Помощник хирурга - Патрик О'Брайан

Насколько удалось разобрать в свете тусклых фонарей, две из них были устланы соломой, в третьей стояла кровать. Тут друзей и оставили в полной темноте.

После длинной, мрачной и ветреной ночи — жутко беспокойной для Джека, тревожной для Стивена и мирной только для Ягелло, молодой кишечник которого несколько пришёл в себя после расстройства, — первые лучи серого рассвета позволили узникам рассмотреть свои комнаты. Три крошечных и очень грязных помещения сообщались между собой, в каждом имелась бойница, выходящая на глухую высокую стену за пересохшим рвом, в каждой также имелась дверь с зарешёченным окошком, ведущая в коридор. Обилие дверей и окон в столь маленьких помещениях и на такой высоте порождали весьма сложное сочетание сквозняков, в добавок к этому в первой комнате имелась ещё одна дверь в стене по левую руку, наглухо запертая и прикрученная болтами, а также выступающая из башни пристройка — по-видимому, примитивная уборная или место уединённых встреч самих тамплиеров, сквозь открытое основание которого проникал завывающий ветер, если дул норд или ост.

Складывалось ощущение, что до недавнего времени в этих комнатах жил человек, пленник с определенным положением. В первой комнате имелись сносная кровать и умывальник, вода в который подавалась из подвешенной под потолком ёмкости, вторая служила для приёма пищи, третья являлась кабинетом или музыкальной комнатой — в углу ещё валялись изодранные книги и сломанная флейта, а судя по грязным вырезанным на стене надписям, оставленным многими поколениями заключённых, как раз здесь узник обычно и проводил большую часть времени.

Именно через присутствующее в этой комнате окно можно было увидеть больше, остальные оказались лишь чуть крупнее отдушин в толстой и холодной стене. Но здесь, поднявшись к потолочным брусьям, можно было увидеть ров внизу, стену за ним и уходящую влево вереницу выступающих пристроек, каждая усеянная множеством растений, удобрявшихся на протяжении примерно шести сотен лет.

Таково было впечатление от первого проведённого в заточении утра, и поразмыслив, Стивен сказал, что их поместили в башню Курси, вероятно в ту часть, которая обращена к Рю-де-Нёф-Фиансе, подальше от главной башни.

— Главной башни какого замка, скажите пожалуйста? — спросил Ягелло.

— Ну конечно же Тампля, — ответил Стивен. — Того самого Тампля, в котором заточили короля, вместе с большей частью его семьи.

— Тампль, где убили Райта, — мрачным голосом добавил Джек.

Заскрежетали ключи и вошёл стражник. Джек одарил его хмурым взглядом, тот же осведомился, не желают ли господа позавтракать или отправить какое-нибудь послание. При обыске изъяли такие опасные вещи, как бритвы и приличную кучу денег Стивена. Пузырёк с ядом найден не был, что было вполне понятно, ведь обыскивали только одежду. Остальное забрали под опись, утверждая, что заключённые могут получить часть денег для покупки еды или обеспечения сносного комфорта. Спиртные напитки не разрешались, как и любые газеты, кроме Moniteur.Джентльмены могут позавтракать обычной тюремной едой, сказал стражник (весьма меланхоличный малый), или же могут послать за продуктами себе по вкусу. Если они выберут второй вариант, Руссо — похлопав себя по выступающему над ремнём пузу, — к их услугам за весьма скромное вознаграждение. Тюремщик был неспешным и грузным мужчиной, но до пенни знал размер изъятойя у них суммы. Дело светило приличными барышами, и его отношение было настолько обходительным, насколько он только мог. Кроме того, на его бесформенном и широком лице отсутствовала злоба, хотя страж явно пребывал не в лучшем расположении духа.

— Меня устроит обычный паёк, — сказал Ягелло, у которого не было ни гроша в кармане.

— Чепуха, — Стивен кивнул Руссо. — Конечно же, мы отправим за едой. Но сначала я бы попросил вас позвать хирурга, так как тот джентльмен нуждается в его внимании.

Руссо медленно повернул голову к Джеку, который и вправду выглядел ужасно бледным, и какое-то время его рассматривал.

— Но у нас нет хирурга, сэр, — наконец произнёс он. — Последний ушёл три недели назад. А ведь когда-то было целых семь человек, да ещё и аптекарь. Ох, как мне жаль.

— Тогда передайте наилучшие пожелания заместителю коменданта и скажите, что я буду рад пообщаться с ним когда ему будет удобно.

Удобно оказалось гораздо раньше, чем ожидал Стивен. Руссо вернулся через несколько минут и повёл заключённого под конвоем из пары солдат вниз по множеству пролётов и лестниц.

Тюремщик был по-прежнему мрачен, но повернув за один из многочисленных углов, остановился и, указывая на прорезанную в каменной толще дыру, сказал:

— Тут раньше лежали гробы, до того как мы их отправляли. Шагайте, сэр. Когда-то у нас и гробовщик свой был, работы ему хватало каждый божий день.

Обращение с ним заместителя коменданта оказалось сухим и формальным, но ничуть не грубым или деспотичным, и через какое-то время Стивен уловил в нем нечто почти примирительное, какое-то скрытое неудобство, которое он и ранее замечал у разных людей во Франции — это возможно не осознаваемое до конца чувство неуверенности или сомнений в том, на правой ли ты стороне. Чиновник выразил сожаление в связи с отсутствием хирурга и согласился, что оного можно пригласить со стороны.

— Хотя раз вы и сами медик, — сказал он, — я могу тут же отправить за лекарствами, если вы согласны лечить пациента.

Однако Стивен хотел совсем другого.

— Вы очень добры, сэр, — сказал Мэтьюрин, — но в текущей ситуации я бы не хотел принимать на себя ответственность. Капитан Обри очень влиятельный человек в своей стране, его отец член парламента, и мне бы крайне не хотелось нести ответственность за любое несчастье. Я думал, что можно позвать доктора Ларрея...

— Хирурга императора, сэр? — Комендант вскочил. — Вы это серьёзно?

— Мы учились вместе, сэр, и он недавно присутствовал на моем выступлении в Институте, когда мне выпала такая честь, — просто сказал Стивен и заметил, что удар попал в цель. — Но судя потому, что я прочёл в Moniteur, он пробудет до конца недели в Меце. Возможно, найдётся какой-нибудь местный доктор?

— В конце улицы живёт доктор Фабр, — сказал комендант. — Я за ним пошлю.

Доктор Фабр оказался очень молодым, недавно отучившимся, застенчивым и весьма обходительным. Он тут же явился, и комендант по какой-то причине, вероятно чтобы подчеркнуть престиж тюрьмы, ошеломил юнца сообщением, что Стивен — птица большого полёта.

Поднимаясь наверх, Фабр признался, что на самом деле пропустил лекцию доктора Мэтьюрина в Институте, однако смог ознакомиться с рефератом. И был очень впечатлён созвездием собравшихся там светил, включая его бывших профессоров доктора Ларрея и доктора Дюпюитрена. Он имел честь быть знакомым с месье Гей-Люссаком, прошептал доктор уже у самой двери.