрачного вида мощных гвардейцев хмуро оглядели нас и допустили до святая святых — в недра пункта, где, по идее, должны были раздеть догола, досконально поковыряться в одежде и дырках тела, дабы выяснить, не пытаются ли незваные гости провезти в стольный город нечто запрещенное государственными, человечьими, эльфийскими и прочими законами. На практике, разумеется, ничего такого не произошло. Чиновник опытным глазом определил, что дурного от нас ожидать не приходится, высоких пожертвований на благо его и его семьи — тоже, и пропустил дальше. Таким образом, спустя совсем немного времени мы уже удалялись, сопровождаемые мрачными взглядами других хмурых гвардейцев, которые — я чувствовал! — до смерти завидовали нам и мечтали поскорее отслужить неделю и вернуться домой. А за нами столь же быстрыми темпами уже проходил досмотр следующий путник.

— Все-таки это не дело, — бросил я наконец, нарушая молчание.

Жуля вопросительно посмотрела на меня.

— Пусть даже проверка спустя рукава, но все равно проверка, — упрямо повторил я. — Неприятно. Оскорбительно.

Девушка пожала плечами, но ничего не сказала.

Теперь слева было поле, а справа — темнел лес. Довольно редкий лесок, надо сказать, особенно по сравнению с тем, что находится за горами. Как там его название? Леса Судеб…

Вечерело. Сумерки сгущались, кушать хотелось все больше, но я тешил себя мыслями, что скоро показутся прочные городские стены, за которыми не нужно бояться разбойников и грабителей. Каких разбойников и грабителей? Тут же патрули кругом! А какая разница? Может, патрули, а может, и нет. Вон, громила посреди дороги стоит столбом, голову к небу задрал, что-то высматривает. Путники его обходят-объезжают, ибо боязно такую громадину потревожить.

Я поравнялся с громилой и с интересом поглядел на него. Выражение лица неожиданно оказалось совсем не задумчивым и не философским, с коим подобает наблюдать за звездами или облаками, а обреченным. Действительно, отчаяние было на нем, да и в глазах тоже. Я удивился и не удержал любопытство.

— Уважаемый, — позвал я его. Громила с неохотой отвел глаза от неба и глянул на меня, на Жулю, потом вернулся к созерцанию. — Эгей, любезный!

— Чо?

Глас оказался гулким, глухим, как из бочки. Если б я не видел говорившего, то так бы и решил, и никто б разубедить в том не сумел. Но вот ведь…

— Может, мы можем чем-то помочь?

— Не. Мне ничем не помочь.

И такая безысходность сквозила в этих словах, что я понял: помочь ему просто необходимо.

— А в чем дело?

— Вот. Жду.

— Чего ждешь?

— Да вот, счас камень свалится.

— Чо?

— Камень, говорю, свалится.

— Откуда?

— Оттуда, — громила повел глазами, и я ясно понял, откуда свалится. С неба. Ну, это еще можно понять, в мире и не такое бывает. Но при чем тут камень?

— Ну и что?

— На меня свалится.

— Почему?

— Дык я стою здесь.

— Да? — тупо переспросил я. Ответа не последовало. Видимо, громила тоже посчитал вопрос недостойным ответа.

— А если вы отойдете, он все равно свалится на вас? — осторожно спросила Жуля.

— Не.

Мысль наконец оформилась. Да, порой приходится удивляться собственному идиотизму. Я глянул вверх. Показалось или и в самом деле в небе стремительно вырастала в размерах темная точка?

— Так отойди! — заорал я.

— Чо?

— Отойди, дуболом!

Лицо детины просветлело:

— А! И правда!..

Он опустил взгляд и сделал три неуверенных, но гигантских шага вперед. Пахтан заржал и шарахнулся вбок, отталкивая заодно и кобылицу Жули; я едва удержался в седле. В следующее мгновение рядом что-то просвистело, разорвалось, полыхнуло; ударной волной меня все же сбросило с коня, хорошо хоть Жуля с Халой оказались подальше.

