Походы и кони - Сергей Мамонтов

— А его чудная кобыла и английское седло?

— Кобылу убили, седло он потерял и перчатки больше не носит.

— Заместо “брикфеста” ист кавун, — добавил другой казак. — И больше не броится. Борода ему к лицу.

Во время драмы с отрубленной головой корреспондента поблизости не было. Сперва он не хотел верить, но ему показали голову. Тогда он воскликнул:

— Почему меня не предупредили, я мог бы сделать хорошую фотографию.

БРЫНЬКОВСКАЯ

Благодаря взятию станицы Ольгинской, которая занимала центральное положение в четырехугольнике между озерами и плавнями, мы смогли восстановить связь с Приморско-Ахтарской, где находились наши обозы, лазареты и патроны. Но красные занимали станицу Брыньковскую между двумя озерами и угрожали нашим флангам и сообщениям.

После дневки в Ольгинской, необходимой для лошадей, дивизия в полночь тихонько направилась к Брыньковской. Обе батареи шли впереди с Бабиевым. Полки следовали. Но на этот раз красные были настороже и встретили нас пулеметным огнем. Была кромешная тьма, и у нас потерь от красного огня не было. Но батарея ничего не видела и не могла стрелять. Кроме того, красные выкопали окопы, что усложняло дело для нашей конницы. Бой затягивался.

Видя, что внезапность не удалась, Бабиев переменил тактику. Тут был небольшой лесок. Бабиев поставил за ним полки и обе батареи так, чтобы скрыть их от красного наблюдателя на очень высокой Брыньковской колокольне. Против окопов он послал пехоту. Думаю, что это были пленные из-под Ольгинской. Хоть мы и были закрыты от глаз красных наблюдателей лесом, но они подозревали наше присутствие там и каждые три минуты посылали нам гранаты, раскидывая их по всем направлениям. Так проходили часы. Этот беспорядочный обстрел нас очень нервировал: не знаешь, куда упадет следующая граната. Трудно переносить обстрел, ничего против не делая. Казаки становились угрюмы.

Были любопытные случаи. Три офицера конно-горной уселись на земле играть в карты. Граната упала как раз на карты, ушла глубоко, потому что стреляли издали и гранаты падали почти вертикально, не дала разрыва, а лишь дымок. Камуфлет! Чертовски повезло!

Мне тоже повезло. Меня вдруг охватило беспокойство. Я поднялся и думал укрыться у орудия, но там все места были уже заняты. Тогда я подошел к передку и прижался к нему со стороны колеса, делая вид, что я что-то ищу на нем. Я не слышал разрыва, очутился на четвереньках, и что-то сильно ударило в затылок. “Убит”, — пронеслось в голове. Осторожно отер лоб и посмотрел на руку — крови нет. Дотронулся со страхом до затылка, ожидая нащупать ужасную рану, — ничего. Тогда, осмелев, стал ворочать головой — ничего. Двигать руками — ничего. Тогда встал и увидал за собой воронку, как раз там, где я раньше сидел. Очевидно, в затылок попал ком земли или ударила подножка колеса, так как при разрыве лошади дернули. Мне очень повезло, что-то меня предупредило об опасности и заставило уйти, когда уже граната летела, то есть в последнюю секунду.

Были и другие подобные случаи, но были и убитые люди и лошади, и это длилось очень, очень долго.

Около трех часов пополудни наша пехота пошла в атаку на окопы, потом повернулась и пустилась бежать. Красные не выдержали, вылезли из окопов и пустились ее преследовать. Наши бежали все резвей к леску. Красные потеряли всякий строй в преследовании. Этого-то и ждал Бабиев. Из-за леска внезапно вылетели наши полки и пустились рубить теперь уже удирающих красных. Сразу с налета полки ворвались в станицу Брыньковскую и даже прошли за нее, всюду рубя растерявшихся красных. Урон был страшный, и победа полной. Мы, батареи, шли за полками на рысях, но не могли за ними угнаться.

Выйдя из-за леска, мы увидели поле, буквально усеянное трупами красных. Было трудно провезти орудие, не раздавив трупа. Казаки отомстили за молчаливые потери за леском. Были прекрасные удары: черепа срезаны блюдцем и открыты, как крышка коробки, которая держалась только на полоске кожи. Понятно было, что в древности делали из черепов кубки, — все это были готовые кубки.

Я шел впереди своего первого орудия, тщательно выбирая дорогу между трупами, чтобы провести батарею, не раздавив их. А сзади меня мои ездовые старались наехать колесом на голову, и она лопалась под колесом, как арбуз. Напрасно я ругался, они божились, что наехали случайно. В конце концов я уехал дальше вперед, чтобы не слышать этого ужасного хруста и отвратительного гогота, когда еще не совсем мертвый красный дергался конвульсивно. В этот момент я ненавидел своих людей. Это были какие-то неандертальцы.

Но странно. Они увидели щенка, выпавшего из мешка зарубленного. Тогда вдруг все разжалобились.

— Нельзя же его здесь оставить. Он ведь погибнет.

Один соскочил и подобрал щенка.

— Осторожно, ты, своими лапищами — он же маленький.

Что это такое? После гогота над дерганьем умирающего? Человек — великая тайна, но и большая сволочь.

Не доходя до Брыньковской, обе батареи остановились. Один солдат, отошедший для натуральной потребности, вернулся бегом.

— Там в двухстах шагах окопы и красные в них.

Полки прошли, не заметив их. Они были уже с той стороны станицы. Никаких наших частей поблизости не было. Мы были сильно обеспокоены. Все же установили орудия и пулеметы и послали разведчиков. Рота красных вышла из окопов и сдалась нам. Нас это вовсе не устраивало. Мы боялись наших пленных. Батареи беззащитны во время движения. Но мы, конечно, этого не показали. Обращались с ними сурово и повели в станицу. Там, к нашему большому облегчению, стояла на площади большая толпа пленных и несколько казаков их охраняли. Мы сдали им своих пленных, легли на землю и заснули. Но спать долго нам не пришлось. “По коням! Садись. Рысью!” — Бабиев звал нас.

БОЙ У ОЛЬГИНСКОЙ

Мы узнали, что красная кавалерия заняла у нас в тылу Ольгинскую, посеяв панику среди обозов и раненых. Константиновские юнкера храбро оттеснили красных, но нужно было спешно идти им на выручку. Бабиев вернул зарвавшиеся полки. Дивизия собралась и развернутым строем двинулась на Ольгинскую.

Мы прошли мимо красного разъезда, который по ошибке принял нас за своих и так перетрусил, поняв ошибку, что даже не решался удирать, а мялся на месте.

Мы с хода ударили по красной кавалерии. Бой был очень упорный. Наш взвод, два орудия, под начальством капитана Малова, командира взвода, послали на крайний правый фланг. Наших частей с нами не было. Против нас лава красной кавалерии и бронепоезд, который регулярно посылал нам шестидюймовый снаряд с небольшим перелетом, снаряд за снарядом и все по тому же месту. Укороти они на одно деление — и от нашего взвода остались бы рожки да ножки. Тогда я подумал: плохо стреляют без офицера. А сегодня я думаю, что стрелял именно офицер и стрелял очень хорошо. Он, очевидно, нас щадил и стрелял так, чтобы с броневика казалось: все попадания.