Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу

Если бы вы видели эту девушку, то поняли бы, почему я взял ее с собой. Но я ей, разумеется, ничего не говорил о себе. А она и вправду сказала, что я партнер ее отца? О Геракл, до чего же она самонадеянна!

– Кроме этого, у тебя с собой оказался кошелек, в котором было сорок драхм, – не спуская с него подозрительного взгляда, произнес Октавиан. – И на тебе очень тонкий хитон, не военный, в котором мы обнаружили весьма интересный карманчик для ножа. Ты хочешь сказать, что тебя всем этим снабдили, провожая на костер, или что ты получил их в качестве платы за услуги писца?

Цезарион очень пожалел о том, что взял деньги и снова не облачился в свой простой красный военный хитон. Он согласился надеть новый хитон из-за маленького карманчика для ножа, который действительно ему пригодился.

– Ну, что скажешь? – настойчиво спросил Октавиан. Цезарион покачал головой.

– Некоторые из моих друзей дали мне денег, чтобы обеспечить меня средствами к существованию. Никто не просил меня вступать в борьбу с вами, император, да и я, признаться, не просил ни у кого помощи для этого. Мой план, как я уже сказал, заключался в том, чтобы тихо исчезнуть. Думаю, в этом мы можем найти взаимное понимание...

– Кто помогал тебе? – вступил в разговор смуглый человек, стоявший возле двери. Он говорил на латыни низким, рычащим голосом.

Цезарион мельком посмотрел на него и вновь перевел взгляд на императора.

– Я не назову их имен, – спокойно произнес юноша на латинском языке, чтобы показать, что он слышал вопрос мужчины, вмешавшегося в их беседу. – Я еще раз уверяю тебя в том, что против императора не планировалось никакого заговора. Единственное преступление людей, которые помогли мне, состояло в том, что они не желали моей преждевременной смерти.

Император удивленно поднял брови.

– Ты бегло говоришь на латыни, как мне и докладывали, – тоже переходя на латинский, заметил он. – Но тебя ведь воспитывали в надежде на то, что ты будешь править римлянами, разве не так? Я боюсь, что не могу принять твои заверения.

Темнокожий человек отошел от двери и медленно приблизился к юноше. Его тяжелая рука опустилась на плечо Цезариона, но он заставил себя стоять спокойно и не оборачиваться.

– Сколько людей знает о том, что ты жив? – прозвучал низкий голос у самого уха.

Цезарион стоял, выпрямившись, изо всех сил стараясь сохранять самообладание.

– Вскоре они узнают о том, что я мертв, – сказал он и позволил себе повернуться, чтобы взглянуть на мрачное лицо. – Я полагаю, ты Марк Випсаний Агриппа?

Император невольно фыркнул от изумления. Агриппа же нахмурился. Предположение оказалось верным: главный генерал императора и его правая рука должен принимать участие в решении всех его самых секретных дел. По поведению Арея было видно, что философ находился здесь лишь потому, что именно он доставил во дворец Цезариона. Скорее всего, теперь, когда они заговорили на латыни, он даже не понимал их.

– Ты представляешь для нас проблему, – сказал Октавиан. – Тебя во всеуслышание провозгласили мертвым. Твой прах провезли вдоль всего Нила, от самых верховьев, и выставили напоказ в каждом городе от Александрии до Коптоса. Твое возвращение похоже на чудо. Если мы признаем, что ошиблись, люди будут сомневаться во всех последующих заявлениях, которые мы сделаем. В результате твоего воскресения появится множество самозванцев.

– Целый отряд цезарионов, которые воскресли из мертвых, – осклабившись, пробормотал Агриппа. – А с ними, возможно, будет еще парочка клеопатр, чтобы составить компанию.

– Я не рассчитываю услышать публичные извинения за допущенную ошибку, – заявил Цезарион, и его приятно удивило собственное хладнокровие. – Однако вы легко можете исправить ее в узком кругу.

– Вопрос в том, можем ли мы это сделать, – ответил Октавиан. – Сколько людей знает о том, что ты жив?

– Очень немного. – Цезарион пожал плечами. – Император, ты сам знаешь, как легко нас предали наши друзья. Если бы я попросил о помощи троих, то по меньшей мере один из них предал бы меня.

– В таком случае кто те двое, что помогали тебе? – спросил Агриппа.

Цезарион стоял, глядя прямо перед собой, и ничего не говорил в ответ. Рука генерала сжала плечо юноши еще сильнее, а вторая схватила его за подбородок, повернув голову таким образом, что ему приходилось смотреть прямо в глубоко посаженные глаза Агриппы.

– Официально ты мертв, – напомнил ему Агриппа. – Никто даже не узнает о том, что мы с тобой сделаем. Ты думаешь, мы не сможем силой выведать у тебя правду?

Цезарион тяжело сглотнул и со стыдом понял, что генерал это заметил. Юноша вспомнил о том, как легко сломал его центурион Гортал в Птолемаиде. Тогда он не поверил, что кто-то осмелится причинить царю вред. Сейчас Цезарион нисколько не сомневался в том, что этих людей никто и ничто не остановит.

Агриппа отпустил его подбородок, и юноша почувствовал, как жесткий палец переместился на затылок и потер оставшиеся на коже шрамы. Он вспомнил нежные прикосновения Meлантэ сегодня утром, которая притрагивалась к толстым полоскам, исследуя их с любопытством и любовью, желая больше знать о нем. Ощутив дрожь в своем теле, он закрыл глаза.

– Откуда у тебя это? – спросил Агриппа.

О Аполлон, пожалуйста, только не это!

Он услышал, как император встал и подошел, чтобы посмотреть. Палец Октавиана прошелся но одному из шрамов, которые остались на черепе Цезариона от каленого железа.

– Я слышал о таком методе, – сказал Октавиан. – Мой дядя однажды упоминал, что так лечат проклятую болезнь. Раскаленным железом.

– Именно этим способом лечили царя? – не скрывая удивления, спросил Агриппа.

– Полагаю, царица желала, чтобы он исцелился, – спокойно произнес император. – И я не слышал, чтобы он когда-нибудь противился ее желаниям и приказам. – Октавиан вернулся к своей скамье и сел. – Или ты по собственной воле прошел через это?

Цезарион не ответил. От воспоминания о прижигании железом у него перехватило дыхание, и он знал, что у него вы рвется крик, если он ответит. Почему они не вернут ему лекарство? О Дионис, какое унижение, если с ним именно сейчас случится приступ!

– Мой дядя никогда не подпустил бы к себе врача, – сообщил ему Октавиан и наклонился вперед, пронзительно глядя на юношу. – Ты бы согласился на такое лечение снова? Наверняка ты знаешь – гораздо лучше других, – что такое боль. Как ты думаешь, сколько тебе удастся выдержать?

– Арей, ты понимаешь, о чем они говорят? – громко вскричал Цезарион на греческом. – Они собираются пытать меня, чтобы узнать имена друзей, помогавших мне. И ты это одобряешь?

От страха философ, казалось, готов был вжаться в стену. Цезарион снова взглянул на Октавиана.