Золотой цверг - Вадим Проскурин

От нее ничего не требовалось Никто не ждал, что она будет участвовать в бою наравне с остальными, никто не был готов доверить ей свою жизнь. В любой войне нужно пушечное мясо, это очевидно каждому, кто хоть раз задумывался над этим вопросом, но Тхе Ке не понравилось, что в этой войне роль пушечного мяса отводилась ей. При обнаружении подозрительного объекта Тхе Ке должна была перехватить его и выяснить, что за люди находятся внутри машины. Далее следовало доложить старшим товарищам и действовать согласно их указаниям. Тхе Ке прекрасно понимала, что если в машине окажутся солдаты, она проживет ровно столько, сколько нужно пуле, чтобы преодолеть расстояние до ее головы. Никакой любитель не сравнится в скорости реакции с профессиональным бойцом, а это значит, что первое же боевое столкновение окажется для нее последним. Тхе Ке понимала, что кто-то должен занять отведенное ей место, что глупо подвергать опасности жизни опытных воинов, когда можно обойтись тем, кого не жалко, но все равно она не могла убедить себя в том, что это справедливо. Она понимала, что так проявляется ее эгоизм, но ничего не могла с ним поделать.

Когда на горизонте показалась лодка ящеров, Тхе Ке подумала, что, может быть, все обойдется. Она скажет ящерам, чтобы они убирались назад, и они уберутся, потому что трусливые ящеры боятся людей, достаточно направить на ящера пистолет, и он сразу убегает, это все знают. Тхе Ке не думала тогда, как она будет объясняться с ящерами, она думала только о том, что это не имперские солдаты, а значит, у нее есть шанс остаться в живых.

Когда в лодке обнаружилось два человека, она все еще надеялась. Ей так хотелось верить, что они говорят правду, что они действительно геологи, что они действительно потерпели аварию и их спасли ящеры. Хотя, если подумать здраво, какие могут быть геологи в самом сердце Олимпийских болот? И с каких это пор ящеры спасают людей, попавших в беду в их владениях?

Сейчас Тхе Ке пребывала в полной прострации. Нельзя сказать, что она была сломлена, она до сих пор отказывалась отвечать на все вопросы, связанные с обороной города. Анатолий подозревал, что она толком ничего не знает, но он не мог ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Не пытать же ее!

Подумав, Анатолий решил рискнуть. Вряд ли у мятежников под ружьем очень много бойцов и тем более вряд ли они ожидают встретить серьезную атаку со стороны правительственных войск. Если в первый день революции они грамотно заложили и подорвали заряды, сейчас правительственных войск почти не осталось, а те, что остались, деморализованы. Так что у мятежников нет необходимости окружать город сплошным кольцом обороны, можно ограничиться только блокпостами на важнейших дорогах. А если это так, получается, что путь к центру города открыт. Могут быть еще патрули на улицах… ничего, как-нибудь справимся.

Анатолий поднял голову и огляделся по сторонам. Якадзуно стоял спиной к нему и смотрел невидящим взглядом в толщу тумана. Фесезл сидел на собственном хвосте рядом с Тхе Ке и всем своим видом демонстрировал, что внимательно следит, чтобы она не сбежала и не начала драться. Говелойс приноравливался к пистолету, отнятому у Тхе Ке, он прохаживался взад-вперед по площадке и время от времени резко вскидывал пистолет и прицеливался в разные предметы. Он не соврал, когда говорил, что много играл в виртуальности.

– Говелойс! – позвал ящера Анатолий. – Пистолет на предохранителе?

– Да, конечно, – Говелойс чуть-чуть обиделся. – Я же не дурак какой.

– Хорошо. Как лодка?

– Нет больше лодки.

– Затонула?

– Наполовину. Лежит на мели, корпус пробит. Двигатель цел, его можно снять…

– Нельзя, у нас нет времени.

– Может, хотя бы аккумулятор?

– Тоже нельзя. Значит, так. Все забираемся в машину, я за руль, Якадзуно рядом, будешь штурманом. Вы трое назад, Фесезл сзади меня, будешь держать пулемет наготове, если что, подашь. Сам стрелять не пытайся, там специальный сканер, нужна метка класса D или выше.

– Что будет со мной? – спросила Тхе Ке.

– Пока прокатишься с нами, а потом решим. Все, поехали!

2

Произнесены последние слова панихиды, зазвучала тихая музыка. Транспортер на большом мраморном столе пришел в движение, и пустая деревянная коробка отправилась в кремационную камеру. Глупо, подумал Рамирес, совершать богослужение вокруг пустого ящика, потом сжигать его, а пепел сгоревшего дерева складывать в урну и потом захоранивать с почестями. Но, с другой стороны, любые похороны – в первую очередь символ, почести оказываются не трупу, а той душе, что обитала внутри него, когда человек был живым. И кому какое дело, что находится внутри гроба – семьдесят килограммов подтухшего мяса или вообще ничего?

В углу стола раскрылся неприметный люк, из которого выехал маленький лифт с установленной на нем урной. Все, кремация закончена. Рамирес выступил вперед.

– Спасибо, господин Кобато, спасибо, господин Ваджь-яхва, – поблагодарил он православного священника и муллу, проводивших церемонию. Вообще-то к служителям веры принято обращаться “отец”, но для члена братства такое обращение недопустимо.

– Братья и сестры! – начал речь Рамирес. – Сегодня мы хороним двух достойнейших людей, отдавших нашему делу самое дорогое, что у них было – свою жизнь. Брат Илья Коровин и сестра Алсу Усмани пожертвовали собой во имя всеобщего счастья, во имя того, чтобы наша революция не задохнулась, умывшись кровью, а открыла новую эру в жизни планеты. Наша планета станет раем, и когда это произойдет, в этом будет заслуга и Ильи Коровина, и Алсу Усмани. Наш народ их никогда не забудет.

Братья и сестры! Вчера пролилась первая кровь. Мы знали, что так будет, но никто не ждал, что это будет так скоро. Враг не дремлет. Военные свиньи все еще ждут своего часа, который никогда не настанет. Остатки имперской армии прячутся в болотах и джунглях, недобитые псы зализывают раны, сбиваются в стаи и ждут, когда накопят достаточно сил, чтобы напасть.

Братья и сестры! Будьте бдительны. Я знаю, кое-кто из вас думал, что братство предоставит вам путь к грядущей карьере, прямой, удобный и бесплатный. Вы правы, братство предоставит вам путь, но он будет труден и опасен. Служение великому делу всегда трудно и опасно, и наше дело не является исключением из этого правила. Нас всех ждет большой труд, и этот труд будет вознагражден, когда на Деметре настанет эпоха всеобщего единения. Мне печально говорить об этом, но первая жертва не будет последней, кому-то из вас придется положить жизнь на алтарь во имя того, чтобы эта эпоха настала. Видит Бог, я хотел бы всем сердцем, чтобы можно было обойтись без этого.