Я ошалело замотал головой, в глазах плясали искры, рядом отфыркивался конь-демон. Жуля соскочила с лошади и с большими глазами кинулась проверять мое состояние. Но вроде как повреждений я не получил, отделался разве что несколькими синяками. В нескольких шагах впереди на дороге зашевелился дуболом, гулко грохнул себя кулачищем по лбу, покряхтел и встал. Похоже, ему почти ничего и не досталось.

Посреди дороги зияла воронка шириной шага в четыре, глубиной в два, с маленьким круглым спекшимся камешком в центре. У меня зашевелились волосы, когда я представил, что было бы, скакни Пахтан не вправо, а влево. Или даже просто стой на месте, все равно не осталось бы ничего, кроме кровавых ошметков. Кто тут камешками кидается, хотел бы я знать.

— Что это было? — Жуля говорила шепотом, как будто в воронке спал кто-то страшный.

— Не знаю. Метеорит какой-то. — Я внимательно посмотрел на дуболома, который стоял на краю ямы и рассматривал камешек. — Может, он знает?

— Чо?

— Откуда, говорю, ты знал, что сюда что-то упадет?

— Я знал?

— Да, ты, конечно. Ты же стоял и ждал?

— А… Ну да.

— Ну и откуда тебе было известно, что сюда упадет метеорит?

Дуболом несколько секунд переваривал вопрос.

— Не знаю.

Вот дубина!

— Чего же тогда стоял?

— Дык упал же!

— Кто упал?

Опять размышления.

— Ну… Камень.

Мы с Жулей переглянулись. Девушка уже оправилась от потрясения и теперь едва сдерживала смех. Мне же было совсем не до смеха. Я ощущал, что стремительно тупею.

— Да. Упал. И ты знал, что он упадет. Так?

— Не. Он не упадет. Он уже упал.

— Ну да, разумеется. Ты знал, что он упал. Так?

— Угу.

— А откуда ты это знал? Вопрос понятен?

Дуболом поразмышлял еще немного, потом кивнул. Наконец-то! Я стал ждать ответа. Дуболом тоже чего-то ждал. Мы пялились друг на друга, пока я не выдержал.

— И?

— Чо?

— Откуда ты знал, что он упал?

Дуболом подумал, потом медленно поднял руку. Я напрягся: вдруг начнет сейчас крошить все вокруг? Не уверен, что справлюсь с такой махиной. Однако детина развернул кисть ладонью вверх, вытянул толстенный указательный палец и ткнул им вверх.

— Во. Оттуда.

Жуля давилась хохотом. А я понял, что ничего не понял. Ну и ладно. Одним вопросом больше, одним меньше — что нам, не привыкать!

Махнув рукой, я плюнул на небесные проблемы и уделил внимание своему несчастному коньку. Пахтан дико вращал глазами и порывался удрать, но после тычка кулаком в пузо быстро присмирел. Отряхнув его шкуру от пыли и грязи, я со стонами вполз в седло и подал команду выступать.

Через какое-то время мы обнаружили, что дуболом следует за нами, не отставая. Вечер уже вступил в свои права, но вот впереди появились белоснежные стены Райа, и лошади, радостно заржав, прибавили ходу без излишних напоминаний со стороны седоков. Фигура же дуболома не уменьшалась.

Ворота еще были открыты, но путников, желающих попасть в город, уже почти не осталось. Только запоздавшие, подобно нам. Стены вздымавшиеся вверх на десять человеческих ростов, завершались замысловато оформленным парапетом, между узорами почти терялись отверстия бойниц, и становилось ясно, что такой узор неспроста, и служит не только для украшения, но и оборонным целям.

Дуболом догнал нас у самых ворот. Я резко развернул Пахтана и направил грудью на громилу. Тот остановился и, тяжело дыша, уставился на меня.